Велимир Хлебников: тайна русского гения. Основные черты творчества

Велимир Хлебников. Доски Судьбы. Василий Бабков. Контексты Досок Судьбы. М., Рубеж столетий, 2000

Р.В. Дуганов. Велимир Хлебников и русская литература. М., Прогресс-Плеяда, 2008

С.В. Старкина. Велимир Хлебников. М., Молодая гвардия, 2007

1. В наше время, когда так многое в культуре и обществе обесценивается и умирает, наследие Велимира (Виктора Владимировича) Хлебникова (1885-1922) снова начинает звучать актуально. Есть в нем что-то более прочное, чем преходящая мода, культурные течения и наслоения. С другой стороны, оно неизбежно отражает уникальную российскую ситуацию начала XX века - период войн и революций, в котором отражаются наши проблемы. Тогда потоками лилась кровь, бушевала разрушительная стихия, но не было недостатка и в созидательной энергии, - открывались пути, появлялись надежды, у поэтов и художников многое получалось. "После купания в водах смерти люд станет другим" (В. Хлебников). Нечто подобное таким прорывам происходило в России на изломе перестройки в конце века, когда у интеллигенции возникли новые иллюзии: ей казалось возможным быстро и позитивно повлиять на социальные процессы - своим словом. Правда, масштабы трагедии были разными, и теперь отрезвление и разочарование наступило быстрее - энтузиазма и сил оказалось меньше, а цинизма гораздо больше... Когда умер Хлебников, один крайне осторожный критик, именно, может быть, по осторожности, назвал все его дело "несуразными попытками обновить речь и стих" и от имени "не только литературных консерваторов" объявил ненужною его "непоэтическую поэзию". Все зависит, конечно, от того, что разумел критик под словом литература. Если под литературой разуметь периферию литературного и журнального производства, легкость осторожных мыслей, он прав. Но есть литература на глубине, есть жестокая борьба за новое зрение, с бесплодными удачами, с нужными, сознательными "ошибками", с восстаниями решительными, с переговорами, сражениями и смертями. И смерти при этом деле бывают подлинные, не метафорические. Смерти людей и поколений. (Ю. Тынянов ) Творчество Хлебникова не сводится к поэзии и литературе в узком смысле: речь в нем идет о настоящей жизни и бытии, хотя и в нетривиальном значении, далеком от идеалов общества потребления. Сегодня, в период смены культурной эпохи и разрушения старого языка и ценностей, грядет очередная волна, когда Хлебников оказывается востребованным и понятым - пусть пока немногими. Хлебников написал даже не стихи, не поэмы, а огромный всероссийский требник-образник, из которого столетия и столетия будут черпать все, кому не лень. Речь Хлебникова... абсолютно светская и мирская русская речь, впервые прозвучавшая за все время существования русской книжной грамоты. Если при н ять такой взгляд, отпадает необходимость считать Хлебникова каким-то колдуном или шаманом. (О. Мандельштам) В начале нового тысячелетия издано новое шеститомное собрание сочинений под ред. Р.В. Дуганова и Е.Р. Арензона. Совсем недавно опубликовано две книги: посмертный сборник статей Р.В. Дуганова (1940-1998), известного исследователя наследия поэта, а также первая подробная и цельная биография Хлебникова в серии ЖЗЛ, написанная специалистом по русскому авангарду С.В. Старкиной. Стоит отметить также большую главу "Вселенная Велимира Хлебникова" в книге К. Кедрова "Поэтический космос". На острове вы. Зовется он Хлебников. Среди разъяренных учебников Стоит, как остров, храбрый Хлебников - Остров высокого звездного духа. Только на поприще острова сухо - Он омывается морем ничтожества. (В. Хлебников. Дети Выдры) Создавая вместе со своими единомышленниками новые литературные жанры, не подпадая под ярлыки и не вписываясь ни в одно формальное направление (но оказывая влияние на ряд из них), Хлебников смело открывал недоступные ранее стороны реальности. Его прозрения уводят в глубины и на высоты, недосягаемые однако без серьезной работы души и духа, которая сейчас не в моде. Он был не от мира сего, "архаистом и утопистом" - и одновременно "человеком огромных знаний и острейшего чувства действительности" (О. Брик). Методы стандартной академической филологии явно недостаточны, чтобы охватить все грани наследия Хлебникова. Хотя в 1920-30-е г. были сделаны крупные достижения в теории, давшие начало новой советской школе языкознания и литературоведения (Тынянов, Эйхенбаум...), и здесь многие идеи были преданы забвению, чтобы теперь возрождаться - во многом трудами "непрофессионалов" и "дилетантов". Вот почему основное внимание мы уделим книге доктора биологических наук Василия Васильевича Бабкова (1946-2006). Судьба и вся жизнь Василия Бабкова и его жены Елены Саканян оказалась тесно переплетена с судьбой и творчеством Хлебникова. Елена (Нелли) Саканян (1944-2003), известный кинорежиссер и драматург, посвятила поэту два фильма: "Путешествие с Двойником" ("Первые хлебниковские игры", 1992) и "Доски Судьбы" (1994). Последний был впервые показан по телевидению только 13 февраля 2004 г. - в день ее рождения, но через год после смерти. "Доски Судьбы" - плод многолетних трудов и последнее творение Хлебникова - получили широкую известность, однако немногие знакомы с оригиналом этого сочинения, состоящего из семи "листов" (доски судьбы, давшие название книге, используются при исчислении времени и гаданиях тибетскими и калмыцкими астрологами). Поэт начал издавать его незадолго перед смертью; видимо, он увидел вышедшим из типографии только первый лист, отпечатанный в мае 1922 г. тиражом 500 экз. - в долг. После посмертного третьего листа издание прекратилось (типография закрылась, разрешение Главлита было уничтожено, 200 экз. тиража сданы в макулатуру). Лишь недавно В. Бабков на собственные средства осуществил первое полное издание этой книги, снабдив ее обширными пояснениями и комментариями: Моя Хлебниковская книжечка, которую 12 лет читала только Нелли, но в мае 2001 -го мы ее за свои деньги издали-таки. (Из письма в редак цию "Вестника") За это ему благодарны многие исследователи Хлебникова. 2. В. Маяковский, считавший Хлебникова своим учителем и даже завидовавший его дарованию ("Если бы я мог писать так, как Витя..."), назвал его "великолепнейшим и честнейшим рыцарем в нашей поэтической борьбе". "От него пахнет святостью", - сказал Вяч. Иванов. Даниил Андреев рисует яркий образ вечного странника Хлебникова, точно отмечая многие детали его драматической биографии: Как будто музыкант крылатый - Невидимый владыка бури - Мчит олимпийские раскаты По сломанной клавиатуре. Аккорды... лязг... И звёздный гений, Вширь распластав крыла видений, Вторгается, как смерть сама, В надтреснутый сосуд ума. Быт скуден: койка, стол со стулом. Но всё равно: он витязь, воин; Ведь через сердце мчатся с гулом Орудия грядущих боен. Галлюцинант... глаза - как дети... Он не жилец на этом свете, Но он открыл возврат времён, Он вычислил рычаг племён. Тавриз, Баку, Москва, Царицын Выплевывают оборванца В бездомье, в путь, в вагон, к станицам, Где ветр дикарский кружит в танце, Где расы крепли на просторе: Там, от азийских плоскогорий, Снегов колебля бахрому, Несутся демоны к нему. А мир-то пуст... А жизнь морозна... А голод точит, нудит, ноет. О голод, смерть, защитник грозный От рож и плясок паранойи! Исправить замысел безумный Лишь ты могла б рукой бесшумной. Избавь от будущих скорбей: Сосуд надтреснутый разбей. Сам Андреев, который своей личностью и визионерским опытом оказал влияние на Е. Саканян и В. Бабкова не менее чем Хлебников, был человеком совсем другого склада - с характерным духовным напряжением и ответственностью (см. ). Такими же он хотел видеть всех людей, наделенных свыше талантом. В его "Розе Мира" говорится о продолжении "все той же вестнической тенденции, хотя и искажённой... в бредовых идеях Хлебникова о преображении Земли и в его сумасшедших мечтах - стать правителем земного шара для этой цели". После трагических событий российской истории, которые Андреев пропустил через свою жизнь, его можно понять. Однако трудно согласиться с тем, что предназначение Хлебникова - лишь быть в ряду вестников России. "Дары духа", в том числе у поэтов, различны: пророчества, истолкования, говорение на языках... Уникален и феномен Хлебникова. Хлебникова же нельзя отделить от его слова, рассказать о нем своими словами, тогда как литературная личность Блока или Маяковского (при всем их различии) свободно выходит из текста, и в этом, конечно, особая сила их воздействия на читателя... Смысловая насыщенность его стихов, не освещенная живым человеческим голосом, личным чувством, всегда затрудняла непосредственное восприятие даже тех произведений, в которых, несмотря на высокую степень объективации, лирическое содержание предстает совершенно наглядно. (Р.В. Дуганов. Проблема эпического в эстетике и поэтике Хлебникова) По словам Р.В. Дуганова, поэтический мир Хлебникова - внеличный энергийно-смысловой мир, его содержание - объективная внеличная данность, чистая взаимосвязанность и взаимоотнесенность смысла. В своем творчестве, поглощавшем его жизнь почти без остатка, поэт высоко поднимался над людьми и земными заботами, проникал в иные вселенные. Таинственная нить уводила меня в мир бытия, и я узнавал Вселенную внутри моего кровяного шарика.
Я узнавал главное ядро своей мысли как величественное небо, в котором я нахожусь.
Запах времени соединял меня с той работой, которой я не верил перед тем как потонул, увлеченный ее ничтожеством. Первым по стихотворному таланту, глубине и силе проникновения был Хлебников, за ним следовали Г. Петников, В. Каменский, Н. Асеев, позднее обэриуты, Д. Хармс, Н. Заболоцкий... На многих из них личные встречи с Хлебниковым оказали решающее влияние, хотя он никогда не стремился к этому. Герои этой эпохи смело прошли через высшие миры. Человеческие этические категории и мерки - пусть высокого мессианского служения - уже неприменимы к ним: страдания и даже смерть незаметны на этих масштабах. Весь земной шар не был для них тяжел: Хлебников держал его "на мизинце правой руки". Будучи молоды и полны максимализма, они видели себя во главе глобальных процессов преобразования общества и не жалели ни себя, ни других. А жить большинству из них было суждено мало - если не физически, то свободной творческой жизнью, вскоре ставшей почти невозможной в Советском Союзе. Несмотря на крайне трудные материальные условия, они не чувствовали трагизма ситуации и вели себя как дети - чистые и непосредственные, иногда легкомысленные и жестокие, так и не успевшие повзрослеть. Вещи, с которыми они имели дело, были слишком серьезны, а игры - опасны, особенно при сохранении обычного человеческого эгоизма и честолюбия. Пожалуй, в преодолении последних Хлебников продвинулся дальше остальных, но все же не до конца: высокая самооценка была ловушкой и для него. На собрании 1915 г., где поэт был избран Председателем Земного Шара, он плакал: Есенин и Мариенгоф отобрали у него перстень, данный на время Глубоковским. Обладая высокой чуткостью, поэты авангарда ловили энергию слова, и шли к его истокам, возвращались к древнеславянским языческим корням и даже приобщались к "ангельскому языку" и "довременному слову". Вскрывая, освобождая и переворачивая древние и новые слои языка, собирая и уплотняя смыслы, эти люди сами занимались практическим слово- и языкотворчеством, создавали могущественные мантры-заклинания. Они ушли, оставив после себя неоценимые и сокровища, которые невидимо, но прочно вошли в духовную ткань нашей культуры. Однако многие ключи к ним оказались утеряны - каждое поколение должно искать их заново. Когда Хлебников написал: " Когда я написал "Манч, манч, эхамчи" (с этими словами умирает фараон), - я плакал, я рыдал, а сейчас, - говорит Хлебников, - эти слова, эти звукосочетания для меня ничего не значат " . Но это означало одно: в тот момент, когда он это писал, отверзлась дверь мироздания, а в тот момент, когда, говоря сегодняшним языком, чакры закрыты, те же самые ангельские магические звуки не будут значить ничего, даже для самого В. Хлебникова . (К. Кедров) Впрочем, еще в начале нашей эры апостол Павел был восхищен до третьего неба, где слышал неизреченные слова (2 Кор.12). Он "более всех говорил языками" (1 Кор. 14:18) и в то же время твердо стоял до конца в вере и свободе и оказал огромное влияние на ход западной истории, став основоположником и проповедником христианства для язычников. 3. В. Хлебников обучался на математическом и естественном отделениях физико-математического факультета в Казанском и Санкт-Петербургском университетах (затем он подал заявление о переводе на факультет восточных языков по разряду санскритской словесности, а вскоре - на славянско-русское отделение историко-филологического факультета). Еще в 1905 г. он поставил себе задачу: найти "чистые законы времени". Подобно евангельскому Христу, он мечтал "накормить весь земной шар хлебом одного и того же числа" - сама его фамилия говорила об этом (хлеб - символ учения, Слова). Я дал обещанье все понять, Чтобы простить всем и все И научить их этому. Я собрал старинные книги, Собирал урожаи числа, кривым серпом памяти... (В. Хлебников) Как пишет Р.В. Дуганов, Хлебников шел к поэтическому слову от естествознания, филологии и математики, причем в его творчестве много раз происходили перевороты "от слова к числу" и "от числа к слову". По замечанию С. Старкиной, периоды "слова" обычно были связаны с хандрой и усталостью, а периоды "числа" - с эмоциональным подъемом. Целыми днями просиживая в библиотеке и штудируя энциклопедии, Хлебников делил свои время и силы между арифметическими вычислениями, изучением исторических событий и стихами: "У вас три осады: осада времени, слова и множеств". Судьбы исторических личностей и своих знакомых Хлебников использовал как экспериментальный материал для своих числовых исследований. Да и на себя, на свой внутренний мир и судьбу поэт глядел как на звездное небо. Незадолго до смерти Хлебников рассказывал сам о себе: Это был великий числяр. Каждый зверь был для него особое число. У людей были свои личные числа. Он узнавал личное число по поступи, по запаху, подобно собакам. Задача была решена через 16 лет: в 1921 году поэт обнаружил числовые ритмы, связывающие строение космоса, события истории и человеческой жизни. "Прошу эти записи не показывать академическим кругам, но если сможете напечатать, то напечатайте", - так закончил Велимир Хлебников "Доски Судьбы". Эти горькие слова поставил и В. Бабков эпиграфом к своей книге... Сегодня у вычислений Хлебникова есть и восторженные сторонники, и противники, которые со скрупулезной мелочностью находят в них ошибки. Его "методы расчета" (а сам он сумел еще в 1912 г. предвидеть революцию 1917 года) до сих пор прагматически используются для предсказаний новых событий, войн и катаклизмов. В интернете даже появились соответствующие математические программы, но вот стремления к пониманию на должном уровне почти что нет... Поэт писал с оптимизмом: "Открыл основной закон времени и думаю, что теперь так же легко предвидеть события, как считать до 3". Однако обычной науки (тем более современной) здесь явно не хватает - нужна духовная практика. Научиться считать до трех "по-настоящему" не так уж просто - символика вращающейся Троицы весьма сложна для нашего двухполушарного мозга. И все-таки поставленные задачи могут быть решены - именно через человека. Ведь он и есть "машина времени" по переработке прошлого в будущее, в его сознании происходит встреча высших и низших миров, "трех времен" - прошедшего, настоящего, будущего. Слово, доступное человеку, через свой смысл и звук зацепляет и сгущает пространство и время. С метафизической точки зрения, строение Вселенной подчинено человеку (антропный принцип в космологии). Попыткам понять природу времени на протяжении тысячелетий отдавали силы ученые, философы, теологи, поэты (можно вспомнить Тита Лукреция Кара, бл. Августина...), и эта линия не обрывалась никогда. Например, формальная теория трехмерного времени была разработана конструктором Р.Л. Бартини (1897-1974), бежавшим от диктатуры Муссолини и прошедшим через советские тюрьмы и шарашки. Эта теория нашла применение в авиастроении и для решения прикладных задач в физике и механике, заметно упрощая вычисления. Но Бартини не ограничился этим, он много занимался и философией: Прошлое, настоящее и будущее - одно и то же. В этом смысле время похоже на дорогу: она не исчезает после того, как мы прошли по ней , и не возникает сию секунду, открываясь за поворотом. Победа над смертоносным временем, выход за его ограничения - одно из важнейших мистических прозрений в любой духовной традиции. Татхагата знает и видит знаки трех миров [ трех времен] такими, каковы они есть: нет рождений и нет смертей, нет отступления назад и нет продвижения вперед... Нет трех миров, как три мира видятся. Все это Татхагата видит ясно, без ошибок . (Лотосовая сутра) К такому мироощущению пришел и Хлебников, ставший Королем Времени: ...Понял вдруг: нет времени На крыльях поднят как орел, я видел сразу, что было и будет Пружины троек видел я и двоек В железном чучеле миров. Стандартная фраза "он опередил свое время" в применении к поэту звучит более чем справедливо, скорее даже слишком банально и слабо. Он чувствовал, что обрел способность пророчества и был способен видеть свою жизнь в трех измерениях времени : Когда будущее становится благодаря этим выкладкам прозрачным, теряется чувство времени, кажется, что стоишь неподвижно на палубе предвидения будущего. Чувство времени исчезает, и оно походит на поле впереди и поле сзади, становится своего рода пространством. ( В. Хлебников. Письмо П.В. Митуричу 14.3.22) Хлебников был "гражданином всей истории" (О. Мандельштам). Как пишет К. Кедров, он оставил нам карту своего Государства времени, которое возвышается над Государством пространства и вмещает прошлое, будущее и настоящее человечества. В нем поэт жил и странствовал, и приглашал туда других - "подняться на такую высоту, чтобы кругозор настоящего обладал лучом в сотни лет на прошлое и будущее пространства". Герои многих его поэм, повестей и пьес действуют свободно от привычных ограничений пространства и времени (хотя и не от своих судеб). 4. Основную роль в числовых построениях и формулах "закона времени" играют степени двойки и тройки: "Два движет - трется три" (ср. Лк.12:52). Дело и душа начинаются с буквы д , тело и труд - с буквы т . Впрочем, 2 и 3 - лишь "простейшие четное и нечетное число", дальше формулы Хлебникова множатся и усложняются. Он применяет к истории и другие циклы - 28 = 4х7, 108 (число бусин в восточных четках), 365 лет (год богов), 317 = 365 - 48, 413... Еще в 1915 г. Хлебников поверг в транс ученых-математиков своим докладом "О колебательных волнах 317-ти", проходившим на квартире у Осипа Брика. Там он говорил сразу и о законах движении планет, и о периодах жизни Пушкина... Не так просто "достойно ответить на вызов Хлебникова" (В. Бабков), найти подходы к его дискурсу, находящемуся на стыке гуманитарных и естественных наук - физики, математики, биологии, истории, лингвистики. Определенные подсказки можно обнаружить и в древних духовных традициях, знатоком которых он был. Времена в 2 n дней означают рост некоторого события, бывшего однажды... 2 - дорога расцвета, рост объема событий, количественный рост явления. Бинарная (двоичная) кодировка задает строение всего мироздания. Двойка - символ дерева познания добра и зла, разделения единого, дробления живой клетки. Как сказано в Талмуде, "два лучше трех". С тройкой связана динамика всякого процесса. 3 это колесо смерти, потому что при нем события идут от жизни к смерти, клонятся к упадку, катятся по дороге смерти. Восточная Троица (боги Брахма, Вишну и Шива) символизирует сотворение, поддержание и разрушение мира. Сюда же относится диалектика триады Гегеля. Найдены часы человечества. Стоит только от узлового дня отложить степени двух и степени трех дней, и если узловой день был со знаком +, то через степени двух пойдут события того же знака, а через степени трех... обратные узловому. Справедливости ради надо сказать: насчет часов Хлебников не был первым. Соответствующая числовая символика играет огромную роль во всех сакральных и текстах и мифах. Особое влияние на поэта оказала буддийская культура, которую он впитывал еще мальчиком в родных калмыцких степях, наблюдая молитвенные колеса лам. В буддизме Бхавачакра - колесо сансары , которое сжимает в своих когтях владыка смерти Яма (или демон Мара). В самом центре этого колеса расположены три яда - жадность, ненависть, неведение; их символизируют три животных - петух, змея, кабан. На старых русских рисунках изображается сердце грешника с живущими в нем змеей (злобой), лисой (коварством), свиньей (ленью). Гордыня, зависть, алчность - вот в сердцах Три жгучих искры, что вовек не дремлют. (Данте. Ад 6:75-76) Они и двигают колесо сансары. Трата и труд и трение, Теките из озера три! (В. Хлебников) Следуя за Пифагором и еврейской каббалой, Хлебников считал, что на протяжении тысячи лет человек трижды рождается и умирает в трех новых обликах. Я не умру. Я чашу жизни пил...
Но если бы, мучительный три раза
Свершая круг, три раза умереть
И вновь ожить три раза ты велела,
На зов бы твой пошел я...
(И. Анненский. Царь Иксион, ср. 2Кор. 12:8) Колесо сансары имеет пять (иногда шесть) секторов, изображающих чувственные миры, в которых перерождаются живые существа. Христос накормил толпу пятью хлебами, дав пищу пяти органам чувств (Мф.14:17). Пятерка также символизирует Законодателя (в еврейской Торе - пять книг), обладающего грозными ликами, человеческими и звериными, многократно отражающимися в творениях Хлебникова. Каждый день восседает Метатрон три часа на небесной выси и собирает все души почивших, которые умерли в утробе своей матери, и младенцев, которые умерли у груди своей матери, и школьников, которые умерли, когда изучали Пять Частей Торы. (Третья книга Еноха) В 18 лет Хлебников провел месяц в тюрьме за участие в студенческой демонстрации. После этого его восприятие мира радикально изменилось. Тогда же он составил свое завещание - как программу и одновременно итог своей будущей жизни . Там, в разделе "О пяти и более чувств", поэт писал: Пять ликов, их пять, но мало. Отчего не: одно, но велико... Есть некоторое много, протяженное многообразие , непрерывно изменяющееся, которое по отношению к нашим пяти чувствам находится в том же положении, в каком двупротяженное непрерывное пространство находится по отношению к треугольнику, кругу, разрезу яйца, прямоугольнику... Оно подняло львиную голову и смотрит на нас, но уста его сомкнуты. Согласно пифагорейцам, Платону и Кеплеру, строение Земли и космоса описывается правильными многогранниками с такими осями - додекаэдром (12 пятиугольных граней, 30 ребер, 20 вершин) и икосаэдром (20 треугольных граней, 30 ребер, 12 вершин). В биологии симметрия пятого порядка характерна для живых структур (многие вирусы, морская звезда, рука человека...). Все это пространство освоено мыслью Хлебникова. Хлебников, выдвинув 20-гранную структуру Земли-Зангези, ведет диалог с Пифагорейцами ... Т олько 20 - число Земли, число генетического кода . (В. Бабков) На периферии колеса расположены двенадцать нидан - звеньев цепи взаимозависимого происхождения. Так устроен часовой механизм бытия, через который реализуются благородные истины Будды о страдании-тяготе. В мифологии двенадцатеричная символика соответствует звездному зодиаку. В библейской традиции каждое колено Израиля символизируется определенным животным, которое изображено на его флаге (Иуда - лев, Иосиф - телец...). С этим же зодиаком связан круг христианских апостолов, которые вечно продолжают действовать в мире и крутить колесо времени, осуществляя свое служение. "Имена ваши записаны на небесах" (Лк.10:20). "Люди и звезды - братва!" (В. Хлебников). В драме "Ошибка смерти", где Хлебников изображает периодически повторяющуюся Тайную вечерю, 12 гостей ведут хоровод и пьют из черепов: Барышня Смерть : Друзья! Начало бала Смерти. Возьмемтесь за руки и будем кружиться ... Ты часы? Мы часы! 5. В. Бабков и другие исследователи говорят об очевидных параллелях идей Хлебникова с новым естествознанием начала века: общей и специальной теорией относительности, квантовой теорией, генетикой, космогонией... Целые числа, которые играли столь большую роль у Пифагора и Платона, оказались необходимыми новой физике для описания квантовых состояний. Одно ее из важнейших положений состоит в том, что миром, образно говоря, управляют волны. Эта идея, которая все больше проникает в биологию, социальные и гуманитарные науки, является одной из центральных для Хлебникова. Теория предсказаний Хлебникова, конечно, весьма сом-нительна, и не нужно больших усилий, чтобы доказать ее несостоятельность в целом, но сам факт ритмических биений пространственно-временного пульса трудно отрицать. В теории Хлебникова, конечно же, не хватает коэффици-ента случайности, а также возможных ускорений и замедле-ний ритма времен под воздействием многих факторов, но, повторяю, важен сам принцип. Отсюда ряд ошибок или не-точностей в других предсказаниях; но в главном он гениаль-ный провидец. Заблуждение часто следует рука об руку с прозрением. Хлебников явно поспешил с выводами и отстал от времени в своем стремлении построить некую таблицу Менделеева для всех событий. Здесь, как ни странно, поэт оказался даже старомоден в своем железном историческом детерминизме. В его таблице времени явно не хватает квантовых скачков, принципа неопределенности, вероятности, случайности. Он почти опережал теорию относительности, но явно не успевал за квантовой механикой. Заметим, что в такой же ситуации оказался сам Эйнштейн, так и не принявший Гейзенберга и Нильса Бора. (К. Кедров . Поэтический космос ) Построения "закона времени" действительно уязвимы и страдают субъективными оценками. Впрочем, столь суровая критика справедлива скорее по отношению к современным открывателям, которые выглядят банальными эпигонами Хлебникова и не обладают его талантом. Такова "новая хронология" А.Т. Фоменко, где на основе данных астрологического типа совмещаются и напрямую отождествляются лица и события из разных эпох и стран (по Хлебникову, "веками позже, но в те же дни"). Для математика астрологическая повторяемость - обычное разложение по волнам, в ряды Фурье... Однако построение новых жестких схем и систем взамен "традиционной" науки неуместно и воистину является заблуждением. Ю. Тынянов говорит о числовых построениях Хлебникова: Может быть специалистам они покажутся неосновательными, а читателям только интересными. Но нужна упорная работа мысли, вера в нее, научная по материалу работа - пусть даже неприемлемая для науки, - чтобы возникали в литературе новые явления. Совсем не так велика пропасть между методами науки и искусства. Только то, что в науке имеет самодовлеющую ценность, то оказывается в искусстве резервуаром его энергии. В своей сущности метод Хлебникова есть живое познание - мифологическое, поэтическое и научное; его тексты в высшей степени многомерны. Числовые ряды, как и звукотворчество, открывают перспективы для ищущего, дают новые возможности. "Я не выдумывал эти законы: я просто брал живые величины времени, стараясь раздеться донага от существующих учений". Наука (поэзия и проч.), реально творимая живыми людьми в определенную эпоху, опирается на нечто, вне науки находящееся, - на жизненное отношение к окружающему, свойственное времени и месту. Ибо научное исследование возможно, когда объяснение идет не дальше некоего уровня представлений, принимаемого научным сообществом как данное, - научной мифологии. Хлебников - с одной стороны, Вавилов, Планк, Эйнштейн - с другой, питались одной и той же мифологией, почерпая из нее исходные интуиции. Коснуться некоторых концепций нового естествознания начала века полезно, чтобы расширить круг ассоциаций для более полного понимания Хлебникова. Ведь Хлебников обладал серьезными познаниями во множестве областей, он знал обо всех вещах именно то, что нужно знать, и последовательно уничтожал указатели на контекст истолкования. Вообще же его творчество ориентировано не на анализ, не на истолкования, но на мгновенное постижение-озарение: сразу и во всей полноте. (В. Бабков ) Сознавая все это, тот же К. Кедров пишет: Хлебников, и это самое интересное и важное, таков, что отнюдь нельзя сказать: это вот - верное толкование, а все иные - нет. Напротив, очень часто верно и то, и другое, хотя бы первое не могло одновременно сосуществовать со вторым, и некоторое третье, и т.д. Так что следует говорить о порождении смысло-образом серии дискретных ликов, которые в итоге замыкают круг полного мира смысло-образа. Некоторые современные авторы (напр., Ю.А. Лебедев) проводят параллели "Досок судьбы" с многомировой (эвереттовской) интерпретацией квантовой механики. В ней полная реальность складывается из множащихся в каждой точке ветвей бесконечно разнообразного мира, каждая из которых существует физически, "здесь и сейчас". История - не линия, а дерево, которое прорастает множеством "стройных многочленов, построенных на тройке и двойке". Этим объясняется неоднозначность, а иногда и сомнительность предсказаний "закона времени" - не все возможности реализуются в нашем мире, в иных мирах наши двойники могут оказаться более удачливы... Чтобы понять течение мысли Хлебникова, попробуем восстановить некоторые логические пробелы в его рассуждениях в терминах современной физике. О высших мирах можно говорить по-разному, в то числе на этом языке; мы последуем книге "Крылья Феникса. Введение в квантовую мифофизику" (). Здесь важно соотношение высшего и низшего, "квантового" и "классического" мира. Наш классический мир существует и развивается лишь благодаря тому, что происходят изменения в непроявленном - квантовом (на гуманитарном языке - архетипическом и мифологическом). Реальных событий в нашем проявленном мире нет, есть только непонятное изнутри и кажущееся бессмысленным чередование сцен какой-то драмы; в восточной терминологии это нереальное бытие . Наоборот, квантовый мир - невидимое реальное небытие . Здесь, в высшем мире, нет ни времени, ни эволюции, а играют в олны , идет смена фаз и чередование квантовых состояний. Это чередование проявляется дискретно и ведет к переходам измеряемых величин в четкой детерминированной последовательности; в результате необусловленное становится обусловленным. Отсюда сияние лучей власти. По мере спуска от потолка скрепы к ее полу, они утрачивают знаки власти и из "образов бога" делаются лучиной для самовара. Но тайны игры степеней известны очень мало; это нетронутая земля. Изучая снова, мы увидим высеченные кумиры древних божеств мира, как головы первых трех чисел в облаках тайны. (Доски Судьбы , Лист III ) Пока дискретности не возникло, каждый элемент высшего мира находится на своем месте - в неподвижном состоянии. Мир расположенных "на высотах" идолов (у Хлебникова - числовые показатели степени), сурово порицаемых в Библии, в то же время есть мир квантов. Сами по себе они неизменны, бездушны, не имеют силы: не способны действовать и двигаться, чувствовать боль и убивать. Это состояния абсолютной необусловленности, пустотности - буддийской шуньяты . Идолы, они же языческие боги (по Пифагору, "числа - боги на земле"), изготовлены из дерева жизни и питаются энергией проявленного мира. Это атрибуты Бога, дискретные дробные формы на границе двух миров, но уже не Бог (категория Единого, Безначального). ...Ставил упершиеся в небо Столбы для пения на берегу моря, Поставил и населил пением и жизнью молодежи Белые храмы времени, вытесанные из мертвого моря, Я нашел истины величавые и прямые, И они как великие боги вошли в храмы И сказали мне: "Здравствуй", протянув простодушные руки, Наполнили дыханием Пустынные белые храмы. (В. Хлебников) Проявленный мир локален и переходит от одного энтропийного состояния к другому, а нелокальный и недетерминированный мир существует над ним. С другой стороны, необусловленного нет без обусловленного - нижний мир взаимно влияет на верхний и обеспечивает его существование. Законы спускаются вниз, квантовые состояния в определенной последовательности переходят в проявленный мир. В действительности нет никакого взаимодействия волн и материи , подвижного и неподвижного, но есть лишь проявление и кажущееся уничтожение квантовых состояний (хотя на самом деле "наверху" ничего не происходит). На уровне мифов-архетипов происходит стирание некоторых высших законов и этапов, которые проявляются в нашем мире уже во времени. В результате внизу уничтожаются энергетические состояния - "выдергиваются" некие процессы, которые отражают глобальные квантовые явления. Возникают надломы в судьбах людей, катастрофические события, войны, природные катаклизмы и бедствия, а в конце концов - распад системы (в библейской терминологии - Страшный суд). С осознанием квантов обычный мир уже существовать не может. Подходя к порогу квантового мира, исследователь приближается к пониманию последних времен своей локальной системы отсчета и должен измениться сам. Как только квантовое знание становится доступным, система начинает исчезать. Я умер и засмеялся
Просто большое стало малым, малое большим
(В. Хлебников) Локальные уровни-состояния, соответствующие классической физике, получаются из высшей Реальности через отражение. Зона разделения земного и небесного, внешнего и внутреннего есть зеркало , в этом смысле мир квантовой физики - зазеркалье. 6. Комментируя построения Хлебникова, В. Бабков широко привлекает понятие энантиоморфизма (киральности). Это явление состоит в том, что в нашем пространстве есть правые и левые объекты - зеркально равные, но, подобно двум рукам или двум типам винтов, не совмещаемые поворотами. С ним связана асимметрия жизни: киральны многие органические молекулы и аминокислоты; лишь левовращающая глюкоза усваивается животными организмами; в подавляющем числе случаев раковины моллюсков закручены в правую сторону; сердце у позвоночных животных обычно расположено слева; полушария мозга выполняют разные функции... Понятие энантиоморфизма может быть приложено и к времени (по Хлебникову, "время - винтарь"): Из идеи нового естествознания о неразделимости времени и пространства в природных явлениях В.И. Вернадский выводил следствие: время должно иметь строение, не противоречащее строению пространства. Векторы пространства и жизненных сил полярны и энантиоморфны. Полярность времени бросается в глаза: жизненные процессы необратимы. Напротив, "видеть энантиоморфность векторов времени мы не умеем", говорил Вернадский, и отмечал [ в "Проблеме в ремени, пространства и с имметрии " ] две возможности: "энантиоморфность - resp . диссиметрия - не может выражаться во времени... или... энантиоморфность времени выражается в том, что в процессе, идущем во времени, закономерно проявляется, через определенные промежутки времени, диссиметрия"... Что же до Хлебникова, то он сумел видеть эту самую энантиоморфность векторов времени, и на этой способности построил законы времени в Досках Судьбы. В.И. Вернадский рассматривал молекулярную диссимметрию как особое "свойство пространства... связанного с жизнью". Предшественник Вернадского Луи Пастер считал, что диссиметрия непосредственно связана со свойствами космического пространства; Вернадский полагал, что она проявляется в спиральной структуре галактик. В. Бабков пишет: "Время-дление, внутреннее время в естествознании выступает не как альтернатива объективному времени, а как его структурный элемент". К очень близким представлениям пришел астрофизик Н.А. Козырев (1909-1983), который создавал свои теории на лагерных и тюремных нарах (его история описана в солженицынском "Архипелаге"). Такие, как вне коррозии, ноздрей петербуржской вздет, Николай Александрович Козырев - небесный интеллигент.
Он не замечает карманников. Явился он в мир стереть второй закон термодинамики и с ним тепловую смерть. Вольноотпущенник Времени возмущает его рабов. Лауреат сталинской премии на десять годов ввел формулу Тяжести Времени. Мир к этому не готов. (А. Вознесенский) Козырев развивал представления о структуре и длении времени, пытаясь объяснить его необратимость: "будущее и прошедшее всегда разделены сколь угодно малым, но не равным нулю промежутком пространства". Итак, время обладает следующими двумя свойствами: 1) Свойство скалярное... и 2) свойство векторное, которое представляется псе в довекторами хода времени * iC 2 . Ход времени, как реальный физический процесс, приводящий с точки зрения причины к существованию псевдове к тора одного знака, а с точки зрения следствия - псевдовектора другого знака, равноценен вращению причины относительно следствия с линейной скоростью C 2 или наоборот... Воз никает естественный вопрос, в че м сущность этого явления и как можно наглядно себе представить вращение двух заведомо неподвижных точек с конечной линейной скоростью. На этот вопрос мы не можем сейчас ответить. Но можно надеяться, что это явление станет я с нее в результате опытных и последующих теоретических исследований. Поэтому нам остаётся пока пользоваться только формальным представл е нием о ходе времени, как об относительном вращении причин и следс т вий. (Н. А. Козырев. Причинная или несимметричная механика в линейном приближении) Аналогичные идеи позднее развивал русско-бельгийский физико-химик Илья Пригожин и многие другие, однако их строгого научного обоснования не удалось дать никому. К сожалению, эти идеи часто становятся предметом недобросовестных и корыстных спекуляций в рамках "торсионных" подходов. 7. В законах Хлебникова каждому событию в истории или биографии личности соответствует противо событие : после оборота идет повторный оборот с противополож ным знаком. В. Бабков изображает этот процесс в виде расходящейся логарифмической спирали , которая на действительной оси пересекает наш мир . По К. Кедрову , орбита событий вращается восьмеркой и пер екручивается лентой Ме биуса (при обходе которой объект превращается в зеркальный) : Тейяр де Шарден спустя двадцать лет после смерти Хлебникова фактически повторяет его модель. Точка "Альфа" у Хлебникова - прошлое, а "Омега" - будущее. Расходясь по радиусу от центра вдаль, они сходят-ся по тангенсу в неком незримом центре, образуя непрерыв-ную линию мировых событий во вселенной Минковского - Эйнштейна. Эту спираль найдем и в загадочных изображениях в пустыне Наска (Перу), и в древней обсерватории у огне-поклонников- друидов, и в лабиринтах острова Валаам... Вспомним, что таково же строение фольклорного неба. Тангенциальный выход к центру - горловина чаши, коло-дец в созвездии Водолея, куда уходит Овен, и возвращение его по радиальной линии в точке пересечения небесного меридиана с небесным экватором, то есть на вершине горы - Голгофы - в центре воображаемого креста небес. Схема подлета к черной дыре подчиняется той же компо-зиции, и еще более поразительно, что таково же строение психологического пространства-времени в ощущении неко-торых людей, переживших клиническую смерть . Наконец, строение молекул ДНК и РНК, хранящих четырехмастную информацию генетического кода, - все та же двойная спираль. "Есть две змеи - жизни и смерти, на правой и левой стороне, и обе они сопровождают человека" (Зогар). Подобные символы находят отражение в теле (позвоночнике) человека и широко используются в восточной йоге; это также процессы восхождения и нисхождения Христа, отраженные в зеркале. Отсюда увлечение словами-перевертышами, события и противособытия, парные образы и зеркальные близнецы в текстах Хлебникова. И сам он встречает в зеркале своего двойника-Числобога, "короля государства времени". Ты и я - мы оба равны. Две священной единицы Мы враждующие части. Две враждующие дроби. В взорах розные зеницы. Две как мир старинных власти, Берем жезл и правим обе. (В. Хлебников) Каббалистическая книга Зогар говорит о существовании "правой и левой стороны", высшего и низшего, нынешнего и будущего миров, которые взаимно отражаются и проникают друг в друга - в борьбе и гармонии. Мир, в котором течение времени противоположно нашему при усл о вии действия тех же сил, должен быть равноценен нашему Миру, от раже н ному в зеркале. (Н. А. Козырев ) Причинно-следственные связи, а значит, и время меняют направление в противоположном мире, приходящем из будущего (иллюстрация этому дана в драме Хлебникова "Мирсконца"). Замысел Бога касается обоих миров; при понимании этого резко меняются мировоззрение и этические оценки, которые теряют свою двойственность. Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое - братья друг другу. Их нельзя отделить друг от друга. Поэтому и хорошие - не хороши, и плохие - не плохи, и жизнь - не жизнь, и смерть - не смерть. Поэтому каждый будет разорван в своей основе от начала. Но те, кто выше мира, - неразорванные, вечные. (Евангелие от Филиппа 10) Видеть обе противоположности и встать выше них - означает обрести цельность, вернуться от дерева познания добра и зла к дереву жизни, преодолеть грехопадение, победить смерть. Однако на этом пути - множество опасностей.
Еще раз, еще раз,
Я для вас
Звезда.
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи
И звезды:
Он разобьется о камни,
О подводные мели.
Горе и вам, взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни,
И камни будут надсмехаться
Над вами,
Как вы надсмехались
Надо мной
(В. Хлебников, ср. Мф. 21:42-44, Ис. 8:14) Как всегда, в стихах Хлебникова - далеко не только лирика, в них много "математически" точных слов, понимание которых еще впереди; в приложениях к "Доскам судьбы" автор иллюстрировал их геометрическими построениями. Впоследствии Козырев наблюдал (при помощи телескопа с закрытым объективом) воздействие звезды из того места, где она была в прошлом или даже (при правильном расчете) окажется в будущем... 8. Идеи Хлебникова перекликаются с труднейшими проблемами современной биологии и эволюционной теории. Здесь можно вспомнить номогенез - гипотезу, выдвинутую в 1922 г. Л.С. Бергом (1876-1950) и развитую А.А. Любищевым (1890-1972) и другими в противовес классическому дарвинизму. ( Н омос - закон; по еврейскому преданию, программа развития исторических событий и вообще мира заключена в письменном Законе - Торе.) В этой теории эволюция есть скорее раскрытие уже существующих задатков, чем случайный процесс отбора, а жизнь и вымирание популяций осуществляется на основе внутренних причин, по твердым законам. По словам Берга, в отличие от дарвинизма, где эволюция идет путем медленных, едва заметных изменений, в номогенезе развитие происходит скачками-пароксизмами (современные исследования дают сочетание этих двух картин эволюции). При этом действует принцип "филогенетического ускорения" - предварения признаков в онтогенезе. В. Бабков упоминает в этой связи близкие идеи Н. Кольцова и Н. Вавилова: Вавилов построил представление о гамме изменчивости - аналоге дискретного спектра энергетических уровней квантовой физики. [Он] выдвинул в 1920 году иное не-дарвиновское представление о едином круге допустимых превращений разнообразных признаков близких (и далековатых) организмов... Это можно сопоставить с метаморфозом "самовитого слова", с метаморфозом смыслообразов и даже с единым круге допустимых превращений, включающим все напечатанные и рукописные тексты, которые составляют интегральный текст Хлебникова. Мысль Вавилова об ограниченной и направленной изменчивости близка по духу мысли Хлебникова о подобных событиях, разделенных определенными интервалами времени. По большому счету, аминокислоты и нуклеотиды - лишь символы, буквы текста; глубинная причина развития - в иных "квантовых" мирах и пространствах. "Законы записаны на небесах, а читаются на земле". Генетический потенциал реализуется и развертывается, приходя из предначертанного будущего, а его источник, как и творящее миры Слово, не столь уж материален. Библейский Ковчег Завета переносит эту информацию в свернутой форме через гибнущие и творящиеся миры. ...Знаем, что вещь хороша, когда она, как камень будущего, выжигает настоящее... Когда я замечал, как старые строки тускнели, когда скрытое в них содержание становилось сегодняшним днем, я понял, что родина творчества - будущее. Оттуда дует ветер богов слова . (В. Хлебников) Буддисты говорят об алаявиджняне (сознании-сокровищнице) - всемирном хранилище информации, содержащем семенные формы - самскары . Э. Леруа, Тейяр де Шарден и В.И. Вернадский ввели близкое понятие ноосферы - единого духовного поля человечества. Разве это не чудо - новый воздушный мозг, Опутывающий землю? (В. Хлебников) Этим мотивам в творчестве Хлебникова Р.В. Дуганов посвятил отдельную статью - "О ноосфере и мыслезёме". Я мнил, что человечество - верховье,
мы ж мчимся к устью. (В. Хлебников) Обращение-поворот делает возможным возвращение к корням и истокам. Человек способен изменять направление движения потока событий на обратное; таким способом он уничтожает свои грехи, разрушает судьбу-карму, достигает освобождения. Однако, по словам поэта, "нельзя, плывя против течения, искать у него поддержки". 9. "Люди моей задачи часто умирают 37-ми лет, мне уже 37 лет", - сказал Хлебников, задолго до известной песни Высоцкого о поэтах, предчувствуя и предрекая свою судьбу. Его задача была выполнена. Весной 1922 Хлебников поехал к Митуричам в Санталово Новгородской губ., к истоку Волги. Вскоре по приезде он тяжело заболел и, проболев месяц, умер 28 июня 1922 года. В списке странствий под этой датой последняя запись: Свобода. - Так Волга своим руслом замкнула круг жизни Хлебникова. (В. Бабков) Заболев через 3 8 + 3 8 дней от своего рождения (в соответствии с "основным законом времени"), Хлебников ушел из жизни при трагических обстоятельствах: в глухой деревне, практически лишенный медицинской помощи. Не последнюю роль в этой смерти сыграло чрезмерное напряжение сил, приведшее к полному истощению, и непонимание окружающих: "И с ужасом я понял, что я никем не видим, что нужно сеять очи, что должен сеятель очей идти". Да, государство людей, родившихся в одном году. Да, таможенные границы между поколениями, чтобы за каждым было право на творчество. (В. Хлебников. Скуфья Скифа) Время отбрасывает конъюнктурную шелуху, а подлинное не устаревает и может быть оживлено нашим активным личным пониманием - уже на другом уровне. Не следует делать из Хлебникова кумира, принимая его наследие некритично. Тем ответственнее и сложнее становится задача новых поколений, призванных преодолеть старые ошибки и заблуждения, что-то сохранить и восстановить, внести гармонию и найти живую опору, чтобы двигаться дальше. Иначе все окажется очень грустно. Вижу я погост унылый, - Молвил бык, сияя взором. - Там на дне сырой могилы Кто-то спит за косогором. Кто он, жалкий, весь в коростах, Полусъеденный, забытый, Житель бедного погоста, Грязным венчиком покрытый? Вкруг него томятся ночи, Руки бледные закинув, Вкруг него цветы бормочут В погребальных паутинах. Вкруг него, невидны людям, Но нетленны, как дубы, Возвышаются умные свидетели его жизни - Доски Судьбы. И все читают стройными глазами Домыслы странного трупа, И мир животный с небесами Тут примирен прекрасно-глупо. И сотни-сотни лет пройдут, И внуки наши будут хилы, Но и они покой найдут На берегах такой могилы. Так человек, отпав от века, Зарытый в новгородский ил, Прекрасный образ человека В душе природы заронил. (Н. Заболоцкий) 22 декабря 2006 г. не стало Василия Бабкова. В своих комментариях он написал: "Законы времени и "Доски Судьбы" стали ответом Хлебникова на вызов бессмысленных смертей - исполнением обещания "всё понять, чтобы простить всем и всё и научить их этому"". Цель, смысл и основания для оптимизма были, есть и будут. Руку свою подымаю Сказать про опасность. Далекий и бледный, но не [житейский] Мною указан вам путь, А не большими кострами Для варки быка На палубе вашей, Вам знакомых и близких. Да, я срывался и падал, Тучи меня закрывали И закрывают сейчас. Но не вы ли падали позже И [гнали память крушений], В камнях [невольно] лепили Тенью земною меня? За то, что напомнил про звезды И был сквозняком быта этих голяков, Не раз вы оставляли меня И уносили мое платье, Когда я переплывал проливы песни, И хохотали, что я гол. Вы же себя раздевали Через несколько лет, Не заметив во мне Событий вершины, Пера руки времен За думой писателя. Я одиноким врачом В доме сумасшедших Пел свои песни-лекарства. (В. Хлебников)

Ранние годы (1885-1898)

Виктор Владимирович Хлебников родился (28 октября по ) в главной ставке Малодербетовского (ныне с. Малые Дербеты, ). Отец - Владимир Алексеевич Хлебников - был попечителем улуса, учёным- , мать - Екатерина Николаевна Хлебникова (урождённая Вербицкая), историк по образованию, двоюродная сестра . Виктор был третьим ребёнком в семье (впоследствии у его родителей родилось ещё двое детей, среди которых - художница ).

Семье Хлебниковых по службе Владимира Алексеевича приходилось часто переезжать с места на место: в отец семейства был переведён в , в - в . Здесь же, в , Виктор начинает свою учёбу в гимназии.

В сентябре 1908 Хлебников был зачислен на третий курс естественного отделения физико-математического факультета и переехал в . Главной причиной переезда было желание серьёзно заниматься литературой.

Хлебников в кругу символистов (1908-1909)

В Петербурге Хлебников сблизился с кругом молодых поэтов и начал, по его собственным словам, вести жизнь. В этот период Хлебников знакомится с и , посещает поэтические вечера. Увлечение и народным русским языком способствовало особенному сближению с Ремизовым. Квартира Ремизова стала первым литературным домом, где стал появляться Хлебников. Славянская тема же нашла отражение во многих произведениях Хлебникова того периода. В частности, в пьесе «Снежимочка» в числе действующих лиц оказывается целый пантеон выдуманных Хлебниковым языческих божеств, таких как снезини, смехини, Березомир, Древолюд и другие. Это было прямым продолжением начатой символистами тенденции возобновления интереса к мифам: в те же годы выходят в свет стихи на тему России, книги Ремизова «Лимонарь» и «Посолонь», а также поэтические сборники Городецкого «Ярь» и «Перун» - все эти произведения были так или иначе связаны со . Вячеслав Иванов в те годы писал: «Оживление интереса к мифу - одна из отличительных черт новейшей нашей поэзии».

К этому времени относится кратковременное увлечение Хлебникова идеей воинственного . 1908 в петербургской газете «Вечер» было напечатано анонимное «Воззвание учащихся славян», написанное Хлебниковым. «Воззвание…» призывало к вооружённой борьбе за свободу славянских народов . Появление его было связано с « »; тем не менее, уже в конце ноября того же года Хлебников отошёл от принципов, заявленных в «Воззвании» .

В сентябре 1908 года Хлебников познакомился с , заместителем главного редактора журнала «Весна», и уже в следующем месяце состоялся дебют Хлебникова в печати: в октябрьском номере «Весны» появилось наполненное стихотворение в прозе «Искушение грешника» :

…И были многие и многия: и были враны с голосом: «смерть!» и крыльями ночей, и правдоцветиковый папоротник, и врема-тая избушка, и лицо старушонки в кичке вечности, и злой пёс на цепи дней, с языком мысли, и тропа, по которой бегают сутки и на которой отпечатлелись следы дня, вечера и утра… и стояла ограда из времового тёсу, и скорбеветвенный страдняк ник над водой, и было озеро, где вместо камня было время, а вместо камышей шумели времыши.

В апреле 1909 года начала работу «Академия стиха» на «башне» Вячеслава Иванова. «Башней» называлась квартира Иванова, находившаяся на последнем этаже дома 25 по , с круглой угловой комнатой. Её посещал и Хлебников в конце мая 1909 и после возвращения из Святошина.

Вообще в этот период Хлебников пишет немного, однако именно к лету 1909 относится посвящённая Вячеславу Иванову поэма или рассказ (исследователи творчества Хлебникова затрудняются определить, чем является это произведение) «Зверинец»:

О, Сад, Сад!
Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку.
Где немцы ходят пить пиво.
А красотки продавать тело.
Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним, ещё лишённым вечера, днём.
Где верблюд, чей высокий горб лишён всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая.
Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем.
Где наряды людей баскующие.
Где люди ходят насупившись и сумные.
А немцы цветут здоровьем.
Где чёрный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черно-жёлтый клюв - осенней рощице, - немного осторожен и недоверчив для него самого…

В сентябре Хлебников подал прошение о переведении его на по разряду словесности, но, передумав, изменил свой выбор на историко-филологический факультет славяно-русского отделения.

Осенью поэт послал министру А. А. Нарышкину письмо, озаглавленное «Очерк значения чисел и о способах предвидения будущего».

Издание первых книг (1912)

Значительную часть сборника (почти половину) составляли стихи Хлебникова, в том числе знаменитое стихотворение «Кузнечик» :

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» - тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!

Критика встретила сборник в штыки (один из отзывов: «Вымученный бред претенциозно бездарных людей» ), но книга была раскуплена довольно быстро. Уже через два месяца, в феврале , футуристы издали листовку с тем же названием («Пощёчина общественному вкусу»), где Хлебников был назван гением и великим поэтом современности. Затем сразу же появляется второй «Садок судей», большую часть которого опять занимают произведения Хлебникова, в том чисел поэма «Шаман и Венера»; в марте - совместный сборник футуристов и группы художников «Союз молодёжи»; в этой книге появилась поэма Хлебникова «Война - смерть».

Обложка сборника Хлебникова «Ряв», 1913

В первой половине 1913 года Хлебников на постоянной основе сотрудничал с газетой «Славянин», просуществовавшей до июля и работал над (изобретённый им жанр) «Дети Выдры», а после этого опять уехал в Астрахань, где в тот момент жили его родители. Там поэт пробыл до сентября, и состоявшийся летом съезд футуристов, на котором был принят ещё один манифест, прошёл без его участия.

Осенью продолжились скандалы с участием футуристов и в том числе Хлебникова: Давид Бурлюк выступил с циклом лекций «Пушкин и Хлебников», где называл Пушкина «мозолью русской литературы»; Хлебникова вызвал на дуэль после ссоры в «Бродячей собаке» (дуэль не состоялась); наконец, в октябре появился ещё один манифест, написанный Кручёных и Хлебниковым без участия остальных футуристов. Он прилагался к сборнику «Слово как таковое». В манифесте было сформулировано понятие :

Живописцы будетляне любят пользоваться частями тел, разрезами, а будетляне речетворцы разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями (заумный язык).

За манифестом последовали скандальные постановки театра кубофутуристов «Будетлянин», в том числе и « », пролог к которой написал Хлебников; в начале состоялся визит в Россию родоначальника итальянского футуризма , на лекциях которого Хлебников, отрицавший преемственность русского футуризма от европейского, демонстративно отсутствовал, из-за чего поссорился со многими своими друзьями. Более того, во время одного из чествований Маринетти в Петербурге раздавалась составленная Хлебниковым и листовка, осуждавшая преклонение перед Маринетти и утверждавшая приоритет русского футуризма: «Сегодня иные туземцы и итальянский посёлок на Неве из личных соображений припадают к ногам Маринетти, предавая первый шаг русского искусства по пути свободы и чести, и склоняют благородную выю Азии под ярмо Европы…»

Первые авторские сборники (1913-1914)

Новые поиски «Законов времени» (1914-1916)

Несмотря на свои исторические исследования, Хлебников продолжал писать стихи, на которых тоже отразилась эта тема:

Усадьба ночью, чингисхань!
Шумите, синие берёзы.
Заря ночная, заратустрь!
А небо синее, моцарть!
И, сумрак облака, будь Гойя!
Ты ночью, облако, роопсь!..

На этих же изысканиях основан и рассказ «Ка», написанный в том же году.

Хлебников в армии (1916-1917)

Психиатрические комиссии продолжались до конца года. Хлебников попеременно жил то в больнице, то в казарме в Астрахани и Царицыне. В декабре его перевели в , где поэт снова стал рядовым, а в начале весны Хлебникову был предоставлен пятимесячный отпуск. Он сразу же уехал в , и после этого в армию уже не возвращался.

Хлебников во время революций (1917-1918)

Сетуй, утёс!
Утро чорту!
Мы, низари, летели Разиным.
Течёт и нежен, нежен и течёт,
Волгу див несёт, тесен вид углов…

К тому времени уже была закончена «Зангези», которая, как и «Доски судьбы», стала одним из важнейших произведений Хлебникова. Тематически она связана с «Досками судьбы»: главный герой произведения - Зангези - новый пророк. В сверхповести он излагает сформулированные в «Досках судьбы» «законы времени», учение о «звёздном языке». Произведение было опубликовано только после смерти Хлебникова.

Весной поэт начал страдать от приступов лихорадки. Он хотел снова отправиться в Астрахань, но пока что это было невозможно, и новый друг и поклонник таланта Хлебникова художник (будущий муж сестры Хлебникова ) предложил в мае две - три недели побыть в , где жила жена Митурича и двое его детей. Вскоре после приезда туда Хлебников заболел параличом. Удалённость от крупных городов делала невозможной квалифицированную медицинскую помощь, а врач в посёлке сказал, что смертельной опасности нет, и торопиться с поездкой в Петроград не сто́ит. Уже через две недели было очевидно, что это не так - окончательно отнялись ноги, развилась , и Хлебникова выписали из больницы в Крестцах уже как безнадёжного больного. Митурич перевёз почти полностью парализованного поэта в Санталово. 1922 года в 9 часов утра Хлебников скончался.

После смерти

Посмертные публикации

Первым серьёзным изданием считается 5-томное «Собрание произведений» под ред. Н. Л. Степанова ( - гг.), а также дополняющий это собрание том «Неизданных произведений» под ред. Н. Харджиева ( г.) С по книги Хлебникова в не издавались. Исключение составил лишь томик из Малой серии «Библиотеки поэта», увидевший свет в 1960-м во время т. н. « ». Однако тексты Хлебникова и о Хлебникове продолжали появляться в научной и литературной периодике, в альманахах, а также - в . Количество публикаций неуклонно росло и к 100-летию поэта увенчалось выходом в свет тома «Творений» под редакцией В. П. Григорьева и А. Е. Парниса (). В - годах было осуществлено новое 6-томное издание «Собрания сочинений» (в 7-ми кн.) Хлебникова (под ред. Е. Р. Арензона и Р. В. Дуганова).

Основные черты творчества

Среди особенностей, характеризующих творчество Хлебникова, в первую очередь можно выделить стилевое своеобразие. Оно выражается в необычной лексике (на раннем этапе творчества - изобретением большого количества неологизмов), намеренном нарушении норм, активном использовании таких , как , и прозопопе́я.

Что касается словотворчества поэта, то существует несколько точек зрения на него. писал, что «слово в поэзии Хлебникова утрачивает предметность, далее внутреннюю, наконец, даже внешнюю форму. В истории поэзии всех времён и народов мы неоднократно наблюдаем, что поэту, по выражению , важен „токмо звон“». Иного мнения придерживались такие исследователи, как и , которые, напротив, считали, что Хлебников в своих произведениях с помощью отдельных неологизмов создавал целостные системы образов. писал, что «Хлебников создал целую „периодическую систему слова“. Беря слово с неразвитыми, неведомыми формами, сопоставляя его со словом развитым, он доказывал необходимость и неизбежность появления новых слов» . В словотворчестве Хлебникова выделяются два гипотетических языка: общеславянский (на основе русского) и «звёздный», приближающийся к зауми . Они характерны для разных периодов творчества Хлебникова: общеславянский - для 1907-1913, а «звёздный» - для 1919-1922 годов. «Славянский» период словотворчества характеризуется полным отказом от корней не-славянского происхождения (за исключением имён), углублением в , экспериментами с составлением разнообразных слов на основе русских корней (как в стихотворении « »; Маяковский упоминает случай, когда в провинциальной типографии не смогли напечатать произведение Хлебникова, состоящее из шести страниц производных от корня «-люб-» из-за того, что «не хватило букв „л“» ). Свою задачу как поэта Хлебников формулировал так:

Породе русской вернуть язык
Такой,
Чтоб соловьиный свист и мык
Текли там полною рекой.

Звёздный язык строится в основном на словообразах и, несмотря на сходство с заумью, в полной мере ей не является; его принцип предполагает создание полного мирового языка на основе универсального звучания согласных .

Учёные расходятся в мнении о том, как называть авторские словообразования Хлебникова - неологизмами или . Сторонники первого термина утверждают, что в данном случае употребление слова «окказионализм» некорректно, поскольку словотворчество Хлебникова было не стихийным, а целенаправленным.

Значительную часть в творчестве Хлебникова занимали космологические мотивы . Поэт выдвигал идею о том, что всё во вселенной подчиняется единым законам, а также пытался при помощи поэзии связать время и пространство: будучи студентом первого курса, Хлебников писал о себе: «Пусть на могильной плите прочтут… он связал время с пространством». , опубликованную в 1915-1916 годах, Хлебников назвал «верой четырёх измерений», где четвёртое измерение - время . Для Хлебникова время было в одно и то же время волной (циклическим повторением событий) и неким динамизированным пространством.

Сильны в творчестве Хлебникова мотивы. Они проявляются как в прямых отсылках к мифологии (в основном, на раннем этапе, когда поэт создавал произведения с участием мифологических персонажей, в том числе и придуманных им самим), так и в мировоззрении , и, по мнению некоторых исследователей, в упоминавшейся выше идее циклического повторения событий во времени. Влияние, которое оказали на поэта национальные культуры разных народов (как европейских, так и азиатских), позволяет говорить о традиционализме в авангардистском творчестве Хлебникова.

Влияние на культуру и оценки

В манифесте «Труба марсиан» () Хлебников призвал к созданию Государства времени, которое должно прийти на смену государствам, воюющим за клочок пространства - одна из первых сверх-утопичных идей, которые в дальнейшем не раз возникали в русской литературе. Завоёвывать, вернее, отвоёвывать у вселенной время призваны Творяне , которые пришли на смену дворянам, и «изобретатели», которые пришли на смену «приобретателям». «Скрижалями» новой веры государства времён стал трактат «Доски судьбы», где Хлебников сообщает открытые им законы повторяемости в истории одних и тех же событий и воплощений одних и тех же личностей. Например, себя он считал фараоном , введшим в Египте; ; усомнившимся в очевидности аксиомы , который создал неэвклидову, «Воображаемую геометрию» (См. «Ка»). И, разумеется, Хлебниковым, который сменил в поэзии пушкинское «доломерие Эвклида» на хлебниковское «доломерие Лобачевского».

Из нововведений Хлебникова сто́ит отметить изобретённый им жанр . Однако ни один из неологизмов поэта не не укрепился в языке. Вопреки распространённой легенде, слово « » было придумано не Хлебниковым .

Хлебников - один из признанных лидеров начала , так как он осознанно занимался выстраиванием нового искусства . Многие футуристы, в том числе, и Маяковский, называли его своим учителем ; высказываются предположения о влиянии поэтического языка Хлебникова на творчество , . В то же время Хлебников часто оставался в тени, так как организаторской деятельностью в основном занимались Давид Бурлюк и Маяковский.

Хлебников оказал воздействие на русский и европейский авангард, в том числе в области живописи и музыки. Некоторые исследователи вообще считают, что без него восприятие эстетики и поэтики авангарда неадекватно.

Посвящения Хлебникову

Взводень звонов, кузов звуков, -
Звать, звучать, звенеть, звонить!
Кто он, звоном зааукав,
Хочет ночью заморочить,
В зелень звуков заманить?..

Ногу за ногу заложив
Велимир сидит. Он жив.

…Ты старел и лицо уподобилось карте
Исцарапанной сетью путей,
Где не мчаться уже необузданной нарте,
И свободному чувству где негде лететь!..
А эти прозрачные очи глазницы
Все глубже входили, и реже огня
Пробегали порывы, очнувшейся птицы,
Вдруг вспоминавшей ласку весеннего дня…

Велимир Хлебников

Полное собрание сочинений

Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма

Приносим глубокую благодарность А. И. Алиевой, В. П. Григорьеву, А. Б. Куделину, Ф. Ф. Кузнецову, А. А. Мамаеву, М. П. Митуричу-Хлебникову, С. В. Старинной, В. С. Телингатеру, А. М. Ушакову, Е. Ю. Чичковой, И. В. Чудасову, Н. С. Шефтелевич, а также всем сотрудникам рукописных и книжных фондов ГАМ, ГММ, ИМЛИ, ИРАН, РГАЛИ, РГБ, РНБ, оказавшим помощь в работе ценными материалами и благожелательным содействием.

С. М. Городецкий. Велимир, 1922

Доски судьбы*

(Избранные страницы)

А. А. Борисов. Обложка к трем выпускам «Досок Судьбы». 1923

Слово о числе и наоборот*

Чистые законы времени мною найдены <около 17.XII> 20 года, когда я жил в Баку, в стране огня, в высоком здании морского общежития, вместе с Доброковским.

Громадная надпись «Доброкузня» была косо нацарапана на стене; около ведер с краской лежали кисти, а в ушах неотступно стояло, что если бы к нам явилась Нина, то из города Баку вышло бы имя Бакунина. Его громадная лохматая тень висела над нами. Художник, начавший лепить Колумба, неожиданно вылепил меня из зеленого куска воска. Это было хорошей приметой, доброй надеждой для плывшего к материку времени, в неведомую страну. Я хотел найти ключ к часам человечества, быть его часовщиком и наметить основы предвидения будущего. Это было на родине первого знакомства людей с огнем и приручения его в домашнее животное. В стране огней – Азербейджане – огонь меняет свой исконный лик. Он не падает с неба диким божищем, наводящим страх божеством, а кротким цветком выходит из земли, как бы прося и навязываясь приручить и сорвать его.

В первый день весны <1921> года я был на поклоне вечным огням и, застигнутый ночью быстро наступившими сумерками, спал в степи, на голой земле, среди пучков травы и паучьих нор. Ужас ночи стоял кругом.

Уравнение внутреннего пояса светил солнечного мира найдено мной 25.IX.20 г. на съезде Пролеткульта в Армавире, на задних скамьях помещения собрания, когда во время зажигательно деловых речей вычислял на записной книжке времена этих звезд.

Это уравнение впервые сковало звездные величины и сделало их гражданами одного общего закона, наряду с людской общиной.

Первое решение искать законы времени явилось на другой день после Цусимы, когда известие о Цусимском бое дошло в Ярославский край, где я жил тогда в селе Бурмакине <у Кузнецова>.

Я хотел найти оправдание смертям.

Я помню весну севера и звон удил и стремян, их катали на лошадях в особой бочке по полю, чтобы дать ржавому железу серебристый блеск сбруи. Покорные клячи севера тянули за собой бочки с своими цепями.

В этой работе мне был надежным и верным помощником случай, подсовывавший среди книжного голода именно ту книгу, какая нужна.

Так, тов. Бровко сам дал мне летопись <событий> 1917-20 гг. Она позволила приступить к счету дней, что было очередным шагом.

Дыхание этого спутника я всегда слышал.

Я полон решимости, если законы <времени> не привьются среди людей, обучать им порабощенное племя коней. Эту мою решимость я уже высказывал в письме к Ермилову.

Первые истины о пространстве искали общественной правды в очертаниях полей, определяя налоги для круглого поля и треугольного, или уравнивая земельные площади наследников.

Первые истины о времени ищут опорных точек для правильного размежевания поколений и переносят волю к равенству и правде в новое протяжение времени. Но и для них толкачом была та же старая воля к равенству, делению времени на равные времявладения.

Человечество, как явление протекающее во времени, сознавало власть его чистых законов, но закрепляло чувство подданства посредством повторных враждующих вероучений, стараясь изобразить дух времени краской слова.

Учение о добре и зле, Аримане и Ормузде, грядущем возмездии, – это было желание говорить о времени, не имея меры, некоторого аршина.

Итак, лицо времени писалось словами на старых холстах Корана, Вед, Доброй Вести и других учений.

Здесь, в чистых законах времени, то же великое лицо набрасывается кистью числа и таким образом применен другой подход к делу предшественников. На полотно ложится не слово, а точное число, в качестве художественного мазка живописующего лицо времени.

Таким образом в древнем занятии времямаза произошел некоторый сдвиг.

Откинув огулы слов, времямаз держит в руках точный аршин.

Те, кто захотели бы пренебречь чистыми законами времени и в то же время правильно судить, походили бы на древних самодержцев, бичующих море за то, что оно разбило их суда.

Более уместно было бы изучить законы плавания.

Впервые я нашел черту обратности событий через 35 дней, 243 дня. Тогда я продолжил степени, и росты найденных времен стал примерять к прошлому человечества.

Это прошлое вдруг стало прозрачным, и простой закон времени вдруг осенил все.

Я понял, что время построено на степенях двух и трех, наименьших четных и нечетных чисел.

Я понял, что повторное умножение само на себя двоек и троек есть истинная природа времени.

И когда я вспомнил древнеславянскую веру в «чет и нечет», я решил, что мудрость есть дерево, растущее из зерна суеверия (в кавычках).

Открыв значение «чета» и «нечета» во времени, я ощутил такое чувство, что в руках у меня мышеловка, в которой испуганным зверком дрожит древний рок. Похожие на дерево уравнения времени, простые, как ствол в основании, и гибкие и живущие сложной жизнью ветвями своих степеней, где сосредоточен мозг и живая душа уравнений, казались перевернутыми уравнениями пространства, где громадное число основания увенчано единицей, двойкой или тройкой, но не далее.

Это два обратных движения в одном протяжении счета, решил я.

Я видел их зрительно: горы, громадные глыбы основания, на которых присела, отдыхая, хищная птица степени, птица сознания для пространства. И точно тонкие стволы деревьев, ветки с цветами и живыми птицами, порхающими по ним, казалось время.

У пространства каменный показатель степени, он не может быть больше трех, а основание живет без предела; наоборот, у времени основание делается «твердыми» двойкой и тройкой, а показатель степени живет сложной жизнью, свободной игрой величин.

Там, где раньше были глухие степи времени, вдруг выросли стройные многочлены, построенные на тройке и двойке, и мое сознание походило на сознание путника, перед которым вдруг выступили зубчатые башни и стены никому не известного города.

Отдавая дань игривости воображения, мне все же представляется, что, будь благосклонней матрица истории, я узнал бы при встрече этого человека. И едва ли не с первого взгляда. Наверное, по отражению «вселенной» в больших серых глазах, чистых, словно у святых на иконах. Ощутил бы сердцем непостижимость его трепетно-печального облика, как на мистических портретах Ван Гога...
Речь, конечно, о Велимире Хлебникове. Очарованном страннике в мирах звездных и поэтических, научных и лингвистических. «Русском Нострадамусе», с той лишь разницей, что масштаб его интересов и предпочтений проявился, на мой взгляд, полновеснее, размашистее, нежели у французского сочинителя пророческих катрен. Хлебникова никогда не покидало убеждение, что именно он наконец-то определил истинную классификацию наук, связал Время с Пространством, создал уникальную геометрию чисел. Нашел славяний и открыл принципы предсказания будущности еще не появившегося на свет ребенка…

Улус для «небожителя»
В жизни Велимира многие события, да и все его творчество, будто в орнаменте легенд. Кажется, они несут отсвет необъяснимого для простых грешных тайного завета. А началось все буквально с рождения в ноябре 1885 года в урочище Ханская Ставка (Калмыкия). Природное раздолье края, его весенние красоты и утомительная тоска зимнего однообразия, полуоседлый ритм аборигенов и будоражащее, как их гортанное пение, разноцветье кочевых традиций… Все вокруг было соткано из резких контрастов. Обостряло память зрения и чувств, способствовало вызреванию особого «духовного пейзажа» будущего поэта и мыслителя.
Хлебников с радостью и пронизывающей печалью пронес сквозь годы картины той поры: и ламаистский хурул – монастырь с меловыми стенами, и молитвенные барабаны, и пестрые, как первые отблески восходящего солнца, клочки материи на торжественных шестах. Обилие впечатлений детства уже во взрослой жизни, чудесно сочетаясь с буквами и звуками, расплескивалось экспрессивными строчками:
Меня окружала степь, цветы,
ревучие верблюды…
Огнем крыла пестрящие простор
удоды, –
Пустыни неба…
А в Малодербетовском улусе отец именитого «будетлянина» - Владимир Алексеевич - служил попечителем. Известный русский ученый-орнитолог, лесовод происходил из просвещенного старинного рода и буквально выпестовывал свое многочисленное потомство (три сына и две дочери!) в атмосфере заботливого участия и любви. Примечательно, что дядя Виктора (Велимир – литературный псевдоним Хлебникова, которым в петербургские лета, в «интеллектуальной башенке» Вячеслава Иванова нарекут его), Петр Алексеевич, являлся профессором московской Военно-медицинской академии. Издал произведение под тенденциозным названием «Физика земного шара», которое, смею предположить, вполне могло всколыхнуть «волны космического мышления» у впечатлительного племянника.
И все же надо согласиться с мнением Софии Старкиной, автором глубокой, познавательной книги («Хлебников», М.: «Молодая гвардия», 2007 г.) об определяющей роли матери в образовании детей. Выпускница Смольного института обладала обширными знаниями, тонким художественным вкусом. Елена Николаевна приложила немало усилий, стремясь пробудить у родных чад желание учиться, приобщаться к прекрасному. Особым теплом и вниманием был окружен Витенька. Достаточно сказать, что уже к четырем годам он свободно читал по-русски, знал французский язык.
Невольно возникает соблазн провести (без всяких экивоков на «некорректность»!) биографическую параллель. Александр Пушкин сызмальства «изъяснялся совершенно по-французски». А на заре туманной юности уже мог часами читать наизусть классиков этой страны. Может быть, силы небесные покровительственно даруют изысканным отпрыскам страстную энергию памяти, дабы ускорить вызревание гениальных способностей. И главное здесь для человека – не разминуться с призванием, не растерять «чувство пути». Строго говоря, на перекрестке Судьбы Велимир Хлебников предельно точно определил свой выбор. Несмотря на «чемоданную лихорадку»: семья без конца меняла адреса проживания. Из Калмыкии отец получил назначение на Волынь, вскоре – в Симбирскую губернию. Затем была Казань, позже – Астраханский регион… Мечталось, что В. Хлебников-младший продолжит его профессиональные изыскания. Не случайно его увлекли планами научной экспедиции на Северный Кавказ.
Однако юношу больше манили литература, философия, математика. Благо семейная библиотека позволяла с ранних лет ознакомиться с произведениями Платона, Канта, Спинозы, Спенсера… Он успешно сдает экзамены на физико-математический факультет Казанского университета. Это не было, как может показаться, заблуждением будущего поэтического светила. Он словно предчувствовал, сколь необходимы будут эти знания во взрослой жизни. Для «расширения пределов русского языка», составления научных прогнозов и расшифровки загадочных перспектив цивилизации. А тем более – при составлении знаменитых «Досок судьбы». Всего того, с чем Велимир Хлебников навсегда вошел в российское и мировое культурологическое пространство.
Чтобы фраза не сбивала дыхание, или Сладкая каторга творчества
На Руси талантливые поэты испокон веков считались магическими толкователями слов и времени. Вослед «соловью древности» Бояну вещему – галерея ослепительно звездных имен: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет… Хлебников не случайно называл себя «будетлянином» (от слова «будет»). Этот странный, по его собственному признанию, одинокий лицедей, вечный узник созвучия и звонкий вестник добра, явно творил с «тоской по мировой культуре». Стремился разгадать кромешную тайну грядущего. И не случайно уже в одном из ранних стихотворений задается сакраментальным вопросом: «О чем поешь ты, птичка, в клетке?», вкладывая в него, безусловно, метафизический смысл.
Впрочем, едва ли не во всех произведениях, будь это «Бобэоби…» или «Скифское», «Зверь+число» или «Таинство дальних», – осязаемая попытка расшифровать «трещины столетий», в новых красках и ритмах передать многомерную противоречивость жизни. Один из восторженных литературных критиков написал о свежем дыхании довременного слова, которое пахнуло в лицо. И что «весь Даль с его бесчисленными речениями крошечным островком всплыл среди бушующей стихии Хлебникова».
Надо отметить, что родители без особого упоения воспринимали вести о жизни, творчестве сына в Москве и Петербурге. О вхождении в круг литературной богемы, где правили бал Иннокентий Анненский, Николай Гумилев и Макс Волошин. А в Москве – братья Бурлюки, Николай Асеев, Борис Пастернак… О первых, принесших известность книгах. По понятным причинам более всех об участи «блудного отпрыска» тревожился отец. Нервозная суета вокруг классиков, которых ретивая молодежь на революционной волне готова была «сбросить с парохода современности», беспрестанные «пощечины общественному вкусу» вызывали у него лишь острые приступы мигрени. К тому же прыткие газетчики не скупились на сарказм в рассказах о «законодателях универсальных категорий художественного мироощущения». Вот типичная зарисовка с натуры. «Занавес раскрывается. На сцене сидят три «пророка». В середине – Маяковский в желтой кофте, черном галстуке, с цветком в петлице. По одну сторону – Бурлюк – в грязно-сером сюртуке, щеки и лоб его расписаны синей и красной краской. По другую – Каменский, в черном плаще с блестящими звездами и аэропланом на лбу».
Велимир воспринимал реакцию родных как горький укор судьбы. Сестре Вере он оправдательно пишет, что сам определил путь в жизни и тем самым «вызвал семейную дрожь за потрясения основ». В стихотворении «Гонимый - кем, почем я знаю?» легко угадываются отголоски подобных настроений: «И в этот миг к пределам горшим/ Летел я, сумрачный, как коршун». Но жизнь продолжалась, и хлебниковский творческий мир удивлял читателей свежестью мысли и чувств. Едва ли не в каждой его строке слово, как высшая субстанция, мудрит, искрится и ищет выхода. В отличие от обэриутов, эго-кубистов и прочая, поэтика Велимира волновала, как свидетельствовал Юрий Тынянов, новым строем вещей, новым зрением.
Следует особо отметить, что Хлебников часто обращался к родным истокам, к русским и славянским корням. Не случайно тех же футуристов в пику итальянским «теоретикам» называл «будетлянами». Его большой талант притягивал и очаровывал многих. Вскоре к «предвестникам будущего» примкнули Владимир Маяковский и Алексей Крученых. Правда, люди разных поэтических измерений. И если о талантах Владимира Владимировича известно многим, то Алексей Крученых запомнился разве что такой заумью: «Та са мае/ха ра бау/Саем сию дуб/радуб мола/аль». Стоит ли обижаться, что матушка-история строго раздает каждому свое...
Блаженство рода человеческого столь много от слов зависит. Так сказал Михаил Ломоносов еще в тех, неимоверно дремучих по исчислению раздольях, – в 1748 году. А ведь мысль оказалась воистину пророческой! Достаточно приоткрыть золотой ларец исканий Хлебникова, чтобы ощутить таинство рождения стиха, неповторимость его ритмики. «Облакини плыли и рыдали/ Над высокими далями далей…» Разумеется, неологизмы здесь представлены как «оригинальные элементы поэтического словаря». И вправду, «облакиня – от основы – облак – и суффикса ин(я) по аналогии со словами «богиня», «княгиня»…
В произведениях Хлебникова много самобытного. И художественный образ как некая тайна, «говорящая истина». Но извечная охота за ускользающей мыслью, подчас неуловимым словом – эта «сладкая каторга» творчества востребовала жесткую дань. Велимир работал до изнурения, нередко забывая о еде и не очень радея об одежде. Многим он напоминал путника, который брел «сквозь валы потрясений и перемен» с дорогим скарбом – бумагами с беглыми наметками, завершенными стихами и поэмами. Так сложилось, что в одно время с ним пытались громко заявить о себе братья Давид и Николай Бурлюки, Елена Гуро, Бенедикт Лившиц и многие другие, коих «повенчал» манифест русских футуристов. Но эти бесспорно способные люди, по-моему, в основном тоже остались в воспоминаниях как бывшие «рядом с Велимиром».
Нет нужды отнимать хлеб у просвещенного люда, для которого задача задач – постижение секретов гения. Лишь добавлю, сам Хлебников полагал, что словотворчество – враг книжного окаменения языка. И летчик впервые у него засверкало в стихах. И самолет применительно к авиации (просьба не путать с аналогичным стародавним термином в области использования плавсредств). Слава Господу, появилось немало интересных исследований на подобную тему. Трижды правы те, кто сегодня призывает литературную поросль не бояться неожиданных слов. Непривычных, но зато безупречно свежих, заменяющих длиннейшие разъяснительно-описательные абзацы.
И еще важная деталь. В бытность петербургского ученичества Хлебников был изумлен суждениями Иннокентия Анненского о поэтических формах современной чувствительности. Примечательно, что Велимир внял советам мэтра. Творить собственную «азбуку ума» принялся, лишь овладев богатейшей палитрой классического стихосложения. Достаточно привести хотя бы краткий отрывок из произведения «Поэт».
Как осень изменяет сад,
Дает багрец, цвет синей меди,
И самоцветный водопад
Снегов предшествует победе,
И жаром самой яркой грезы
Стволы украшены березы,
И с летней зеленью проститься
Летит зимы глашатай -
птица,
Где тонкой шалью золотой
Одет откос холмов крутой,
И только призрачны и наги
Равнины белые овраги,
Да голубая тишина
Просила слова вещуна…
Здесь, согласитесь, и бисерная вязь времен года, и таинство далей, и приотворенные двери в Вечность… Как не вспомнить постулат знаменитого художника: сначала сумей постичь уровень великих мастеров, а потом можешь экспериментировать на холсте как душе угодно.
Время странствий и откровения
Звезды твои, если твоя голова, руки и сердце твои созданы для звезд. Представляется, что эти метафоричные слова наиболее точны для характеристики Хлебникова. Одно перечисление его прогнозов и научных предсказаний заняло бы не одну страницу текста. За что Велимир ни брался, на всем печать таланта. Даже в орнитологических заметках был ярок, оригинален: «Зеленая лесная Троица 1905 года на белоснежных вершинах Урала, где в окладе снежной парчи, вещие и тихие, смотрят глаза на весь мир, темные глаза облаков, и полный ужаса воздух несся оттуда, а глаза богов сияли сверху в лучах серебряных ресниц серебряный видением». Не зря известный автор «Трех толстяков» Юрий Олеша твердил о необходимости учиться прозе у стихотворца Хлебникова.
Справедливости ради надо отметить, что были и другие оценки. Болезненно, например, воспринимал восхождение Велимира на поэтический пьедестал Иван Бунин. Любивший разбрасываться желчными ярлыками, говорил, что Хлебников «увлечен игрой в помешанного». Не скупился на ироничные, подчас едкие истории о «будетлянине» Анатолий Мариенгоф, проведывавший его в Харькове вместе с Сергеем Есениным в 1920 году. Как из рога изобилия сыпались обвинения и за «праславяно-«азийскую» тематику произведений…
Хлебников старался публично не реагировать на подобные выпады. Он завершает поэмы «Три сестры», «Каменная баба», «Ночь в окопе», множество стихов. И как прежде, в них пиршество необычных образных решений. Конечно, это не рафинированные притчи с претензией на авторитет библейских старцев. Но, может быть, в том и состоит тайна художественного почерка Хлебникова: строки пульсируют, словно обнаженный нерв. А толчки мысли удивительным образом увлекают читателя за устоявшиеся пределы.
К сожалению, раскрыться в полную мощь дарований Хлебникову помешали катаклизмы, потрясшие Россию в начале минувшего века. И Первая мировая война, когда Велимира буквально упекли в «чесоточную» команду запасного пехотного полка, где, судя по письмам, прошел «весь ад перевоплощения поэта в лишенное разума животное». И лихие ветры революции, годы кровопролитного противостояния «белых» и «красных»… Эти события вынуждали Хлебникова бесприютно кочевать по истерзанной стране. Спасаться от призыва в Добровольческую армию в харьковской «психушке». Быть вольнонаемным лектором в политпросвете Волжско-Каспийской флотилии. В составе Персидской красной армии бывать в столице Гилянской республики. А под занавес этих странствий – прозябать в должности ночного сторожа в ТерРОСТА…
С 1917 и по 1921 год Хлебников проводит в опасных скитаниях. На память невольно приходит выверенная фраза из Арсения Тарковского о том далеком сумасбродном времени, «когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке». Драматическое одиночество и беззащитность Велимира потрясают. У него было немало знакомых. Но друзей без фальши модного милосердия, умеющих ценить своеволие, поэтический, пророческий дар, увы, – единицы. А холодное бесчувствие разрушало и без того ранимую натуру.
В подобных ситуациях человек нередко ищет спасительные островки в любви. Удивительно, но Хлебников – признанный в поэзии «мастер нежности, шепота и влажных звуков» – так и не смог определиться со своей, как тогда выражались, дамой сердца. В его столь утонченных душевных измерениях видится что-то общее с мучительными «поисками счастья» Александром Блоком и Андреем Белым. Хлебников обожал Марию Рябчевскую, посвящал ей стихи. Но вскоре разошлись. Увлекся будущей актрисой Лелей Скалон. Ревновал, даже собирался вызвать соперника на дуэль. Снова чувство обоюдной привязанности не удалось сберечь. А с Надеждой Николаевой его навсегда развела война...
Разочарованный, подавленный Велимир однажды напишет злобное эссе о том, что искусство – суровый бич. Что «оно разрушает семьи, ломает жизни... И коршуны славы клюют когда-то живого человека». Вероятно, он не лукавил, ибо единственное место утешения, рай для сердца, находил в творчестве. Эту «сладкую каторгу» человек, по мнению современников, с удивительными чертами провидца, полуребенка, страдальца и почти святого оплачивал слишком дорогой ценой. «Я стих, я только лишь душа», – написал известный поэт. Похоже, что так можно сказать и о Хлебникове.
Его творческий ритм во времена странствий, горестных ошибок и заблуждений напоминает «рваный пульс» изболевшегося сердца. Были всплески – написаны поэмы «Ладомир», «Азы из узы», «Разин», другие вещи с богатым и сложным духовным наполнением. В ростовском театре поставили «Ошибку смерти». Потом нежданно возникало ощущение тупика: «В чернильнице у писателя сухо, и муха не захлебнется от восторга, пустившись вплавь по этой чернильнице». И еще: «...совершенно исчезли чувства к значению слов. Только числа».
Так уж сложилось, что Хлебников, неповторимый реформатор русского стиха, едва ли не половину своей трагической и быстротечной жизни посвятил именно «расшифровке» ЧИСЕЛ…
«Доски судьбы». Завещание «будетлянам»
Давно подмечено, что бесконечность пространств России символически отражается на устроении русской души. Чутко улавливая мистические токи, она способна дойти до упоения восторгом и гибелью. Не думаю, что подобное можно в полной мере отнести к Хлебникову. Но очевидно главное: в его творчестве, в частности в отрывках «Ени Воейкова», в феерических сверхповестях «Дети Выдры», «Зангези», есть и высокая энергия открытия тайн стихосложения, и предчувствие космического хаоса, общепланетарных потрясений. Почти живая легенда о «мыслительном процессе, связующем прошлое и будущее человечества».
Гениальному человеку всегда тесно в предлагаемых обстоятельствах. И возникает мысль «сбросить бремя оков». Вспомним Льва Толстого, который, отодвинув в сторону незавершенные романы, стал проповедником религиозных постулатов «непротивления злу насилием». Новое «евангелие» породило массовое движение «толстовцев» в стране. А сам автор, «зеркало русской революции», был предан анафеме и отлучен от церкви. Пушкин пробовал заняться, как сказали бы сегодня, издательским бизнесом. А творец «Периодической системы» Дмитрий Менделеев не только мастерил чемоданы, но даже изловчился для энциклопедического словаря написать статью… о варениках.
У Хлебникова широта интересов тоже не поддается обычной логике. С годами серьезно увлекся геометрией. Восторгался сочинениями Лобачевского, «опрокинувшего» незыблемость алгоритмов Евклида. Пытался привнести толику собственного миропонимания, обозначив «главенствующий контур» в развитии биологии, физической химии, математики. В «думающую сферу природы» – экологию, кристаллографию. Еще на заре XX века предсказывал будущий расцвет атомной энергетики. Был убежден в пульсации нашего светила – «живом дыхании Солнца»…
Многие годы жизни он посвятил составлению знаменитых «Досок судьбы». Как свидетельствуют исследования, все началось с русско-японской войны. В 1915-м Хлебников заявил: «Мы бросились в будущее с 1905-го. Законы времени, обещание найти которые было написано мною на бересте при известии о Цусиме, собирались 10 лет».
Одушевление выплескивалось через край, когда поэт занимался поисками «счастливых уравнений». Тех числовых закономерностей в чередовании исторических событий, которые бы уже будущим поколениям («будетлянам») позволили объяснять пружины возникновения масштабных бедствий. Тем самым обезопасить себя от грядущих потрясений. «Сцепление эпох», «часы человечества», «колебательные волны заветной цифры 317»… Подобные сочетания часто встречаются в произведениях того периода.
В известном манифесте футуристов «Пощечина общественному вкусу» в 1912 году Хлебников опубликовал системный взгляд на даты возникновения и гибели великих империй. Там же возвестил о надвигающейся катастрофе в стране. Через считанные месяцы в сборнике «Союз молодежи» уже предельно точно назвал год падения государства Российского – 1917-й.
Известно, что во времена «бурь и натиска» множатся шеренги «жрецов, прорицателей, медиумов» и т.д. Канун Октябрьской революции не стал исключением. Невольно обращаешь внимание на такой факт. В архивах есть фото 1909 года, где Велимир держит у плеча человеческий череп. Дань моде на мистические символы? Трудно судить, тем паче что в руках поэта, скорее всего, муляж. Но пафос исканий Хлебникова, конечно же, в другом. В их основе не чародейство, не театральный «улет в астральные туманности», а попытка с помощью научных формул выявить взаимосвязи судеб народов с конкретными числами. По его мысли, они, эти заветные числа, «даруют единство между змееобразным движением хребта Вселенной». Хлебников анализирует летопись цивилизации эпохи фараонов, исторические хроники Древней Руси, Индии, Китая, Японии, Черного континента. Изучает энциклопедии, труды Ньютона, Пуанкаре, Эйнштейна, Бехтерева… В некотором роде опережая события, заявляет, что, скорректировав законы классической механики, сможет построить мир, где «не будет ни света, ни тяготения».
В таинственных «Досках судьбы» отдаленным эхом вновь напомнила о себе жизнь в калмыцком улусе, где местные, а также астрологи из Тибета использовали что-то подобное при гаданиях, исчислении «скоротечных явлений». Хлебников поставил перед собою сверхзадачу: сотворить новый литературный язык как инструмент отражения народной души. А с помощью научного анализа выявить первопричину противоречивой участи России. В итоге создавался некий фантастический синтез математики, лингвистики, истории и... поэзии.
Велимиру казалось, что наконец-то приоткрылось окошко к тайнам мироздания. Что предвидеть события столь же необременительно, как считать до трех. «Мой основной закон, – пишет Хлебников, – состоит в том, что во времени происходит отрицательный сдвиг через 3 (в степени n) дней и положительный через 2 (в степени n) дней; события, дух времени становится обратным через 3 (в степени n) и усиливает свои числа через 2 (в степени n)…»
В замечательной книге Софии Старкиной, о которой уже упоминалось в этих заметках, глубоко и продуктивно освещен внушительный массив исследовательских работ, первоисточников поэта. Что позволяет проследить за полетом крылатой мысли Хлебникова. Отметим лишь некоторые фрагменты.
I. Мир делится на два начала «2 и 3», начало дела, души и начало труда и тела.
II. Времена – это логарифмы воли событий с основанием 2 для рядов жизни и основанием 3 для рядов смерти.
III. Солнечный мир имеет одинаковый с человеческим обществом свод законов во времени.
IV. Предвидение будущего есть уже не греза, а труд.
V. В уравнениях пространства показатель степени не может быть больше 3, в уравнениях времени подстепенное количество не может быть больше 3 (мир чудес первых трех чисел).
VI. Каждый человек имеет свое личное число…
Велимир считал, что «благодаря этим выкладкам будущее становится прозрачным, кажется, что стоишь неподвижно на палубе предвидения... Чувство времени исчезает, и оно походит на поле впереди и поле сзади. Становится своего рода пространством».
Начала книги «Доски судьбы» увидели свет еще при жизни поэта, но прочитать он успел только «первый лист». Неустанное вычисление «живых величин времени», напряженный труд, изматывающее блуждание по городам и весям в надежде на «тихое счастье» – все это оставляло множество рубцов на сердце. И окончательно подорвало силы поэта. В 1922 году близкий друг, художник Петр Митурич, уговорил съездить на отдых в Новгородскую губернию. Судя по всему, Велимир чувствовал, что находится у последней черты.
Отправляясь из Москвы в село Санталово, захватил свои «несметные богатства» – традиционный вещмешок с упакованными рукописями. Оказалось, это было последнее земное странствие великого человека, который 37 лет жизни «плыл против течения». Впрочем, смерть как таковую он всегда осмысливал философски, «как временное купание в волнах небытия». Или совсем по упрощенной формуле, когда «во всех членах уравнения бытия знак «да» заменился знаком «нет». В 1960 году прах Хлебникова был перезахоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище, рядом с останками матери и сестры.
Маяковский справедливо назвал Велимира Хлебникова «одним из наших поэтических учителей и великолепнейшим и честнейшим рыцарем в нашей поэтической борьбе». Ведь своим творчеством он ниспослал, образно говоря, звездную дорожку для взлета к вершинам признания Борису Пастернаку, Марине Цветаевой, Николаю Заболоцкому, Осипу Мандельштаму и многим другим талантам. Тем не менее новые власти России равнодушно относились к творчеству человека, на долгие годы определившего горизонты ритмических и пророческих возможностей стиха. Считали представителем буржуазного упаднического искусства.
Восторженная популярность к поэту «мудрого зрения и благородных чувств» пришла, как, увы, зачастую случается в нашем Отечестве, лишь через полстолетия. В Астрахани стали проводиться Хлебниковские чтения. Открыли музей. В Москве состоялась международная конференция «Велимир Хлебников и мировая культура». Массовыми тиражами издаются книги. Радуга дарований «одинокого лицедея», считавшего, что «Родина сильнее смерти», вызывает у молодой поросли страны душевное побуждение к созидательным поступкам.
Читая его удивительные стихи, прозу, благодарно думаешь о «небесной пылинке», которую волею Всевышнего занесло в наши российские пространства. Может быть, по этим причинам столь пронзительно звучит лаконичная надпись на одном из памятников: «Не размениваясь на детали, скульптор создал выразительный облик одного из самых загадочных русских гениев – поэта Велимира Хлебникова».