Тард г мнение и толпа. Габриэль де тард общественноемнение и толпа

Гюстав Лебон. Психология толп («эра толп»)

Под словом «толпа» Лебон подразумевает «в обыкновенном смысле собрание индивидов, какова бы ни была их национальность, профессия или пол и каковы бы ни были случайности, вызвавшие это собрание». Сознательная личность исчезает, причем, чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая, конечно, временный характер, но и очень определенные черты. Толпа является практически полной противоположностью личности.

Характерные черты толпы

1) исчезновение сознательной личности

2) ориентирование чувств и мыслей в одном направлении

3) большую роль играет бессознательное, инстинктивность

4) в толпе индивид приобретает сознание непреодолимой силы

5) в толпе индивид не склонен обуздывать свои инстинкты

6) толпа анонимна и не несет в себе ответственности

7) заразительность чувств и действий

8) восприимчивость к внушению

9) становясь членом толпы, человек спускается по лестнице цивилизации на несколько ступеней ниже (толпа в интеллектуальном отношении всегда стоит ниже изолированного индивида)

10) с точки зрения чувств и поступков, толпа, в зависимости от обстоятельств, может быть и лучше, и хуже отдельного индивида

11) свойственны импульсивность, раздражительность, изменчивость, нетерпимость

12) одного превращения индивидов в толпу достаточно для того, чтобы они чувствовали, думали и действовали совершенно иначе, чем думали бы, действовали бы каждый из них в отдельности

Габриель Тард («эра публик»)

Достаточно высокого уровня развития достигли средства коммуникации. Появилась публицистика, радио, телеграф. В связи с развитием коммуникаций, происходят изменения природы толп. Таким образом, наряду с толпами, собранными в одном и том же замкнутом пространстве, в одно и то же время, отныне мы имеем дело с рассеянными толпами, т.е. с публикой. Тард дает следующее определение этому понятию: «публика… есть не что иное, как рассеянная толпа, в которой влияние умов друг на друга стало действием на расстоянии, на расстояниях, все возрастающих».

Таким образом, Лебон выяснил психологию толпы, а Тард же занимается психологией публики, взятой в этом особом смысле слова, т.е. как чисто духовной совокупности, как группы индивидов, физически разделенных и соединенных чисто умственной связью.

Отличия между толпой и публикой

1) можно принадлежать в одно и то же время к нескольким группам публики, но к толпе одновременно можно принадлежать только к одной

2) гораздо большая нетерпимость толпы

3) толпа, как группа более естественная, более подчиняется силам природы (она зависит от дождя или от хорошей погоды, от жары или от холода; она образовывается чаще летом, нежели зимой)

4) публика, как группа высшего разряда, не подвластна этим изменениям и капризам физической среды, времени года или даже климата

5) отпечаток расы гораздо менее отражается на публике, чем на толпе

6) влияние, оказываемое публицистом на свою публику, по своей продолжительности оно более сильно, чем кратковременный и преходящий толчок, данный толпе ее предводителем

7) влияние, которое оказывают члены одной и той же публики друг на друга, гораздо менее сильно и всегда содействует публицисту

Тард во многом соглашается с Лебоном, давая толпе ряд характеристик

1) чудовищная нетерпимость

2) гордость

3) болезненная восприимчивость

4) чувство безнаказанности, рожденное иллюзией своего всемогущества

5) утрата чувства меры

6) эмоциональная неустойчивость

7) коллективная истерия

Но Тард замечал, толпы являются ассоциациями спонтанными и преходящими, которые не могут бесконечно оставаться в состоянии волнения. Им предначертано либо распадаться, исчезать так же быстро, как и появились, не оставляя следов, либо эволюционировать, чтобы превратиться в толпы дисциплинированные и стабильные. Разница между ними состоит в существовании организации.

Массы спонтанные, анонимные, аморфные низводят умственные способности людей на самый низший уровень. И напротив, массы, в которых царит определенная дисциплина, обязывают низшего подражать высшему. Таким образом, эти способности поднимаются до определенного уровня, который может быть выше, чем средний уровень отдельных индивидов.

Законы распространения идей в акте коммуникации

1) повторяемости

Идеи распространяются в геометрической прогрессии, каждая новая истина, присоединенная к общему агрегату истин, знаний или положений, – это не просто сложение, а скорее умножение.

2) противоположения

Существует стремление идей распространяться от одного индивида к другим, в результате их наложения на уже существующие

3) приспособления

Использование появившегося изобретения, подражание ему

(131-154) ДУША ТОЛПЫ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ТОЛПЫ. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЗАКОН ЕЕ ДУХОВНОГО ЕДИНСТВА

Что составляет толпу с психологической точки зрения? - Многочисленное скопление индивидов недостаточно для образования толпы. -Специальный характер одухотво­ренной толпы. - Фиксирование идей и чувств у индивидов, составляющих такую толпу, и исчезновение их собствен­ной личности. - В толпе всегда преобладает бессозна­тельное. - Прекращение деятельности мозговых полуша­рий и преобладание спинного мозга. - Понижение умст­венных способностей и полное изменение чувств. - Измененные чувства могут быть лучше или хуже тех, которые присущи отдельным индивидам, составляющим вместе толпу. - Толпа так же легко становится героич­ной, как и преступной.

Под словом «толпа» подразумевается в обыкновенном смысле собрание индивидов, какова бы ни была их национальность, профессия или пол и каковы бы ни были случайности, вызвавшие это собрание. Но, с психологической точки зрения, слово это получает уже совершенно другое значение. При известных

условиях - и притом только при этих условиях - собрание имеет совершенно новые черты, отличающиеся от тех, которые характеризуют отдельных индивидов, входящих в состав этого собрания. Сознательная личность исчезает, причемчувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая, конечно, временный характер, но и очень определенные черты. Собрание в таких случаях становится тем, что я назвал бы, за неимением лучшего выражения, организованной толпой или толпой одухотворенной, составляющей единое существо и подчиняющейся закону духовного единства толпы.

Без всякого сомнения, одного факта случайного нахождения вместе многих индивидов недостаточно для того, чтобы они приобрели характер организованной толпы; для этого нужно влия­ние некоторых возбудителей, природу которых мы и постараемся определить.

Исчезновение сознательной личности и ориентирование чувств и мыслей в известном направлении - главные черты, характе­ризующие толпу, вступившую на путь организации, - не требу­ют непременного и одновременного присутствия нескольких ин­дивидов в одном и том же месте. Тысячи индивидов, отделенных друг от друга, могут в известные моменты подпадать одновре­менно под влияние некоторых сильных эмоций или какого-нибудь великого национального события и приобретать, таким образом, все черты одухотворенной толпы. Стоит какой-нибудь случайности свести этих индивидов вместе, чтобы все их дейст­вия и поступки немедленно приобрели характер действий и по­ступков толпы. В известные моменты даже шести человек доста­точно, чтобы образовать одухотворенную толпу, между тем как в другое время сотня человек, случайно собравшихся вместе, при отсутствии необходимых условий, не образует подобной толпы. С другой стороны, целый народ под действием известных влияний иногда становится толпой, не представляя при этом собрания собственном смысле этого слова. Одухотворенная толпа после своего образования приобретает общие черты - временные, НО совершенно определенные. К этим общим чертам присоединяются частные, меняющиеся сообразно элементам, образующим толпу и могущим в свою очередь изменить ее духовный состав. Одухотворенная толпа может быть подвергнута известной классификации. Мы увидим далее, что разнокалиберная толпа, т. е такая, которая состоит из разнородных элементов, имеет много общих черт с однородной толпой, т. е. такой, которая состоит из более или менее родственных элементов (секты, касты и классы). Рядом с этими общими чертами, однако, резко выступают особенности, которые дают возможность различать оба рода толпы.

Прежде чем говорить о различных категориях толпы, мы должны изучить ее общие черты и будем поступать, как натуралист, начинающий с описания общих признаков, существуюх у всех индивидов одной семьи, и затем уже переходящий к частностям. позволяющим различать виды и роды этой семьи.

Нелегко изобразить с точностью душу толпы, так как ее организация меняется не только сообразно расе и составу собраний, и соответственно, природе и силе возбудителей, которым подчиняются эти собрания. Впрочем, на такие же затруднения мы наталкиваемся, приступая к психологическому изучению отдельного индивида. Только в романах характер отдельных личностей меняется в течение всей их жизни; в действительности же од­нообразие среды создает лишь кажущееся однообразие характе­ров. В другом месте я указал уже, что в каждой духовной орга­низации заключаются такие задатки характера, которые тотчас же заявляют о своем существовании, как только в окружающей среде произойдет внезапная перемена. Так, например, среди наи­более суровых членов Конвента можно было встретить совер­шенно безобидных буржуа, которые при обыкновенных условиях, конечно, были бы простыми мирными гражданами, занимая должности нотариусов или судей. Когда гроза миновала, они вернулись к своему нормальному состоянию мирных буржуа, и Наполеон именно среди них нашел себе самых покорных слуг.

Не имея возможности изучить здесь все степени организации толпы, мы ограничимся преимущественно толпой, уже совершен­но организованной. Таким образом, из нашего изложения будет видно лишь то, чем может быть толпа, но не то, чем она всегда бывает. Только в этой позднейшей фазе организации толпы сре­ди неизменных и преобладающих основных черт расы выделя­ются новые специальные черты и происходит ориентирование чувств и мыслей собрания в одном и том же направлении, и только тогда обнаруживает свою силу вышеназванный психоло­гический закон духовного единства толпы.

Некоторые психологические черты характера толпы общи у нее с изолированными индивидами; другие же, наоборот, присущи только ей одной и встречаются только в собраниях. Мы, прежде всего, рассмотрим именно эти специальные черты, для того чтобы лучше выяснить их важное значение.

Самый поразительный факт, наблюдающийся в одухотворенной толпе, следующий: каковы бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум, одного и их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности. Существуют такие идеи и чувства, которые возникают и превращаются в действия лишь у индивидов, составляющих толпу. Одухотворенная толпа представляет собой временный организм, образовавшийся из разнородных элементов, на одно мгновение соединивших вместе, подобно тому, как соединяются клетки, входящие в став живого тела и образующие, посредством этого соединения новое существо, обладающее свойствами, отличающимися от тех которыми обладает каждая клетка в отдельности.

Вопреки мнению, встречающемуся, к нашему удивлению такого проницательного философа, как Герберт Спенсер, в агре­гате, образующем толпу, нет ни суммы, ни среднего входящие в состав ее элементов, но существует комбинация этих элементов и образование новых свойств, подобно тому, как это происходит в химии при сочетании некоторых элементов, оснований и кислот например, образующих новое тело, обладающее совершенно ины­ми свойствами, чем те, которыми обладают элементы, послужив­шие для его образования.

Нетрудно заметить, насколько изолированный индивид отли­чается от индивида в толпе, но гораздо труднее определить при­чины этой разницы. Для того, чтобы хоть несколько разъяснить себе эти причины, мы должны вспомнить одно из положений современной психологии, а именно то, что явления бессозна­тельного играют выдающуюся роль не только в органической жизни, но и в отправлениях ума. Сознательная жизнь ума со­ставляет лишь очень малую часть по сравнению с его бессозна­тельной жизнью. Самый тонкий аналитик, самый проницатель­ный наблюдатель в состоянии подметить лишь очень небольшое число бессознательных двигателей, которым он повинуется. На­ши сознательные поступки вытекают из субстрата бессознатель­ного, создаваемого, в особенности, влияниями наследственности. В этом субстрате заключается бесчисленные наследственные ос­татки, составляющие собственно душу расы. Кроме открыто признаваемых нами причин, руководящих нашими действиями существуют еще тайные причины, в которых мы не признаемся, но за этими тайными причинами есть еще более тайные, потому что они неизвестны нам самим. Большинство наших ежедневных действий вызывается скрытыми двигателями, ускользающий от нашего наблюдения.

Элементы бессознательного, образующие душу расы, имен, являются причиной сходства индивидов этой расы, отличающихся друг от друга, главным образом, элементами сознательного, - тем, что составляет плод воспитания или же результат исключительной наследственности. Самые несходные между собой по своему уму люди могут обладать одинаковыми страстями, инстинктами и чувствами; и во всем, что касается чувства, религии, политики, морали, привязанностей и антипатий и т. п., люди знаменитые только очень редко возвышаются над уровнем самых обыкновенных индивидов. Между великим математиком и его сапожником может существовать целая пропасть с точки зрения интеллектуальной жизни, но с точки зрения характера между ними часто не замечается никакой разницы или же очень небольшая.

Эти общие качества характера, управляемые бессознательным и существующие в почти одинаковой степени у большинства нор­мальных индивидов расы, соединяются вместе в толпе. В кол­лективной душе интеллектуальные способности индивидов и, сле­довательно, их индивидуальность исчезают; разнородное утопает в однородном, и берут верх бессознательные качества.

Такое именно соединение заурядных качеств в толпе и объяс­няет нам, почему толпа никогда не может выполнить действия, требующие возвышенного ума. Решения, касающиеся общих ин­тересов, принятые собранием даже знаменитых людей в области разных специальностей, мало все-таки отличаются от решений, принятых собранием глупцов, так как и в том и в другом случае соединяются не какие-нибудь выдающиеся качества, а только заурядные, встречающиеся у всех. В толпе может происходить накопление только глупости, а не ума. «Весь мир», как это часто принято говорить, никак не может быть умнее Вольтера, а на­оборот, Вольтер умнее, нежели «весь мир», если под этим словом надо понимать толпу.

Если бы индивиды в толпе ограничивались только соединение заурядных качеств, которыми обладает каждый из них в отделльности, то мы имели бы среднюю величину, а никак не образование новых черт. Каким же образом возникают эти новые черты. Вот этим-то вопросом мы и займемся теперь. Появление этих новых специальных черт, характерных для толпы и притом не встречающихся у отдельных индивидов, входящих в ее состав, обусловливается различными причинами. Первая из них заключается в том, что индивид в толпе приобретает, благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и

это сознание дозволяет ему поддаваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответственности. Чувство ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в толпе.

Вторая причина - заразительность или зараза - также способствует образованию в толпе специальных свойств и определи их направление. Зараза представляет собой такое явление, кот рое легко указать, но не объяснить; ее надо причислить к разряду гипнотических явлений, к которым мы сейчас перейдем толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом такой степени, что индивид очень легко приносит в жертву свор личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы.

Третья причина, и притом самая главная, обусловливающая появление у индивидов в толпе таких специальных свойств, ко­торые могут не встречаться у них в изолированном положении, -это восприимчивость к внушению; зараза, о которой мы только что говорили, служит лишь следствием этой восприимчивости. Чтобы понять это явление, следует припомнить некоторые но­вейшие открытия физиологии. Мы знаем теперь, что различны­ми способами можно привести индивида в такое состояние, ко­гда у него исчезает сознательная личность, и он подчиняется всем внушениям лица, заставившего его прийти в это состояние, совершая по его приказанию поступки, часто совершенно проти­воречащие его личному характеру и привычкам. Наблюдения же указывают, что индивид, пробыв несколько времени среди дей­ствующей толпы, под влиянием ли токов, исходящих от этой толпы, или каких-либо других причин - неизвестно, приходит скоро в такое состояние, которое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта. Такой субъект вследствие пара­лизованности своей сознательной мозговой жизни становится ра­бом бессознательной деятельности своего спинного мозга, кок рой гипнотизер управляет по своему произволу. Сознательная личность у загипнотизированного совершенно исчезает, так как воля и рассудок, и все чувства и мысли направляются вол гипнотизера.

Таково же приблизительно положение индивида, составляющего частицу одухотворенной толпы. Он уже не сознает поступков, и у него, как у загипнотизированного, одни cnocoбности исчезают, другие же доходят до крайней степени напряжения. Под влиянием внушения такой субъект будет совершать известные действия с неудержимой стремительностью, эта неудержимая стремительность проявляется с еще большей силой, так как влияние внушения, одинакового для всех, увеличи- вается путем взаимности. Люди, обладающие индивидуальностыо, чтобы противиться внушению, слишком малочисленны, и потому не в состоянии бороться с течением. Самое большее, что они могут сделать, - это отвлечь толпу посредством какого-нибудь нового внушения. Так, например, удачное слово, какой-нибудь образ, вызванный кстати в воображении толпы, отвлекали ее иной раз от самых кровожад­ных поступков.

Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание лич­ности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и стремление превратить немедленно в действия внушенные идеи - вот главные черты, характеризую­щие индивида в толпе. Он уже перестает быть самим собой и становится автоматом, у которого своей воли не существует.

Таким образом, становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе - это варвар, т. е. существо ин стинктивное. У него обнаруживается склонность к произволу, буйству, свирепости, но также и к энтузиазму и героизму, свойственным первобытному человеку, сходство с которым еще более усиливается тем, что человек в толпе чрезвычайно легко подчиняется словам и представлениям, не оказавшим бы на него в изолированном положении никакого влияния, и совершает поступки, явно противоречащие и его интересам, и его привычкам.

Индивид в толпе - это песчинка среди массы других песчинок, вздымаемых и уносимых ветром. Благодаря именно этому свойствутолпы, нам приходится иной раз наблюдать, что присяжные выносят приговор, который каждый из них в отдельности никогда бы не произнес; мы видим, что парламентские собрания соглашаются на такие мероприятия и законы, которые осудил бы каждый из членов этого собрания в отдельности. Члены Конвенции взятые отдельно, были просвещенными буржуа, имевшими мирные привычки. Но, соединившись в толпу, они уже без всякого колебания принимали самые свирепые предложения и отправляли на гильотину людей, совершенно невинных; в довершение они отказались от своей неприкосновенности, вопреки своим собственнным интересам, и сами себя наказывали.

Но не одними только поступками индивид в толпе отличается от самого же себя в изолированном положении. Прежде чем он потеряет всякую независимость, в его идеях и чувствах должно произойти изменение, и притом настолько глубокое, что оно может превратить скупого в расточительного, скептика- в верующего, честного человека - в преступника, труса- в героя.

Отречение от всех своих привилегий, вотированное аристократией под влиянием энтузиазма в знаменитую ночь 4 авгута 1789 года, никогда не было бы принято ни одним из ее член в отдельности.

Из всего вышесказанного мы делаем вывод, что толпа в интеллектуальном отношении всегда стоит ниже изолированнее индивида, но с точки зрения чувств и поступков, вызываемых этими чувствами, она может быть лучше или хуже его, смотр? по обстоятельствам. Все зависит от того, какому внушению по­винуется толпа. Именно это обстоятельство упускали совершенно из виду все писатели, изучавшие толпу лишь с точки зрения ее преступности. Толпа часто бывает преступна - это правда, но часто также она бывает героична. Толпа пойдет на смерть ради торжества какого-нибудь верования или идеи; в толпе можно пробудить энтузиазм и заставить ее, ради славы и чести, идти без хлеба и оружия, как во времена крестовых походов, освобо­ждать Гроб Господень из рук неверных, или же, как в 1793 году, защищать родную землю. Это героизм, несколько бессознатель­ный, конечно, но именно при его-то помощи и делается история. Если бы на счет народам ставились только одни великие дела, хладнокровно обдуманные, то в мировых списках их значилось бы весьма немного.

Вопрос 40.“Мнение и толпа” – анализ взаимодействия в работе Г. Тарда. Сравнивая толпу и публику Тард говорит- публика не должна опускаться до толпы, то есть Тард ставит публику на высокую ступень, выше толпы. Хотя и не отрицает, что и публика может стать толпой, например, когда она сильно возбуждена каким-то случаем, то тогда она превращается в фанатичную толпу. Толпа, по его мнению, как группа более естественная, подчиняется и зависит от сил природы, луч солнца собирает толпу, а дождь ее рассеивает. Публика же, как группа высшего разряда неподвластна этим изменениям. Действия толпы, по мнению Тарда, легче предсказать, нежели действия публики, в силу того, что толпа, как правило, это люди, объединенные своими национальными чертами, которые слагаются и образуют одно целое, в публике же люди индивидуально отличаются . Тард говорит о том, что у любого журнала, издания, газеты, даже у оратора есть своя публика. Виды публики - религиозный, научный, светский, экономический, эстетический, постоянно по своему существу интернациональны; толпы - религиозные, научные и т.д. только изредка бывают интернациональными под видом конгрессов. Конечно «публика» и «толпа» в чем-то и схожи, можно даже сказать, что каждая публика обрисовывается природой той толпы, которую она порождает. Религиозная публика обрисовывается паломничеством, светска я - балами, празднествами, литературная - театральными аудиториями, промышленная публика - стачкам, политическая - палатами депутатов, революционная - бунтами и т.д. Но не бывает такого, чтобы толпы слились, если не существует публики. Несмотря на все это различие толпа и публика это 2 крайние полюса социальной эволюции (семья и орда это 2 отправные точки этой эволюции) они имеют следующее сходство : связь различных индивидуумов, входящих в их состав, заключается не в том, чтобы они гармонировали друг с другом своими особенностями, взаимно-полезными качествами, но и в том, чтобы взаимно отражаться друг на друге, как бы слиться в унисон. Тард классифицирует публику и толпу с весьма разных точек зрения. Например если рассматривать в отношении пола, то есть публика мужская и женская так же, как и мужская и женская толпа. Но женская публика которая, например, читает романы, стихи, модные газет и т.д., отнюдь не похожа на толпу того же пола. Она более безобидна. Например, если рассматривать по возрасту, то толпы молодежи, мятежные скопища студентов - имеют гораздо большее значение, нежели юношеская публика. Толпы различаются по времени, сезону, широте.… Но самое важное различие, которое выделяет Тард- это то, которое вытекает из самого существа их цели или их веры. Как только какое-то зрелище привлекает взгляды людей, и их умы, как только опасность или же негодование направит их сердце к одному и тому же желанию, они начинают послушно соединяться, и эта первая ступень социального агрегата и есть толпа. Для толпы нет середины между отвращением и обожанием, сегодня они могут кричать «Да здравствует!», завтра «Смерть!» и т.д. Им достаточно лишь слова, чтобы обожание превратилось в вечное проклятие. Публика разнится от толпы тем, что каково бы ни было ее происхождение, пропорция идейной и верующей публики сильно преобладает над публикой страстной и действующей. Сверх того, как действие публики более разумно и более осмысленно, то оно, может быть, и бывает часто более плодотворно, нежели действие толпы. Тард делит толпу на 4 группы: Ожидающая (в толпе имеет место очень сильное коллективное любопытство, это люди, ожидающие появление царственного кортежа, появление персонажа, это могут быть и просто люди, сидящие в театре и ожидающие поднятия занавеса).Внимательная (это те люди, которые толпятся около кафедры профессора, возле трибуны, перед сценой. Их общее внимание и невнимание проявляется всегда гораздо сильнее и настойчивее, нежели внимание и невнимание каждого, входящего в этот состав индивидуума, если бы он был один). Манифестантская (чтобы они ни проявляли - свое убеждение, любовь или ненависть - они всегда проявляют это со свойственным им преувеличением). Действующая (можно разделить на 2 толпы: любящая и ненавидящая).Если говорить о действующей публики, то ее в ее действии вдохновляет любовь или ненависть; но в отличие от действия толпы, ее действие, если оно внушено любовью, часто имеет вид прямой продуктивности, т.к. более обдуманно и рассчитано. Так же Тард пишет о том, что есть и так называемая преступная публика, которая отличается от преступной толпы 4-мя свойствами:Они наносят менее отталкивающий характер.Проистекают не столько из мстительных, сколько из своекорыстных целей, они менее жестоки, но более коварны.Их давление более широкое и продолжительное.Им еще более обеспечена безнаказанность. Итак, рассматривая толпу и публику Тард так заканчивает свое исследование этих социальных групп, и пишет о том, что публика – это новая группа, которая охватывает все большие районы, и приобретает все большую плотность, а многочисленные разновидности человеческой ассоциации они заменяют неполным и неизменчивым делением с неясными границами, взаимно проникающими друг в друга.

G. Tarde L’Opinion et la Foule Перевод с французского под редакцией П. С. Когана Изд-во Т-ва типографии А. И. Мамонтова, М., 1902 г. Институт психологии РАН, Издательство «КСП+» 1999 г.

Одно из самых известных сочинений французского социолога и криминалиста. Согласно его концепции творцом общественного мнения является некая публика с весьма подвижными и неясными границами, уходящими своими корнями в особенности массовых духовно-психологических процессов.

Все социальные процессы, по Тарду, основаны на межличностных взаимодействиях, изучение которых Тард полагает основной задачей общественных наук.

Печатается с приведением текста к нормам современного русского языка

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПУБЛИКА И ТОЛПА

• ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ И РАЗГОВОР

РАЗГОВОР

• ТОЛПЫ И ПРЕСТУПНЫЕ СЕКТЫ

• ПРИМЕЧАНИЯ

Предисловие

Выражению коллективная психология илисоциальная психология часто придают фантастический смысл, от которого прежде всего необходимо освободиться. Он заключается в том, что мы представляем себеколлективный ум, коллективное сознание, как особоемы, которое будто бы существует вне или выше индивидуальных умов. Нет надобности в такой точке зрения, в таком мистическом понимании, для того чтобы совершенно отчетливо провести грань между обыкновенной психологией и психологией социальной, которую мы скорее назвали бы интерспиритуальной. В самом деле, первая касается отношений ума ко всей совокупности других внешних предметов, вторая изучает или должна изучать взаимные отношения умов, их влияния: односторонние или взаимные, - односторонние сначала, взаимные потом. Между первой и второй существует таким образом то различие, которое существует между родом и видом. Но вид в этом случае имеет характер столь важный и столь исключительный, что его необходимо выделить из рода и трактовать при помощи методов, специально ему свойственных.

Отдельные этюды, которые найдет здесь читатель, представляют собой фрагменты этой обширной области коллективной психологии. Их соединяет тесная связь. Пришлось перепечатать здесь, с целью определить его настоящее место, этюд о толпах, составляющий последнюю часть этой книги. В самом деле,публика, которая составляет специальный главный предмет настоящего исследования, есть не что иное, как рассеянная толпа, в которой влияние умов друг на друга стало действием на расстоянии, на расстояниях, все возрастающих. Наконец,мнение, являющееся результатом всех этих действий на расстоянии или при личном соприкосновении, составляет для толпы и публики нечто вроде того, что мысль составляет для тела. И если среди этих действий, в результате которых появляется мнение, мы станем искать самое общее и постоянное, то без труда убедимся, что таковым являетсяразговор, элементарное, социальное отношение, совершенно забытое социологами.

Полная история разговора у всех народов во все времена была бы в высшей степени интересным документом социального знания; и если бы все трудности, которые представляет этот вопрос, удалось победить с помощью коллективной работы многочисленных ученых, то нет сомнения, что из сопоставления фактов, полученных по этому вопросу у самых различных между собою народов, выделился бы большой запас общих идей, которые позволили бы сделать из сравнительного разговора настоящую науку, немного уступающую сравнительной религии, сравнительному искусству и даже сравнительной промышленности, иначе говоря политической экономии.

Но само собой разумеется, что я не мог претендовать на то, чтобы набросать план подобной науки на нескольких страницах. За отсутствием сведений, достаточных хотя бы для самого эскизного наброска, я мог указать только ее будущее место, и я был бы счастлив, если бы, высказав сожаление об ее отсутствии, я возбудил в каком-нибудь молодом исследователе стремление заполнить этот важный пробел.

Май, 1901 Г. Тард

Известный французский социолог Габриель Тард (1843-1904) почти одновременно с Лебоном также исследует феномен толпы. Он обращает внимание на то, что толпа притягательна сама по себе, более того, как он выражается, оказывает некоторое чарующее воздействие. Он проводит различие между такими понятиями как толпа и публика и в отличии от Лебона считает современный ему век веком публики. Толпа, по его мнению, как социальная группа принадлежит прошлому, это нечто низшее. Под публикой он понимает “чисто духовное собирательное целое”, в котором индивиды не собраны, как в толпе, воедино, но, будучи физически разделены друг от друга, связаны воедино духовной связью, а именно общностью убеждений и страстей. Публика, по Тарду, значительно шире, многочисленнее, чем толпа. Появление книгопечатания и особенно газет произвело своего рода переворот в появлении и роли публики. Масса людей стала читать одни и те же газеты, испытывать, сидя у себя дома, сходные чувства. Периодическая пресса занимается одними и теми же насущными проблемами. Возникновение публики предполагает более значительное умственное и общественное развитие, чем образование толпы.

Если нарождение публики связано с возникновением книгопечатания в XVI в., то в XVIII в. появляется и растет “политическая публика”, которая вскоре поглощает в себя, “как разлившаяся река свои притоки, всякого рода другие публики: литературную, философскую и научную... И начинает иметь значение лишь вследствие жизни толпы”. Революция крайне активизировала не только толпу, но и породила невиданное ранее обилие “жадно читаемых газет”. В то время о наличии такой публики можно говорить лишь применительно к Парижу, но не провинциям. И только “нашему веку с его средствами усовершенствованного передвижения и мгновенной передачи мысли на всякое расстояние предоставлено было дать разного рода, или лучше, всякого рода публике то беспредельное расширение, к какому она способна, - в чем и заключается резкое отличие ее от толпы”. Толпа не может выйти за определенные пределы, иначе она уже не представляет собой единого целого и не может заниматься одной и той же деятельностью. А комбинация книгопечатания, железных дорог, телеграфа и телефона сделала публику столь многочисленной, что речь идет не об эпохе толпы, а об эпохе публики.

Толпа захватывает человека целиком, она более эмоциональна, чем публика, поэтому и более нетерпима. Падение публики до толпы очень опасно для общества. Вожак воздействует на толпу эмоциональнее и быстрее, но воздействие публициста длительнее. Если толпа по своим характеристикам неизменна, то публика поддается изменениям. Социалистическая публика времен Прудона и конца XIX в. весьма изменилась. Роль публицистов постоянно увеличивается, они создают общественное мнение, не говоря уже о постоянно увеличивающемся потоке прессы. Толпа никогда не бывает международной, тогда как современная публика постоянно бывает международной. Публика, по Тарду, менее слепа и значительно более долговечна, чем толпа.

Она является как бы конечным состоянием, в ней сливаются религиозные, политические, национальные группы. Публика - говорит он - это огромная. рассеянная толпа с неопределенными и постоянно меняющимися контурами, внушаемая на расстоянии. Но в то же время публика и толпа взаимно отражают друг друга, заражаясь одинаковыми мыслями и страстями.

Лебон, говоря о заразительности, имеющей место в толпе, обращает внимание на подражательность. Тард при характеристике и толпы, и публики особое внимание уделяет именно моменту подражания. Это вообще одна из основных идей его социологических теорий, которой он посвятил отдельную работу - “Законы подражания”. Он воспринимает общество как подражание, а само подражание выступает у него как род сомнамбулизма. Всякий прогресс, не исключая прогресса равенства - считает он - совершается путем подражания, повторения. И эта характеристика выявляется особенно отчетливо при исследовании поведения толпы, публики.

В своем анализе публики Тард подчеркивает роль общественного мнения, под которым понимает не только совокупность суждений, но и желаний. Все это воспроизводится во множестве экземпляров и распространяется среди множества людей. Именно Тарду принадлежит первенство в анализе общественного мнения, в необходимости его учета политическими деятелями, которые должны управлять этим мнением. Современное общественное мнение, считает он, сделалось всесильным, в том числе и в борьбе против разума. Оно руководствуется внушенными идеями и чем многочисленнее делается публика, тем сильнее власть общественного мнения. Огромная роль в создании и распространении общественного мнения принадлежит периодической печати. Как он выражается, достаточно одного пера, чтобы привести в движение миллион языков. Чтобы активизировать 2000 афинских граждан, требовалось 30 ораторов, но нужно не более 10 журналистов, чтобы встряхнуть 40 миллионов французов. Печать объединяет и оживляет разговоры, делает их однообразными в пространстве и разнообразными во времени. Именно печать сделала возможным внушение на расстоянии и породила публику, связанную чисто душевными, психическими узами. Каждый читатель убежден, что он разделяет мысли и чувства огромного количества других читателей. Тард считает, что не избирательное право, а широкое распространение прессы мобилизует публику во имя той или иной цели. В сложных общественных обстоятельствах вся нация превращается “в огромный массив возбужденных читателей, лихорадочно ожидающих сообщений”. Власть оказывается в зависимости от прессы, которая может заставить ее не только приспосабливаться, но и изменяться.

Подобно тому, как Лебон дает классификацию толпы, Тард дает определенную классификацию публики, считая, что это можно сделать по множеству признаков, но важнейшим является цель, объединяющая публику, ее вера. И в этом он усматривает сходство между толпой и публикой. И та, и другая - нетерпима, пристрастна, требует, чтобы все ей уступали. И толпе, и публике присущ дух стадности. И та, и другая напоминает по своему поведению пьяного. Толпы не только легковерны, но порой и безумны, нетерпимы, постоянно колеблются между возбуждением и крайним угнетением, они поддаются коллективным галлюцинациям. Хорошо известны преступные толпы. Но то же самое можно сказать и о публике. Порой она становится преступной из-за партийных интересов, из-за преступной снисходительности к своим вождям. Разве публика избирателей - вопрошает он, - которая послала в палату представителей сектантов и фанатиков, не ответственна за их преступления? Но даже пассивная публика, непричастная к выборам, не является ли также соучастницей того, что творят фанатики и сектанты? Мы имеем дело не только с преступной толпой, но также и с преступной публикой. “С тех пор, как начала нарождаться публика, величайшие исторические преступления совершались почти всегда при соучастии преступной публики. И если это еще сомнительно относительно Варфоломеевской ночи, то вполне верно по отношению преследования протестантов при Людовике XIV и к столь многим другим”. Если бы не было поощрения публики к подобного рода преступлениям, то они не совершались бы. И он делает вывод: за преступной толпой стоит еще более преступная публика, а во главе публики - еще более преступные публицисты. Публицист у него выступает как лидер. Например, он говорит о Марате как о публицисте и предсказывает, что в будущем может произойти персонификация авторитета и власти, “в сравнении с которыми поблекнут самые грандиозные фигуры деспотов прошлого: и Цезаря, и Людовика ХIV, и Наполеона”. Действия публики не столь прямолинейны как толпы, но и те и другие слишком склонны подчиняться побуждениям зависти и ненависти.

Тард считает, что было бы ошибочно приписывать прогресс человечества толпе или публике, так как его источником всегда является сильная и независимая, отделенная от толпы, публики мысль. Все новое порождается мыслью. Главное - сохранить самостоятельность мысли, тогда как демократия приводит к нивелировке ума.

Если Лебон говорил об однородной и разнородной толпе, то Тард - о существовании разнородных по степени ассоциаций: толпа как зародышевый и бесформенный агрегат является ее первой ступенью, но имеется и более развитая, более прочная и значительно более организованная ассоциация, которую он называет корпорацией, например полк, мастерская, монастырь, а в конечном счете государство, церковь. Во всех них существует потребность в иерархическом порядке. Парламентские собрания он рассматривает как сложные, противоречивые толпы, но не обладающие единомыслием.

И толпа, и корпорация имеет своего руководителя. Порой толпа не имеет явного руководителя, но часто он бывает скрытым. Когда речь идет о корпорации, руководитель - всегда явный. “С той минуты, когда какое-нибудь сборище людей начинает чувствовать одну и ту же нервную дрожь, одушевляться одним и тем же и идет к той же самой цели, можно утверждать, что уже какой-нибудь вдохновитель или вожак, или же, может быть, целая группа вожаков и вдохновителей, между которыми один только и был деятельным бродилом, вдунули в эту толпу свою душу, внезапно затем разросшуюся, изменившуюся, обезобразившуюся до такой степени, что сам вдохновитель раньше всех других приходит в изумление и ужас”. В революционные времена мы имеем дело со сложными толпами, когда одна толпа перетекает в другую, сливается с ней. И здесь всегда появляется вожак, и чем дружнее, последовательнее и толковее действует толпа, тем очевиднее роль вожаков. Если толпы поддаются любому вожаку, то корпорации тщательно обдумывают, кого сделать или назначить вожаком. Если толпа в умственном и нравственном отношении ниже средних способностей, то корпорация, дух корпорации, считает Тард, может оказаться выше, чем составляющие ее элементы. Толпы чаще делают зло, чем добро, тогда как корпорации чаще бывают полезными, чем вредными.

Особое внимание Тард уделяет сектам, которые, по его мнению, и поставляют толпе вожаков. Они являются бродилом для толпы, хотя сами секты вполне могут обходиться без толпы. Секта одержима некой идеей, и она подбирает себе последователей, которые уже подготовлены к этой идее. Согласно Тарду, всякая идея не только подбирает себе людей, но прямо создает их для себя. Все эти секты, считает он, возникают на ложных идеях, на смутных и темных теориях, обращены к чувствам, но не разуму. Секта непрерывно совершенствуется, и в этом ее особая опасность, прежде всего, когда речь идет о преступных сектах. Другая опасность сект заключается в том, что они вербуют для своих целей людей самых разных общественных категорий. Степень ответственности вождей и сект, которые их порождают, и ведомых ими масс различна. За все разрушительное, что имеет место в революции, толпа, хотя бы отчасти, ответственна. Но сами революции, по Тарду, были созданы, замыслены Лютером, Руссо, Вольтером. Все гениальное, в том числе и преступления, создается индивидом. Вождь, политический деятель, мыслитель внушает остальным новые идеи. Он считает, что в коллективной душе нет ничего загадочного, это просто душа вождя. Толпа, секта, публика всегда имеет ту основную мысль, которую ей внушили, они подражают своим вдохновителям. Но сила чувств, которыми руководствуется при этом масса, как в добре, так и в зле, оказывается ее собственным произведением. Поэтому неправильно было бы приписывать все действия толпы, публики только вождю. Когда толпа восхищается своим лидером, то она восхищается собой, она присваивает себе его высокое мнение о самом себе. Но когда она, и прежде всего демократическая публика, проявляет недоверие к своему руководителю, то и сам руководитель начинает заигрывать и подчиняться такого рода публике. И это происходит несмотря на то, что толпы, публика чаще всего послушны и снисходительны к своему лидеру.

Работы Лебона и Тарда явились основой для исследования феномена толпы, народных масс во всей последующей литературе XX в. Особенно это касается иррационалистической философии, близкой по самой своей сути к психологической проблематике, часто переплетающейся с нею. Это и предопределило сходство в подходе к пониманию роли народных масс теоретиками “психологии толп” и рядом представителей иррационалистической философии. Как мы постараемся показать, в основе многих представлений философов XX в., писавших о массах, толпе, лежат трактовки, данные Лебоном и Тардом