Крымский царь девлет гирей приказал. Тестовые задания по XVI веку

Хан, безобразничавший на Изюмском шляхе

В истории правления царя Ивана Грозного, в целом неоднозначного, особняком стоит 1571 год, в котором правитель России, несмотря на свое прозвище, не смог избежать величайшего унижения, которое во многом повлияло на его последующую политику.

После распада Золотой Орды вокруг формирующегося Российского государства существовали сразу несколько государственных образований, оставшихся после падения татаро-монгольской империи.

Практически все они находились во враждебных отношениях с Российским государством и совершали регулярные набеги на русские приграничные территории, грабя, убивая и угоняя в плен мирное население. Подобные набеги способствовали широкому развитию в ханствах, образовавшихся на обломках Золотой Орды, работорговли.

С усилением Российского государства русские монархи приступили к решению проблемы беспокойных соседей. При царе Иване Грозном к России были присоединены Казанское и Астраханское ханство.

Икона «Благословенно воинство Небесного Царя», написанная в память Казанского похода 1552 года. Источник: wikipedia.org

Еще одним серьезным противником России было Крымское ханство, главой которого в 1551 году стал назначенный султаном Османской империи хан Девлет-Гирей.

Девлет-Гирей был непримиримым противником Руси, и после падения Казанского и Астраханского ханств активно добивался восстановления их независимости.

Противостояние России и Крымского ханства растянется на многие годы и будет проходить с переменным успехом. Легендарные слова из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» о крымском хане, который безобразничает на Изюмском шляхе - чистая правда.

В первый период своего правления Иван Грозный, взявший Казань и Астрахань, довольно успешно отражал попытки Девлет-Гирея разорить русские земли.

Война и внутренние распри

Ситуация коренным образом изменилась после того, как Россия вступила в Ливонскую войну, целью которой было закрепление за нашим государством выхода к Балтийскому морю. Война, изначально складывавшаяся для русских успешно, в итоге вылилась в затяжной конфликт, завершившийся неудачей России.

Девлет-Гирей, пользуясь отвлечением главных русских военных сил на западном направлении, стал совершать опустошительные набеги на южнорусские земли едва ли не ежегодно.

Справиться с этой угрозой не давал и внутренний российский конфликт - Иван Грозный, добивавшийся укрепления самодержавия, наткнулся на сопротивление со стороны Боярской Думы, стремившейся ограничить полномочия монарха.

Неудачи же в Ливонской войне Иван Грозный стал прямо трактовать как свидетельство внутренней измены.

Для борьбы с боярской оппозицией был введен институт опричнины - сам царь взял под свое личное управление ряд земель, на которых было сформировано особое царское войско для борьбы с изменниками. Формировалась войско из молодых дворян, которые противопоставлялись родовитым боярам. При этом все остальные земли государства, не вошедшие в опричнину, именовались «земщиной» и получили даже своего царя - назначенного Иваном Грозным татарского князя Симеона Бекбулатовича.

Руководимое царем опричное войско развернуло террор против противников Ивана Грозного, как мнимых, так и настоящих. В 1570 году, на пике опричнины, был разгромлен Новгород, обвиненный в попытке перейти на сторону врага.

Под маховик репрессий в этот период попали уже и сами создатели и руководители опричнины. При этом боевые качества опричного войска, привыкшего не к войне, а карательным акциям, были чрезвычайно низкими, что ярко проявится в 1571 году.

Русская катастрофа

Весной 1571 года крымский хан Девлет-Гирей, собрав большое войско, насчитывавшее, по разным оценкам, от 40 до 120 тысяч крымских ордынцев и ногайцев, двинулся в поход на Русь.

За год до этого князь Воротынскийоценил состояние сторожевой службы на южных рубежах Руси как крайне неудовлетворительное. Однако начатые реформы ситуацию изменить уже не успели.

Основные силы русского войска продолжали сражаться на Ливонской войне, а помешать войску Девлет-Гирея пытались не более 6000 ратников. Крымские татары успешно форсировали Угру, обошли укрепления русских на Оке и ударили во фланг русского войска.

Ратники, не выдержав удара, в панике отступили, открыв Девлет-Гирею дорогу на Москву. Сам Иван Грозный, узнав, что противник уже в нескольких верстах от его ставки, вынужден был бежать на север.

Известно, что изначально Девлет-Гирей не ставил задачу продвижения до Москвы, однако, узнав о слабости русского войска и об ослаблении Руси в целом из-за нескольких неурожайных лет, Ливонской войны и опричнины, решил использовать благоприятную ситуацию.

К 23 мая войско Девлет-Гирея подступило к Москве. Все, что успели немногочисленные русские войска - это занять оборону в предместьях Москвы. Ивана Грозного в столице не было.
Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII века. Картина Аполлинария Васнецова Фото: Public Domain

Единственным безопасным местом являлся Кремль, который крымские татары не могли взять без тяжелых орудий. Однако Девлет-Гирей и не пытался штурмовать крепость, 24 мая приступив к разграблению незащищенной части посада, где располагались торговцы, ремесленники и беженцы, стекавшиеся из городов, по которым ранее прошло крымское войско.

Татары фактически безнаказанно грабили и поджигали усадьбы. Сильнейший ветер разметал огонь по городу, в результате чего пожар охватил всю Москву. В городе произошли взрывы в погребах, обрушившие часть крепостных стен. Пожар проник в Кремль, в Грановитой палате лопались железные прутья, полностью сгорел и Опричный двор с дворцом царя, где расплавились даже колокола.

В подвале кремлевского дома сгорел раненый главнокомандующий русских войск князь Бельский.

Триумф Девлет-Гирея

Выжившие в этом кошмаре писали, что толпы людей в панике бросились к самым дальним от татар городским воротам, пытаясь спастись. Одни задыхались в дыму, другие сгорали в огне, третьих насмерть задавили в безумной давке, четвертые, спасаясь от огня, бросались в Москва-реку и тонули, так что вскоре она была буквально забита трупами несчастных.

Через три часа пожара Москва практически выгорела дотла. На следующий день Девлет-Гирей с добычей и пленниками ушел назад, по пути уничтожив Каширу и разорив рязанские земли. Разгромленное русское войско было не в состоянии его преследовать.

Современники писали, что только уборка трупов москвичей и беженцев, погибших в столице 24 мая 1571 года, заняла два месяца. Восстанавливаемый город пришлось заселять людьми, которых переселяли из других городов.

Оценить ущерб от нашествия чрезвычайно трудно. По данным иностранцев, в Москве к 1520 году жило не менее 100000 человек, а по состоянию на 1580 год это число было не выше 30 тысяч.

Жертвами крымского нашествия стали до 80 тысяч жителей Руси, а еще до 150 тысяч было угнано в плен. Ряд историков считают эти цифры завышенными, тем не менее, потери были колоссальными.

Потрясенный и униженный Иван Грозный готов был передать Девлет-Гирею Казанское ханство, но отказался возвращать независимость Казани. Одновременно, разочарованный в опричниках, Иван Грозный начал свертывание политики массовых репрессий. Вскоре даже упоминание слова «опричнина» было запрещено.

Невероятный успех, однако, ошеломил не только Ивана Грозного, но и Девлет-Гирея. Получив после военного похода прозвище «Взявший трон», он заявил о намерении не только завладеть Астраханью, но и подчинить все Русское государство.

Ответный удар

Закладной камень в память победы в Битве при Молодях в 1572 году. Фото: wikipedia.org

В 1572 году, выполняя свои планы, Девлет-Гирей двинулся на Русь со 120-тысячным крымско-османским войском. Преодолев небольшие русские заставы на Оке, он устремился к Москве.

Однако на сей раз русские были готовы к встрече опасного врага. В длившейся с 29 июля по 2 августа 1572 года битве при Молодях русское войско под командованием воеводМихаила Воротынского, Дмитрия Хворостинина и Ивана Шереметьева разгромило силы Девлет-Гирея.

Русские, располагая меньшими силами, проявили себя куда более искусными воинами, чем крымские татары, явно переоценившие свои силы после набега 1571 года.

Разгром был полным - те, кто бежал с поля боя, утонули в Оке, преследуемые русской конницей. Среди погибших было много крымской знати, включая сына, внука и хана зятя. Многие приближенные Девлет-Гирея оказались в плену.

Фактически Крымское ханство лишилось своего мужского боеспособного населения. Девлет-Гирей более не совершал набегов на Русь, а его преемники ограничивались только вылазками небольших отрядов на приграничные территории.

Русский позор 1571 года был отомщен, но никогда не будет забыт.

В русско-крымских отношениях, насчитывающих не одно столетие, XVI век занимает особенное место. Сложившийся в конце XV века русско-крымский союз, острием своим направленный против Большой Орды, оказался, увы, слишком недолговечным, ибо он основывался на принципе «против кого дружить будем». И когда в 1502 году государство Ахматовичей окончательно рассыпалось, когда общего могущественного врага, против которого объединились молодая Московская Русь и Крым, не стало, переход от дружественных отношений к открытой враждебности был лишь вопросом времени. Кто же вышел победителем в кровавых битвах, интригах, жажде власти – царь Иван Грозный или хан Девлет-Гирей? На страницах этой книги читатель узнает о многолетнем противоборстве Москвы и Крыма.

Из серии: От Руси к империи

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Иван Грозный и Девлет-Гирей (В. В. Пенской, 2012) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

§ 1. Первая кровь

Отсчет нашей истории мы начнем с весны 1551 г., когда в результате дворцового переворота, осуществленного при деятельном участии и поддержке Стамбула, был свергнут и убит хан Сахиб-Гирей I, энергичный и удачливый правитель и военачальник, управлявший Крымским ханством на протяжении почти 20 лет. Его сменил племянник покойного, внук Менгли-Гирея I Девлет-Гирей I. При новом «царе» татарское государство достигло, пожалуй, вершины своего могущества и влияния, а его долгое правление (а умер Девлет-Гирей летом 1577 г.) вошло в историю ханства как одно из самых ярких и насыщенных событиями. Среди них едва ли не самой запоминающейся страницей в эти годы стало противостояние Москвы и Крыма в конце 60‑х – начале 70‑х гг. XVI в. При Девлет-Гирее оно достигло своего апогея, крымская угроза для Москвы стала как никогда серьезной. Хан лично возглавил 7 походов на Русь (1552, 1555, 1562, 1564, 1565, 1571 и 1572 гг.), еще два планировавшихся им похода, в 1556 и 1559 гг., были им отменены, а в 1569 г. хан принял участие в незадавшейся османской экспедиции на Астрахань. Еще 4 похода (1558, 1563, 1570 и 1573 гг.) осуществил его сын и наследник-калга Мухаммед-Гирей, а в 1568 г. на «крымскую украйну» приходили «царевичи». Таким образом, за 26 лет правления Девлет-Гирей и его сыновья совершили или приняли участие в 13 походах против России 12 . Соответственно, и результаты, которых удалось добиться хану, превзошли те, что были достигнуты его предшественниками и тем более преемниками. В мае 1571 г. Девлет-Гирей добился самой громкой победы над русскими за всю историю русско-крымских войн – его воинство сумело нанести поражение полкам Ивана Грозного под самыми стенами Москвы, а затем сожгло столицу Русского государства, подвергнув опустошению ее окрестности.

Казалось, сбылись мечты Менгли-Гирея и его потомков и возгордившаяся Москва признает наконец свою зависимость от Крыма, вспомнит те времена, когда русские князья были данниками и слугами татарских ханов, «держали на голове царское слово». Однако на дворе был XVI, а не XIII в., и времена Батыя, Тохтамыша и Едигея остались в прошлом. События следующего, 1572 г., наглядно это продемонстрировали. Попытавшись закрепить свой неожиданный успех предыдущего года, Девлет-Гирей снова пошел на Москву, рассчитывая на этот раз довести начатое дело до конца и сломить сопротивление «московского». Этим его надеждам не суждено было сбыться – в многодневном «прямом деле» при Молодях, небольшом подмосковном селе, «царево» войско потерпело сокрушительное поражение от полков Ивана Грозного. Разгром был настолько серьезным, что даже в самое трудное для Москвы время, в конце 1570‑х – начале 1580‑х гг., когда король Речи Посполитой воинственный Стефан Баторий отбивал у русского государя город за городом, крымцы не сдвинулись с места, не попытались взять реванш за неудачу 1572 г. Прошло почти 20 лет, прежде чем сын Девлет-Гирея Гази-Гирей II в 1591 г. попытался пройти по следам отца, вышел к самой русской столице и был разбит. После этого татары уже ни разу не угрожали непосредственно Москве, ограничиваясь большим и малыми набегами на русские «украйны». Но до этого было еще далеко. Взошедший на престол уже немолодой по тем временам хан (в 1551 г. ему было 39 лет) оказался перед лицом серьезных внутренних (например, нужно было налаживать отношение с влиятельнейшими главами крымских аристократических родов, от позиции которых во многом зависела дальнейшая судьба хана) и внешнеполитических проблем (ведь Девлет-Гирей пришел к власти в момент, когда расстановка сил в Восточной Европе начала резко изменяться, и не в последнюю очередь из-за действий молодого русского царя Ивана IV, тогда еще не Грозного).

Выход из сложившейся сложной и неустойчивой ситуации крымский «царь» нашел в активной внешней политике. Агрессивный, экспансионистский ее характер объяснялся стремлением Девлет-Гирея отвлечь внимание своевольной татарской знати от придворных интриг, занять ее войной. Не последнюю роль играло также и стремление хана «поправить» экономику Крыма посредством организации грабежа соседей, прежде всего московитов, и вымогания у них за отказ от продолжения набегов богатых «поминков». И, естественно, хан стремился не допустить чрезмерного усиления России, что никак не соответствовало интересам Крыма.

Повод для начала конфликта с Иваном IV представился очень скоро. Венчавшись на царство в январе 1547 г., юный русский государь очень скоро попытался разрешить в выгодном для Москвы ключе «казанский» вопрос. Зимой 1548–1549 и 1549–1550 гг. войска Ивана IV дважды ходили на Казань (русский царь принял личное участие в обоих экспедициях), и хотя в силу разных причин оба похода завершились неудачей, тем не менее в Москве не оставили надежды подчинить ханство своей власти. Отказавшись от лобового штурма Казани, Иван IV и его советники перешли к иной тактике – планомерного, постепенного наступления на непокорных казанцев. Весной 1551 г. в устье реки Свияги русскими была воздвигнута крепость, которая должна была стать базой для царских полков в случае, если они снова двинутся на татарскую столицу. Прямым следствием этого шага стала победа промосковской партии среди казанской аристократии, пригласившей на трон Шах-Али, бывшего касимовского «царя», раньше уже бывшего на казанском троне. Однако новый хан, личность, судя по отзывам современников, малосимпатичная, так и не сумел найти общего языка с казанцами и, в конце концов, весной 1552 г. был вынужден покинуть Казань. По договоренности с московскими симпатизантами его должен был сменить московский наместник, а Казань – войти в состав Русского государства при условии сохранения в неприкосновенности внутренних порядков ханства. Однако противники подчинения Москве сумели сорвать выполнение уже заключенного договора. После этого стало очевидно, что война неизбежна и, как известно, не прошло и полугода, как русские полки начали последнюю осаду Казани, завершившуюся кровопролитным штурмом города 2 октября 1552 г. Казанское ханство перестало существовать.

Все это время Девлет-Гирей, надо полагать, внимательно наблюдал за развитием событий, благо в информаторах он недостатка не испытывал – противники Москвы в Казани волей-неволей должны были ориентироваться на Крым, поскольку только он мог служить надежным противовесом стремлению русских государей подчинить казанский юрт своей власти. Стремясь поддержать «крымскую» партию в Казани и не допустить дальнейшего усиления Русского государства, Девлет-Гирей и его советники приняли решение предпринять экспедицию на север. Обстоятельства как будто благоприятствовали этому замыслу – как показывали позднее плененные татары, хан предполагал, что Иван со своими полками отправится под Казань, и дорога на Москву будет открыта.

Хан не сильно ошибался в своих предположениях – планируя летнюю кампанию в русскую столицу, был вынужден послать часть сил и немалую отправить на восток, против Казани, а часть – как это повелось еще со времен Василия III – на юг, на «берег». Здесь, на правом берегу Оки от Калуги до Переяславля-Рязанского, ежегодно разворачивались конные русские полки в ожидании татарских нападений. Заглянем же в летописи и разрядные книги и определимся с диспозицией русских ратей в этом году.

Прежде всего стоит заметить, что значительные силы были собраны в городе на Свияге: в разрядных книгах отмечалось, что еще в апреле 1551 г. «послал царь и великий князь в Свияжской город на годованье бояр своих и воевод боярина князя Петра Ивановича Шуйсково, боярина Семена Костантиновича Заболоцково, да воевод послал князя Дмитрея Михайловича Жижемсково, Бориса Ивановича Салтыкова, князя Григорья Голову князь Петрова сына Звенигородцково» с детьми боярскими, стрельцами и казаками. Затем, уже в апреле 1552 г., когда стала очевидной невозможность урегулирования казанского кризиса мирным путем, Иван «отпустил» «воевод в судех на Свиягу и велел дела своего беречь и себя государя дожидатца бояр и воевод князя Александра Борисовича Горбатого да князя Петра Ивановича Шуйского и иных воевод». Вместе с ними в Свияжский городок был отправлен также «наряд» (т. е. артиллерийский парк для возможной осады Казани) и припасы 13 . Еще один полк (дети боярские и стрельцы) во главе с князем М.В. Глинским и окольничим И.М. Умным-Колычевым был отправлен на Каму, а на усиление к ним собирались ратные люди в Вятской и Устюжской землях под началом воевод Паука Заболотского и Г. Сукина 14 . Туда же, под Казань, в Муроме собиралась 3‑полковая конная рать воевод князей В.С. Серебряного и Д.Ф. Палецкого. Ее должны были составить дети боярские «московских» городов (т. е. главным образом служилых корпораций уездов к востоку от Москвы). Одним словом, против Казани готовилась выступить едва ли не половина (а то и более) ратных людей, которыми располагал молодой русский царь. Сам же Иван со своим двором, выборными (т. е. лучшими) детьми боярскими и ратниками «далних городов, Новагорода Великого и других городов» (очевидно, что в данном случае речь шла о детях боярских северо-западных городов, «силе тверской и новгородской»), готовился выступить на «берег». Здесь, в Коломне, развертывалась 5‑полковая рать во главе с воеводами князьями И.Ф. Мстиславским и М.И. Воротынским и под Калугой 3‑полковая с воеводой князем Ю.И. Темкиным-Ростовским (не считая, конечно, воевод с гарнизонами в «украинных» городах – Туле, Пронске, Мценске и других) 15 . В Поле снова были посланы сторожи и заставы, а воеводы украинных городов получили соответствующие предупреждения и наказы «доведыватися про крымского царя полных вестей» 16 .

Зачем потребовалось это разделение – недвусмысленный ответ на этот вопрос дают сохранившиеся царские грамоты и разрядные книги: «Помыслив государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии со своею братьею, со князь Юрьем Васильевичем и со князь Володимером Андреевичем, и с отцом своим преосвященным митрополитом Макарием всеа Русии, и со всеми боляры своими, и приговорил, как ему, государю, дела своего беречь от недруга своего от крымскаво царя и как ему итти на свое дело и на земское х Казани. А самому царю и великому князю, положа на бога упование, итти на свое дело и на земское с Москвы на Коломну в первой четверг, заговев Петрова посту, июня в 17 день. И, пришед ему на Коломну, с людми збиратися, каторым велено быти на Коломне, и ждати ис Крыму вестей». Только в том случае, если на границе будет спокойно, Иван собирался отправиться в Муром, а оттуда – на непокорных казанцев. Интересно, что в царском ответе на 1‑е послание князя А. Курбского есть пассаж, который можно истолковать как жалобу Ивана на то, что для похода на Казань с ним собралось всего лишь 15 тыс. ратных людей 17 . И если полагать, что Иван назвал тех, кто был с ним в Коломне, то эта цифра представляется вполне правдоподобной и реальной.

Таким образом, в Москве предприняли все необходимые меры для того, чтобы не допустить неожиданного нападения крымцев на государеву «украйну» и срыва казанской экспедиции. И вовремя – 16 июня Иван отправился со своим двором в Коломну, где его дожидались полки И.Ф. Мстиславского и М.И. Воротынского. По дороге в подмосковное село Остров Иван узнал от прискакавшего из Путивля станичника Ивана Стрельника, что русские сторожи обнаружили переправу «многих людей крымских» через Северский Донец, «а того неведомо царь ли или царевичь». Поняв, что Девлет-Гирей решил выступить на помощь казанцам, царь решил, прежде чем идти на «берег» навстречу татарам, совершить поездку в Троице-Сергиев монастырь. Пробыв там один день, он 19 июня приехал в Коломну. Здесь его поджидал другой станичник, Айдар Волжин, сообщивший, что «многие люди крымские» идут на Русь, а ждут их на Коломну или Рязань, но есть ли среди них сам «царь» – пока неясно. Его сведения подтвердил прискакавший с Поля гонец Василий Александров. Посовещавшись с воеводами, Иван начал расставлять полки у главных бродов через Оку, где татары могли переправиться через реку. Завершив развертывание, царь лично объехал все свои рати, «жаловал и словом утверждал» воевод и рядовых ратников, призывая их (согласно летописи) сразиться с нечестивыми агарянами «за имя святыя Троица и за единородную свою братию православные християне» 18 . Ободренные царскими речами и присутствием самого государя в полках, воеводы и дети боярские готовились к «прямому делу», прекрасно понимая – отступать некуда, позади и в самом деле Москва, и что ожидает Русскую землю в случае, если враг одержит на берегах Оки победу. Никто из них не забыл, что случилось тридцать лет назад здесь же, под Коломной.

Тем временем Девлет-Гирей во главе своих полков (а поход, надо сказать, был организован по всем правилам – хан выступил в него со всей своей силой, взяв с собой свой двор, свою «гвардию» – стрелков-тюфенгчи, и артиллерию) подошел вплотную к русским границам. Под Рязанью татарские «резвые люди» взяли в плен нескольких русских станичников, которые на допросе показали, что русский государь дожидается его под Коломной, а хочет за православие прямое дело делати» 19 . Эта новость стала для хана и его военачальников неприятной неожиданностью – хотя их войско и превосходило по численности собранное Иваном, тем не менее, предпринимая эту экспедицию, Девлет-Гирей исходил из того, что русские полки уйдут под Казань, а слабые заслоны, что останутся на Оке, будут легко сметены. И тогда можно будет «распустить войну» – разрешить своим воинам вдоволь поохотиться за русским ясырем для продажи на крымских рынках, нахватать «животов» и скота. И тут такая незадача – информаторы крымского «царя» ошиблись: Иван и его бояре рискнули и разделили свои полки, выставив часть (и не самую худшую – как-никак, но на Оке собрался царский двор и воины Владимира Старицкого, выборные дети боярские ото всех «городов») против «царя»! И Девлет-Гирей, памятуя о неудачной попытке своего предшественника Сахиб-Гирея I форсировать Оку в 1541 г. пред лицом собравшихся на правом берегу реки русских полков, решил отказаться от продолжения похода.

Однако отступить, ничего не сделав, означало нанести сильный удар по авторитету хана, и без того не очень уютно чувствовавшего себя на троне. Летописи сообщают (со слов пленных татар), что перед тем, как принять такое неприятное решение, хан созвал своих военачальников и «князей» посоветоваться, что делать в изменившейся ситуации. И, по словам летописца, «князи ему реша: “Аще хошещи срам свой покрытии, есть у великого князя град Тула на Поле, а от Коломны за великими крепостьми и лесы и далеко от Коломны, и ты учинишь тому, что и в Литве Бряславлю”». 20 Ослушаться мнения «князей», которые совсем недавно возвели его на трон, Девлет-Гирей не посмел и приказал повернуть к Туле.

Несколько слов о Туле. Строительство крепости в городе было связано с похолоданием русско-крымских отношений в начале XVI в. Первоначально, в 1507 г., было решено возвести каменный кремль, но затем планы были скорректированы, и спустя два года началось строительство деревянной крепости – время не ждало, а деревянный кремль построить было и быстрее, и дешевле. Каменный кремль начали возводить в 1514 г. и завершили к 1520 г. Новая крепость к моменту завершения постройки представляла собой первоклассное по тем временам фортификационное сооружение, позволявшее даже немногочисленному гарнизону успешно отражать попытки неприятеля взять ее. Конечно, к середине XVI в. она уже устарела, но для татар, не обладавших осадной артиллерией и вообще не любивших штурмовать укрепленные города и остроги, она была «крепким орешком». Собираясь атаковать Тулу, хан, видимо, полагался больше на неожиданность и численный перевес, нежели на готовность своего воинства к долгой «правильной» осаде. В любом случае конечный исход сражения зависел от того, как быстро Иван IV и его воеводы поменяют свои планы и отправят помощь осажденным тулянам.

Сказано – сделано, и Девлет-Гирей повернул свои полки к Туле. В Кашире, где к тому времени находился царь, о том, что татары объявились под Тулой, узнали 21 июня. Прискакавший от тульского воеводы князя Г.И. Темкина-Ростовского гонец Г. Сухотин сообщил, что де «пришли Крымъскые люди на Тульскые места к городу х Туле; а чают: царевичь и не со многыми людми». Обеспокоенный таким поворотом событий Иван приказал воеводе И.М. Воротынскому с четырьмя другими воеводами (среди них был и печально известный в скором будущем князь А.М. Курбский) и выборными людьми ото всех полков спешно двигаться к Туле «выведывати» об истинных намерениях татар и «земли от взгонов боронити». Не успели полки выступить в поход, как во второй половине дня из Тулы прибыл новый гонец с новой вестью – «пришли немногые люди, сем тысящь, въевав, да поворотилися из земли» 21 . «Туман войны», о котором писал знаменитый прусский военный теоретик К. фон Клаузевиц, все никак не рассеивался, истинные намерения татар не были ясны. И самым неприятным во всей этой истории было то, что русские воеводы так и не получили ответа на главный вопрос – перед ними сам крымский «царь» с главными силами своего воинства или же речь идет об обычном набеге, предпринятом татарским царевичем на свой страх и риск. Поэтому Иван поторопил воевод с выступлением, наказав им строжайше выслать вперед разведку «доведатца, многые ли люди и мочно ли их доити» и поддерживать с ним, государем, непрерывную связь.

Тем временем Девлет-Гирей с главными силами своей рати рано утром 22 июня 1552 г. (в «первом часу дни») подошел к Туле, разбил лагерь под ее стенами и распустил «в войну» часть своего воинства. Прекрасно понимая, что время не на его стороне, он не стал тратить его на бесполезные переговоры. Как сообщал летописец, описывая события этого дня, «пришел царь к городу х Туле с всеми людми и с нарядом да приступал день весь и из пушек бил по городу и огненными ядры и стрелами стрелял на город, и в многых местех в городе дворы загорелися», после чего хан приказал своим пехотинцам (называемым в летописи «янычанами») идти на приступ. В повести, известной как «История о Казанском царстве», автор, приукрашивая (очевидно, для большей эффектности повествования) картину осады, писал, что «мало в ту нощь не взя град, всех б оградных боицев изби, и врата града изломи, но вечер приспе, и жены яко мужи охрабришася и с малыми детми и врата граду камением затвердиша» 22 .

Но это литературное произведение, а на самом деле мужественные защитники Тулы во главе с воеводой Г.И. Темкиным не только сумели отбить попытки татар взобраться на стены, но и, совершив вылазку, захватили у них «наряд и зелье».

Пока крымский «царь» тратил время в безуспешных попытках овладеть Тулой, посланные Иваном полки быстрым маршем шли на выручку осажденным – князь Курбский вспоминал, что они за день сделали без малого 70 км от Каширы, подойдя к вечеру 22 июня на расстояние примерно на 10 км от окруженного татарами города. По дороге русские разметали татарские сторожи, которые «утече ко царю, и поведа ему о множестве войска християнского». Девлет-Гирей, узнав, что на подходе главные силы русского войска с самим царем, решил не испытывать судьбу. «Пометав» обоз, «кули» (т. е. боеприпасы) и остатки артиллерии, хан в ночь на 23 июня «от града утече», бросив на произвол судьбы распущенные для грабежа отряды и «истомных конми». К утру крымский «царь» был уже в 40 км от Тулы, и посланные за ним «многие станичники» сообщали, что «царь великим спехом идет верст по 60 и по 70 на день…» 23 Те же татары, что отстали или прибыли с «войны» в брошенный лагерь под Тулой, попали под раздачу. Как писал Курбский, «войска ж татарского аки третина, або вящее, остала была в загонех, и шли ко граду, надеящеся царя их стояща. Егда ж разсмотриша и уведаша о нас, ополчишася противу нас». Схватка была жестокой (Курбский вспоминал, что сам он получил несколько ранений, в том числе и в голову) и длилась, если верить князю, 2,5 часа, но закончилась победой русских – «помог Бог нам, християном, над бусурманы, и толико избиша их, яко зело мало осталось их, едва весть в орду возвратилась» 24 .

Итак, первый поход Девлет-Гирея на Русь завершился обидной «конфузией». И вряд ли стоит сетовать вслед за В.П. Загоровским, что «…через Поле, через территорию современного Центрального Черноземья татарская армия с пушками и огромным обозом прошла беспрепятственно…» и что «…русские войска не помешали Девлет-Гирею пройти через Поле и при отступлении татар в Крым…» 25 В кампанию 1552 г. «берег» был второстепенным театром военных действий, главная цель всех военных усилий Москвы в этом году – Казань, и необходимо было сохранить силы для того, чтобы довести все-таки до конца начатое казанское дело. Организация же выхода большого войска в Поле требовала больших усилий и при отсутствии опыта могла привести к серьезной неудаче, если не к катастрофе. Поэтому решение Ивана и его воевод не пытаться встретить неприятеля в Поле и не «провожать» его в Крым надо признать вполне обоснованным и верным – вряд ли в тех условиях был иной, лучший вариант. Главное – помочь Казани крымский «царь» не смог, и урок, полученный им в июне 1552 г., был им усвоен – когда встал вопрос о помощи Астрахани, хан не рискнул сам идти туда. Он ограничился лишь тем, что послал летом 1552 г. на помощь астраханскому хану Ямгурчи 13 пушек да отправил в Москву послов с требованием бóльших, чем прежде, «поминков». Однако эти требования были отвергнуты Иваном IV в жесткой форме. Он отписал крымскому «царю», что «…дружбы у царя не выкупает, а похочет с ним царь миритися по любви, и царь и великий князь с ним миру хочет по прежним обычаем…» 26 Понимая, что после такого ответа за новыми набегами дело не станет, Иван и его бояре приняли решение возобновить строительство крепостей на «украйне», перекрывая городами пути возможного продвижения татар. Еще весной 1553 г. «на шатцких воротех» была поставлена крепость Шацк, за ней последовал Дедилов, а с весны 1555 г. на страницах разрядных книг появляется Болхов. Одновременно Москва привечала адыгских князей, искавших поддержки у нее против агрессивных намерений крымцев, и искусно играла на противоречиях среди ногайских мирз. Летом же 1554 г. русские войска взяли Астрахань, посадив хана там Дервиш-Али, ставленника Ивана IV и союзника русского государя ногайского бия Исмаила.

Все это не могло не вызвать самого серьезного недовольства в Крыму. В поисках союзника Девлет-Гирей обратился к великому князю литовскому Сигизмунду II, предложив тому принять участие в походе на Москву. Одновременно хан поддержал попытку свергнутого Ямгурчи вернуть себе трон, послав ему на помощь пушки и «своего человека Шига багатыря и с ним крымских людей и пищалников» и вступил в переговоры с Дервиш-Али. Последний, тяготясь зависимостью от Ивана и Исмаила, с благосклонностью воспринял заигрывания крымского «царя», о чем очень скоро стало известно в Москве. Одним словом, напряжение в отношениях между Иваном и Девлет-Гиреем продолжало нарастать, узелок, который завязывался в русско-крымских отношениях, становился все более и более запутанным, и развязать его было все труднее и труднее. Самым простым решением было разрубить его мечом, а значит, грозовая туча, собиравшаяся на горизонте, вот-вот должна была разразиться громом и молниями.

§ 2. «Польской» поход 1555 г.

Долго ждать бури не пришлось. В конце 1554 г. Девлет-Гирей и его советники приняли решение предпринять новую экспедицию против Ивана. К ее организации крымский хан отнесся чрезвычайно ответственно. Прежде чем начать кампанию, он постарался поддержать у Ивана и его советников видимость своей готовности продолжать мирные переговоры. Как сообщал летописец, «…того же году (1555. – П.В. ), месяца маия, прислал из Крыму Девлет-Кирей-царь гонца Ян-Магмета, а писал о дружбе, а послал послов своих и великого князя посла Федора Загрязского отпустил, а царь бы князь великий к нему послал послов…». Одновременно Девлет-Гирей распустил слух, что собирается совершить поход на адыгских князей. Однако в Москве знали о том, что «царем же бусурманским, яко есть обычай издавна, инуды лук потянут, а инуды стреляют, – сиречь на иную страну славу пустят, аки бы хотящи воевати, а инуды поидут», и на всякий случай готовились ответные меры. Как это повелось еще со времен Василия III, на «берегу» заблаговременно, как только чуть просохла земля и зазеленела первая трава, развернули оборонительную завесу. 5‑полковая рать во главе с воеводами князем И.Ф. Мстиславским и М.Я. Морозовым заняла позиции по Оке, в треугольнике Коломна-Кашира – Зарайск. Как обычно, с 25 марта «на первой срок» были назначены воеводы в крепости «…от поля и по берегу от крымские стороны» 27 .

Однако только этим в Москве решили не ограничиваться. Как полагал ряд отечественных историков, стремясь отвлечь внимание от адыгских князей и одновременно продемонстрировать возросшую военную мощь Российского государства 28 , «поустрашить» крымского «царя», 11 марта Иван IV с боярами «приговорил» «…послати на крымские улусы воевод боярина Ивана Васильевича Шереметева с товарыщи…». Конечной целью похода, согласно Никоновской летописи и разрядным записям, был захват татарских табунов, что паслись на так называемом Мамаевом лугу на левобережье Днепра в его низовьях, и одновременно стратегическая разведка намерений крымского хана 29 . Но в этом ли заключались планы Ивана IV? Хотел ли он ограничиться захватом ханских табунов или же его замысел был более хитрым и изощренным? Попытаемся ответить на этот вопрос, проанализировав состав и численность рати боярина И.В. Большого Шереметева (такое прозвище было у него для того, чтобы отличить его от младшего брата, Меньшого Шереметева, тоже выдающего военачальника времен Ивана Грозного), а также изучим биографии шереметевских воевод.

Для начала посмотрим, что представляло из себя шереметевское войско? Согласно разрядным записям и летописным свидетельствам, перед нами типичное для того времени походное войско «малого разряда», включавшего в себя три полка: большой, передовой и сторожевой. Отметим, что по устоявшейся к тому времени традиции «большой разряд» состоял из 5 полков – в дополнение к названным в него включались полки правой и левой руки. Ну а если в поход отправлялся сам государь, то со времен Ивана IV в это расписание мог еще включаться государев полк и так называемый «ертаул». И тут самое время вспомнить о том, что в русских дипломатических бумагах того времени неоднократно подчеркивалось, что Шереметев руководил ертаулом и был послан в Поле «не со многими людми». Далее, что князь Курбский, характеризуя ертаул, подчеркивал, что это авангардный отряд, составленный из «избранных», лучших воинов 30 . И то и другое наглядно подтверждается, если посмотреть на состав шереметевской рати.

Итак, каков же был состав шереметевского ертаула? Редкий случай, когда летопись дает как будто точные сведения о численности русского войска того времени, не вызывающие сомнений своей «тьмочисленностью». Согласно Никоновской летописи, для участия в походе под началом Шереметева, представителя старомосковского боярского рода, «мужа зело мудрого и острозрительного и со младости своея в богатырских вещах искусного», было выделено «…детей боярских 4000, а с людми их и казаков и стрелцов и кошевых людей тринатцать тысячь» 31 .

Тем не менее названное число все же вызывает определенные сомнения. Прежде всего, это касается численности казаков и в особенности стрельцов. Ведь стрелецкое войско было образовано совсем недавно и численность его была невелика – на первых порах всего 6 «статей» по 500 человек. Для сравнения, спустя 8 лет после этих событий для участия в походе на Полоцк Иван взял с собой примерно 4–5 тыс. стрельцов 32 . Также не вызывает сомнения и тот факт, что для этого грандиозного похода Иван IV собрал большую часть своего войска 33 . Однако масштабы «Польского» похода Шереметева и полоцкой кампании явно несравнимы, и вряд ли воеводе могли выделить больше 1–2 стрелецких приказов (т. е. не более 1 тыс. стрельцов), посаженных для большей мобильности на казенных коней (своего рода русский аналог западноевропейских драгун). По аналогии с Полоцким походом можно предположить, что несколько больше, чем стрельцов, было и казаков, которые, по замечанию известного отечественного историка А.В.Чернова, до середины XVI в. «…не занимали заметного места в составе русского войска» 34 .

Таким образом, можно предположить, что примерно 2–3 тыс. ратных людей из состава войска Большого Шереметева составляли стрельцы и казаки. Ядром же рати были, несомненно, дети боярские, выступившие в поход «конно, людно и оружно», в окружении своих послужильцев и кошевых. Сколько их было? Цифра в 4 тыс. собственно детей боярских, названных летописцем, представляется завышенной. Почему? И снова обратимся к разрядным записям. В них отмечалось, что вместе с Шереметевым в поход были отправлены «дети боярские московских городов выбором , окроме казанские стороны», а к ним были добавлены «северских городов всех и смоленских помещиков выбором лутчих людей» (выделено нами. – П.В .) 35 . Кто именно, представители каких «городов» ушли в Поле тем летом, помогает определить чудом сохранившийся синодик Московского Кремлевского Архангельского собора. Изучив его текст, отечественный исследователь Ю.Д. Рыков пришел к выводу, что под стягами Шереметева сражались выборные дворяне и дети боярские Государева двора, служилых «городов» Вязьмы, Волока Ламского, Каширы, Коломны, Можайска, Москвы, Переяславля, Рязани, Твери, Тулы, Юрьева, а также княжеской служилой корпорации Мосальских. В разрядных записях также указывается, что в походе участвовала и часть двора удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. Дополняют эти сведения летописи – так, в Никоновской летописи отмечено, что в 1557 г. среди прочих пленников, взятых при Судьбищах и отпущенных «на окуп» ханом, были и представители семейства Яхонтовых, Яхонтовы же – дети боярские, записанные по Твери и Торжку 36 .

Получается, что в походе должны были принять участие выборные дети боярские 11 московских «городов», представители государева двора, удела князей Мосальских и Старицкого удела, «выбор» от Смоленска и дети боярские северских «городов», т. е. около 20 служилых корпораций, причем ѕ из них – не целиком, «выбором». Сравним эти данные с теми, что есть у нас относительно Полоцкого похода и знаменитой кампании 1572 г., о которой речь еще впереди. В этих последних приняли участие до 60 служилых «городов», и в полном составе. В первом случае в списках числилось порядка 15–17 тыс. детей боярских, во втором – около 12 тыс. Поэтому принять летописную цифру не представляется возможным – скорее всего, собственно детей боярских было существенно меньше. Насколько меньше – можно только предполагать, однако, на наш взгляд, собственно детей боярских было порядка 1,5 или несколько более тысяч человек. Для сравнения, схожая по составу 3‑полковая рать малого разряда была послана в декабре 1553 г. против восставших казанцев. Судя по данным разрядных записей, в ней насчитывалось порядка 17 «сотен» и до 1,5 тыс. детей боярских без учета их послужильцев 37 .

Сложные определиться с тем, сколько взяли с собой послужильцев и кошевых (т. е обозных слуг) дети боярские и дворяне. Оживленные баталии вокруг вопроса о соотношении детей боярских и их слуг в литературе, а сегодня и в Internet-пространстве идут не одно десятилетие, но удовлетворительного ответа на него как не было, так и нет до сих пор. Можно лишь с некоторой степенью уверенности утверждать, что в начале века дети боярские, будучи побогаче, позажиточнее, могли выставить на государеву службу послужильцев больше, чем в середине и тем более конце столетия – скажем, двух-трех, а то и больше, вместо одного впоследствии. Выходит, что соотношение детей боярских и их послужильцев на протяжении XVI в. постоянно изменялось и в среднем на одного сына боярского приходился в лучшем случае один-два послужильца и один кошевой. Во-вторых, дети боярские «по выбору» в среднем были способны выставить в поле больше послужильцев и, соответственно, кошевых, чем рядовые мелкопоместные служилые люди. Основанием для такого суждения (во всяком случае, применительно к нашему случаю) могут служить записи в так называемой «Боярской книге» 1556/1557 г. Так, плененный в сражении при Судьбищах Денис Федоров сын Ивашкин выставлял в поход «по старому смотру» 6 чел., в том числе 2‑х в доспехе и 2‑х в тегиляех; Иван Назарьев сын Хлопова отправился в «Польской поход» с 3 послужильцами «в доспесех и в шеломех»; Иван Шапкин сын Рыбина, также попавший в плен, выступил на государеву службу вместе с 5 послужильцами «в доспесех»; Борис Иванов сын Хрущов «сам в доспесе; людей его 3 человеки, в них один человек в бехтерце, а 2 человека в тегиляех…»; Иван Кулнев сын Михайлова (тоже взятый в полон татарами) участвовал в походе с 4‑мя ратниками «в доспесе» и с 3 «в тегиляех», а Андрей да Григорий Третьяковы дети Губина – с 8 людьми «в доспесе» и с 4 «в тегиляех» 38 .

Из всего этого можно сделать вывод (предположительно, конечно), что приведенная в летописи цифра в 4 тыс. детей боярских включает в себя и самих детей боярских, и их послужильцев. И что самое интересное – именно эту цифру называют русские дипломатические документы. Так, в наказе юрьевскому сыну боярскому И. Кочергину, который в начале 1556 г. встречал литовских послов, было сказано, что если спросят послы о походе Большого Шереметева и о том, сколько людей было под началом воеводы, то отвечать им: «…было с Иваном всякого человека и з боярскими людми с пол-четверты тысячи…» Добавив к 4 (или несколько больше) тыс. детей боярских и их послужильцев стрельцов и казаков, а также кошевых, можно получить максимум 10 тыс. «сабель и пищалей» вместе с кошевыми, которыми реально мог располагать Шереметев. Примечательно, что в одном из списков Степенной книги одна фраза из рассказа о событиях лета 1555 г. может быть истолкована как указание на то, что общая численность рати Шереметева составляла 10 тыс. человек. И для сравнения – в конце 1559 г. 3‑полковая русская рать под Дерптом (6 воевод и еще по меньшей мере один воевода «в сходе») насчитывала, согласно сведениям ливонского магистра, 9 тыс. ратников 39 . И еще одно обстоятельство, на которое также стоит обратить внимание – Шереметев не получил «наряда», во всяком случае, нигде, ни в одном источнике, не сообщается, что с ним была хоть одна пушка.

Итак, состав и численность полков Шереметева как будто подтверждают наше предположение о том, что перед нами именно «ертаул», передовая рать, составленная из лучших, «выборных» людей. Обратимся теперь к анализу биографий воевод. И, естественно, первым в нашем списке будет сам Большой Шереметев. Безусловно, он был опытным военачальником с хорошим, как бы сейчас сказали, послужным списком. Впервые на страницах разрядных книг его имя появляется в 1540 г., когда он был воеводой в Муроме. В следующем году он был 2‑м воеводой сторожевого полка, что был поставлен во Владимире на случай прихода казанских татар. В последующие годы он медленно продвигался вверх по служебной лестнице, последовательно занимая должности 2‑го воеводы сторожевого полка, 1‑го воеводы передового полка, воеводы передового полка судовой рати. В 1548 г., после возвращения из неудачного похода на Казань, Шереметев был пожалован в окольничие – примечательный факт, говорящий сам за себя. Во время неудачной попытки взять Казань зимой 1550 г. Шереметев был ранен, за что был пожалован царем в бояре и в конце того же года включен в состав «лутчих слуг 1000 человек» 40 .

В последующие годы Большой Шереметев принял активное участие в заключительном акте Казанской драмы, выполняя ряд военно-дипломатических поручений, а в походе 1552 г. занимал должность 2‑го дворового воеводы. В конце 1553 г. он был послан «на луговую сторону и на арские места воевать, которые где не прямят государю» в качестве 1‑го воеводы передового полка. Поход увенчался успехом, и за эту победу большой воевода большого полка князь С.И. Микулинской-Пунков и И.В. Большой Шереметев получили одинаковую награду – «по золотому корабленому». Остальные же воеводы получили по «по золотому угорскому» – награду меньшего достоинства 41 .

Однако, несмотря на довольно успешную карьеру и несомненное доверие со стороны Ивана IV, до 1555 г. Шереметев ни разу не выступал в качестве командующего отдельной ратью, все время находясь на вторых ролях – 1‑й воевода передового полка по местническому счету был равен 1‑м воеводам полков правой и левой рук и сторожевого и, безусловно, уступал 1‑му воеводе большого полка. Как отмечено было в разрядных книгах относительно иерархии воевод, «в большом полку быти большому воеводе, а передовово полку и правой и левой и сторожевому полку первым воеводом быти меньши большова полку первова воеводы. А хто будет другой воевода в большом полку, и да тово большова полку другова воеводы правой руки большому воеводе дела и счоту нет, быти им без мест. А которыя воеводы будут в правой руке и передовому полку и сторожевому полку первым воеводам правые руки быти не меньши. А левые руки воеводам быти меньши правыя руки первого воеводы, а другому воеводе быти в левой руке меньши другова воеводы правой руки, да левые же руки воеводам быти не меньше передовова и сторожевова полку первых воевод». Сам же передовой полк, судя по разрядным записям, считался 3‑м по старшинству среди прочих полков после большого и правой руки 42 . Вот и выходит, что поход 1555 г. должен был стать дебютом Шереметева в качестве самостоятельного командующего, однако все же вспомогательным по отношению к другой рати.

На вспомогательный характер войска Шереметева в кампании 1555 г. указывает и состав воевод, которые должны были сражаться под его началом. За исключением князя Ю.В. Лыкова из рода Оболенских, который командовал отрядом детей боярских из Старицкого удела, среди них не было ни одной титулованной особы. Кстати, о князе Лыкове нельзя сказать, что он был опытным военным. Во всяком случае, в разрядных книгах он упоминается только один раз – под 7057 годом (1549 г.), когда он был воеводой в Зарайске.

2‑м воеводой в большом полку, «товарищем», т. е. заместителем Шереметева, был окольничий и оружничий Л.А. Салтыков из старинного московского боярского рода Морозовых 43 . Казалось бы, на этом месте должен быть опытный военачальник, способный подменить в случае необходимости большого воеводу. Однако послужной список Салтыкова как воеводы не в пример короче, чем у Шереметева. Как военачальник до 1555 г. он упоминается в разрядных записях лишь дважды – в июне 1549 г. он был одним из двух воевод небольшой рати (даже не разделенной на полки), посланной из Нижнего Новгорода «козанские места воевать», да в упоминавшемся выше зимнем походе 1553 г. был 2‑м воеводой передового полка, подчиняясь Шереметеву 44 . Остается только согласиться с мнением отечественного исследователя Д.М. Володихина, отметившего в этой связи, что «…для столь важного похода И.В. Шереметеву Большому дали, прямо скажем, не самого бывалого помощника… Как военный деятель Л.А. Салтыков выглядит человеком не первого и даже не второго ряда» 45 . Возникает вполне закономерный вопрос – если походу Шереметева Большого придавали в Москве большое значение, если эта экспедиция носила самостоятельный характер, а не была частью некоего большего по размаху замысла, то почему помощником большого воеводы был поставлен, прямо скажем, недостаточно опытный и подготовленный для этой роли человек. Ведь, по большому счету, Салтыков больше администратор и чиновник, нежели «прямой» военный?

Несколько более предпочтительно выглядят в этом отношении два родственника – 1‑й воевода передового полка окольничий А.Д. Плещеев-Басманов и 1‑й же воевода сторожевого полка Д.М. Плещеев, дети боярские 1‑й статьи по Переяславлю-Залесскому. Оба они происходили из старого московского боярского рода Плещеевых и к 1555 г. накопили достаточно большой опыт участия в походах русских ратей 46 . Согласно разрядным записям, А.Д. Плещеев-Басманов начал свою карьеру в 1544 г. с воеводства в Елатьме. Спустя 6 лет он был 2‑м воеводой на Бобрике, в 1552 г. участвовал в казанском походе, а после падения Казани остался в ней на годование в качестве 3‑го воеводы. Последним его назначением перед 1555 г. стал пост 2‑го воеводы сторожевого полка «береговой» 5‑полковой рати в 1554 г. Д.М. Плещеев начинал службу с поста 2‑го воеводы передового полка в 1550 г. В памятной кампании 1552 г. он был 2‑м воеводой полка левой руки, затем 3‑м воеводой годовал в Казани и ходил 2‑м воеводой сторожевого полка 3‑й полковой рати в Свияжск. Наконец, вместе с Шереметевым он в декабре 1553 г. ходил на «арские места» 2‑м воеводой сторожевого полка, за что получил в награду «полузолотой угорский» (кстати говоря, меньше, чем остальные воеводы этой рати) 47 .

Наконец, остались 2‑е воеводы передового полка и сторожевого полков – соответственно Б.Г. Зюзин и С.Г. Сидоров соответственно. Оба они были дворовыми детьми боярскими средней руки – Бахтеяр Зюзин по Суздалю, а Степан Сидоров – по Коломне 48 . Б. Зюзин впервые появляется на страницах разрядных книг в 1552 г., когда он был наместником в Путивле. Там же он провел и последующие два года 49 . Не в пример более насыщенной оказалась карьера его коллеги, Степана Сидорова. Согласно разрядным записям, он начал службу с наместничества в Одоеве в 1547 г. В следующем году он служил головой «для посылок» в передовом полку «береговой» рати, в 1543 г. – сотенным головой в Зарайске, затем 2‑м воеводой во все том же Зарайске и Почепе, участвовал в зимнем походе на Казань в 1548 г., оборонял Елатьму от ногаев зимой 1550 г. В 1553 г. Сидоров служил 2‑м воеводой в войске, охранявшем «шатцкое строение», а в следующем году ходил 1‑м воеводой сторожевого полка 3‑полковой рати на Астрахань 50 . Таким образом, перед нами опытный ветеран, поседевший, если так можно выразиться применительно к нему, человеку достаточно молодому, на «береговой» службе, и накопивший большой опыт борьбы с татарами.

Вот такая интересная выстраивается картина – с одной стороны, как будто речь идет о набеговой операции (или глубокой, стратегической разведке?), а с другой стороны, как будто и нет, это часть более серьезного плана, о сущности которого можно только догадываться. Но к этому вопросу вернемся позже, а пока посмотрим, как разворачивались события.

По плану «ставки» сбор основных сил рати Шереметева должен был состояться в Белеве на Николин вешний день (9 мая), а вспомогательных сил из северских городов – тогда же в Новгород-Северском. Отсюда воеводы должны были начать марш на юг, в пределы Дикого Поля, и соединиться в верховьях рек Коломак и Мжи (юго-западнее нынешнего Харькова) 51 . Однако прошел почти месяц от назначенной даты сбора (интересно, чего ждал Шереметев столько времени, если он собирался отправиться в набег – ведь для такого рода экспедиции внезапность и скорость есть главные залоги успеха?), прежде чем на Троицын день (в 1555 г. он пришелся на 2 июня) войско Шереметева пробудилось наконец от спячки и начало марш по Муравскому шляху на место встречи с отрядом северских детей боярских под началом почепского наместника, каширского сына боярского И.Б. Блудова (кстати, Игнатий Блудов также не может быть отнесен к известным военачальникам. На страницах разрядных книг он впервые появляется именно в 1555 г.) 52 . Опытный военачальник, И.В. Шереметев, по выражению Курбского, продвигался на юг, «имяше стражу с обоих боков зело прилежную и подъезды под шляхи…» 53 . Темп марша был небольшой – расстояние от Белева до верховьев Коломака (примерно 470 км) было преодолено за 20 дней, т. е. в среднем в день русская рать проходила по 20–25 км (опять же не похоже на стремительный набег за добычей, а на медленное, осторожное продвижение вперед, прощупывание намерений противника – да).

А что же в это время делал хан, которого мы оставили в тот момент, когда он и его «князья» договорились о походе на Русь? Весна 1555 г. прошла в приготовлениях к запланированной экспедиции (и, надо полагать, при том количестве московских доброхотов-«амиятов», которые были в Крыму, скрыть эти приготовления было невозможно. Следовательно, слухи о них Москвы достигли всенепременно). В мае татарское войско было собрано, и примерно в конце этого месяца Девлет-Гирей выступил в поход на север, к русским рубежам. Вместе с ним была его «гвардия» (стрелки-тюфенгчи, или, как их еще называют в турецких и татарских источниках, сеймены, артиллерия, и, надо полагать, вагенбург, который у нас называли «гуляй-городом»), «двор» и, естественно, «дворы» татарских князей и племенное ополчение. Сколько их было всего – об этом ниже, пока же отметим, что отборная часть татарской конницы, выставляемая карачи-беками, главами знатнейших и влиятельнейших татарских родов (Ширинами, Мансурами, Аргынами и Кыпчаками), состояла, согласно сведениям татарских источников, из примерно 10 тыс. всадников. В случае же необходимости Ширины, в распоряжении которых находилось до половины всего татарского войска, могли поднять на коней до 20 тыс. воинов 54 .

Пока Шереметев не торопясь шел на юг, татары столь же неторопливо, делая в день самое большее верст по 30, двигались ему навстречу. Во всяком случае, французский инженер Г. Боплан писал в своих записках, что в начале похода обычный темп движения татарского войска составлял примерно 25 км в день 55 . Во вторник 18 июня передовые татарские отряды вышли к Северскому Донцу на участке между нынешними Змиевым и Изюмом. На следующий день татарское войско начало «лезть» через Донец сразу в четырех местах – «…под Изюм-Курганом и под Савиным бором и под Болыклеем и на Обышкине». Обращает на себя внимание чрезвычайно широкий фронт форсирования Донца татарами – крайние «перевозы» восточнее Змиева (Обышкин или Абышкин перевоз) и Изюмом (Изюмский перевоз) разделяло без малого 90 км. В это время татары и были замечены русской разведкой. Действовавшая за Донцом, «на крымской стороне», станица сына боярского Л. Колтовского обнаружила переправу татар на Абышкином перевозе, где переправлялись 12 (по другим данным – 20) тыс. неприятелей. Голова станицы немедленно отправил гонцов с известием в Путивль и к Шереметеву, а сам с остальными станичниками «остался смечать сакмы всех людей…» 56

В субботу 22 июня к И.В. Шереметеву, который к тому времени уже вышел к месту встречи с отрядом И. Блудова, «прибежал» станичник Иван Григорьев с сообщением от Л. Колтовского о переправе татар через Донец. Аналогичная весть была получена и от сторожи, что была послана в р-н Святых гор, находившихся в 10 верстах ниже по течению от места впадения Оскола в Северский Донец «с крымской стороны». Для воеводы стало очевидным, что хан, выступив с войском из Крыма по Муравскому шляху, примерно 15–16 июня достиг развилки степных дорог в верховьях реки Самары и, повернув на восток, дальше продолжил марш по Изюмскому шляху. К тому времени, когда Шереметев получил известие о татарах, Девлет-Гирей уже успел продвинуться в северном направлении на 70–90 км и находился восточнее Шереметева примерно в 150 км. Не теряя времени, воевода приказал стороже «сметить сакмы», а сам, «призывая Бога на помощь», пошел к татарской сакме. Очевидно, что Шереметев с товарищами повернул назад и скорым маршем пошел обратно на север по Муравскому шляху к Думчеву кургану, у истоков Псла (севернее нынешней Прохоровки) 57 .

Тем временем известия о происходящем в Поле достигли Москвы. В пятницу 28 июня к Ивану IV в Москву прибыло сразу несколько гонцов. От путивльских наместников В.П. и М.П. Головиных прискакали вож Шеметка и «товарищ» Л. Колтовского Б. Микифоров, которые сообщили царю о том, «…что голова их Лаврентей Колтовской с товарыщи переехали многие сакмы крымских людей…» и что татары во множестве «и с телегами» «лезут» через Северский Донец. О том же известил государя и прибывший от Шереметева И. Дарин с товарищами 58 .

Эти новости привели в действие московскую военную машину, шестерни которой начали проворачиваться во все убыстряющемся темпе. Командующий расположенной на «берегу» ратью боярин И.Ф. Мстиславский «с товарищи» немедленно был «отпущен» царем к своим войскам, а Иван начал собирать Государев полк. Приказ явиться в Москву получили также бояре и дети боярские, служившие удельному князю Владимиру Андреевичу Старицкому, а также служилые татары «царя Казаньского Семиона». Окольничьи И.Я. Чеботов и Н.И. Чюлков Меньшой получили наказ привести на всякий случай в боеготовность коломенский кремль 59 .

В воскресенье 30 июня к государю прибыл Л. Колтовской, подтвердивший сведения прежних гонцов. Выслушав его донесение, Иван вместе с Владимиром Андреевичем, «царем» Семионом и «царевичем» Кайбулой во главе Государева полка и ертоула (им командовали два воеводы – И.П. Яковлев и И.В. Меньшой Шереметев) выступил из Москвы по направлению к Коломне 60 .

Развертывание войск для отражения близящегося нашествия не обошлось, как это повелось со времен «боярского правления», без местнических споров и вызванных ими перестановок командного состава. Служба – службой, но боярская честь оставалась боярской честью, «порушить» которую было никак нельзя даже под угрозой самого сурового наказания и опалы. 2‑й воевода передового полка, что стоял под Зарайском, князь Д.С. Шестунов (из рода Ярославских князей 61) отказался подчиняться 1‑му воеводе полка князю А.И. Воротынскому и был переведен 2‑м воеводой в полк правой руки в Каширу. На его место был прислан окольничий Ф.П. Головин. Однако, прибыв в Каширу, Шестунов и тут не угомонился, «списков не взял для Михаила Морозова да для князь Дмитрея Немово Оболенсково и посылал о том бити челом государю, что Михайло Морозов в большом полку другой, а князь Дмитрей Немой в левой руке большой…». Лишь получив от Ивана IV невместную грамоту, князь согласился принять командование. Отметим, что и при формировании рати Шереметева был случай местничества. А.Д. Плещеев-Басманов «бил челом» государю, что ему «… з боярином … с Болшим з Шереметевым в менших товарыщех» быть непригоже, на что Басманов получил указание Ивана IV «быти на своей службе без мест…» 62 .

Во вторник 2 июля царь прибыл в Коломну, проделав за 3 суток не меньше 110–120 км (таким образом, среднесуточная скорость марша составляла порядка 35–40 км). Здесь, в треугольнике Коломна – Кашира – Зарайск, к этому времени сконцентрировались главные силы русского войска. Однако долго стоять здесь им не пришлось. Иван, оповещенный вечером в среду, 3 июля, о том, что крымский «царь» идет на Тулу, утром следующего дня, 4 июля, выступил по направлению к городу. «Того дни под Каширою государь Оку-реку перелез со всеми людми (т. е. менее чем за день царь преодолел порядка 40–45 км. – П.В .) и передовым полком велел идти х Туле наспех…». Однако обстановка к этому времени коренным образом переменилась. Как писал летописец, «…того дни прислали к государю из Воротыньских вотчины языка Крымскаго, а сказывают, что Крымской царь, идучи х Туле, поимал сторожей и сказали ему, что царь и великий князь на Коломне, и он поворотил к Одуеву, и, не дошед до Одуева за тритцать веръст, поимали на Зуше иных сторожей, и те ему сказали, что идет царь и великий князь на Тулу, и Крымъской царь воротился со всеми своими людми во вторник…» 63 Таким образом Ивану стало ясно, что ожидавшей встречи с главными силами Девлет-Гирея под Тулой не состоится и хан намерен уклониться от сражения. Однако царь тем не менее решил продолжить марш в прежнем направлении. Возможно, он рассчитывал на то, что, повернув назад, хан наткнется на Шереметева, тот свяжет татар боем и тогда решающий бой, «прямое дело», все же состоится. Поэтому Иван «…послал доведатца подлинных вестей и за царем послал многих подъезщиков, а сам х Туле пошел не мешкая, в пятницу порану». А. Курбский с похвалой отзывался об этом решении Ивана Грозного, «ибо егда пришел от Москвы ко Оке реке, не стал тамо, идеже обычай бывал издавна застановлятися христианскому войску против царей татарских; но превезшеся за великую Оку реку, пошел оттуду к месту Туле, хотящее с ним (Девлет-Гиреем. – П.В .) битву великую свести» 64 . Однако спустя несколько часов после начала марша к государю прибыли люди от Шереметева, рассказавшие ему о том, что произошло несколькими днями ранее юго-восточнее Тулы.

Повернув 22 июня назад, вдогонку за Девлет-Гиреем, Шереметев и Салтыков, как они позднее докладывали царю, предполагали «…его (т. е. Девлет-Гирея. – П.В. ) в войне застати: нечто станет воевати и розпустит войну, и воеводам было приходити на суволоку, а не станут воевати, и им было промышляти, посмотря по делу…» 65 И на первых порах все развивалось так, как и предполагали воеводы. Хан, не догадываясь о своих преследователях, быстро шел на север. Приблизившись к русской границе (по нашим расчетам, это случилось примерно 26–27 июня где-то на р. Сосна, скорее всего, там, где позднее будет поставлен город Ливны, в районе так называемого Кирпичного брода, что «выше города Ливен версты с 3» 66), Девлет-Гирей дал своему войску, по татарскому обычаю, отдых и здесь оставил свой обоз-«кош» вместе со значительной частью заводных коней, максимально облегчив свое воинство перед последним броском. «Приблизившись к границе на расстояние 3–4 лье, они (т. е. татары. – П.В .) делают остановку на два-три дня в избранном месте, где, по их мнению, они находятся в безопасности…» – отмечал Боплан. К этим словам можно добавить высказывание князя А. Курбского, который писал, что «…обычай есть всегда Перекопского царя днищ за пять, або за шесть, оставляти половину коней всего воинства своего, пригоды ради…» 67

Длившаяся несколько дней остановка татарского войска на Сосне позволила Шереметеву нагнать неприятеля. Когда основные силы Девлет-Гирея примерно 29–30 июня скорым маршем (примерно по 50 или даже более километров в сутки) двинулись на Тулу, Шереметев, к этому времени прочно «повисший» у него на хвосте, решил атаковать ханский кош. 1 июля посланные воеводой вперед головы Ш. Кобяков и Г. Жолобов (дети боярские с Рязани и с Тулы 68) со «детьми боярскими многими» взяли «царев кош» и вместе с ним богатую добычу. Согласно Никоновской летописи, в руки русских попало «лошадей с шестьдесят тысящ да аргомаков з двесте да восмьдесят верблюдов» 69 . Кстати, размеры добычи позволяют прикинуть примерную численность татарской рати. Получается, что примерное число лошадей в татарском войске составляло порядка 120 тыс., следовательно, при норме 3 коня на одного татарского воина число их у Девлет-Гирея в этом походе составляло около 40 тыс. С учетом того, что многие татары выступали в поход, имея больше трех заводных лошадей, то, видимо, реальная численность крымской рати в этой кампании была меньше и колебалась между 30 и 40 тыс. всадников. Приводимые рядом авторов сведения о 20‑тысячном татарском войске основаны на недоразумении – да, действительно, в разрядных книгах говорится о 20‑тысяч татарском войске, но это только один из татарских «полков», переправлявшийся на одном из перевозов, а именно на Обышкином. Между тем, как было отмечено выше, переправа осуществлялась татарами в 4 местах на широком фронте, следовательно, и войско было большим по численности (кстати, в других разрядных книгах говорится о том, что на Обышкином перевозе «лезло» через реку 12 тыс. татар). Кроме того, можно попытаться прикинуть, сколько мушкетеров было в ханской гвардии. Если татары придерживались старинного правила иметь на 10 пехотинцев 1 верблюда, то, исходя из приведенной в Никоновской летописи цифры, получается, что с ханом было около 800 мушкетеров, что совпадает со сведениями из описания татарского войска, участвовавшего в астраханской экспедиции 1569 г., и со сведениями А. Курбского 70 .

Разобравшись с огромной захваченной добычей, Шереметев отправил часть ее на Мценск (видимо, вместе с Жолобовым), а другую – на Рязань (с Кобяковым), а сам 2 июля пошел вслед за ханом, который, судя по всему, все еще не подозревал о том, что происходит у него в тылу. Захваченные в кошу пленники показали, что Девлет-Гирей «пошел на Тулу, а ити ему наспех за реку за Оку под Коширою…» 71 .

Однако этот успех оказался для Шереметева последним. А. Курбский сообщал, что после этой победы некие «писари», «им же князь великий зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичев, или от простого всенародства», «что было таити, сие всем велегласно проповедали…», что вскоре Девлет-Гирей будет наголову разгромлен, ибо на него идет сам Иван IV с главными силами русского войска, а Шереметев «над главою его идет за хребтом…». 72 Сложно сказать, насколько правдив был князь, когда писал эти строки. Одно ясно совершенно точно, что 2 июля Девлет-Гирею стало известно не только то, что с севера на него надвигается сам Иван IV с превосходящими силами, но и то, что его кош захвачен ратью Шереметева. Перед ханом встала картина приближающейся катастрофы – ведь потеряв половину лошадей, татарское войско утрачивало маневренность, свой главный козырь. Над войском Девлет-Гирея, оказавшимся фактически в окружении, нависла угроза полного разгрома.

Однако не случайно крымский «царь» прославился «великой ревностью к войне» 73 . Оценив ситуацию и убедившись в том, что в сложившейся ситуации начатый им маневр с целью обойти позиции русских войск на Оке с запада (подобный тому, что успешно совершил в 1521 г. Мухаммед-Гирей) теряет всякий смысл, хан принял решение немедленно, не распуская свою рать для «войны», повернуть назад. В момент, когда он принял это решение, от места впадения Плавы в Упу, где, очевидно, стояло татарское войско, до Коломны, где находились главные силы русской армии, было около 180–200 км и примерно столько же до захваченного Шереметевым коша. У Девлет-Гирея появился реальный шанс нанести удар по Шереметеву и, имея в запасе несколько дней, разгромить его войско, отбить хотя бы часть обоза и, главное, табунов, а затем поспешно, избегая столкновения с главными силами русского войска, отступить в Поле.

Для Шереметева такое ханское решение оказалось, судя по всему, неожиданным. Значительная часть его войска (по сообщению Никоновской летописи, до 6 тыс., т. е. почти половина 74) отделилась и отправилась, как было отмечено выше, перегонять захваченные табуны, а сам он с оставшимися ратниками двинулся по татарской сакме на север. В полдень (около 16.00) 3 июля, в среду, у урочища Судьбищи полки Шереметева столкнулись с татарскими авангардами. Здесь и произошла прогремевшая тогда, но сегодня практически забытая «ознаменованная славой отчаянной битва» (Н.М. Карамзин).

Несколько слов о географии места сражения. Судьбищи – название урочища, располагавшегося в Поле, в верхнем течении реки Любовша. Здесь смыкались две татарских сакмы, по которым степняки ходили за добычей на Русь, – Муравская и Калмиусская. Позднее здесь возникло одноименное село. В середине XIX в. оно входило в состав Новосильского уезда Тульской губернии и насчитывало без малого 1000 жителей. Располагалось село северо-восточнее от ж/д станции Хомутово, возле тракта, соединявшего Новосиль и Ефремов. Согласно современному административному делению, Судбищи находятся в Новодеревеньковском районе Орловской области. До наших дней сохранились и остатки самого урочища, возле которого и произошла эта битва 75 .

На первых порах сражение разворачивалось благоприятно для русских. Неприятельское войско сильно растянулось на марше и вступало в бой по частям, «пачками». Это позволило Шереметеву успешно отражать атаки противника и контратаковать. В серии конных схваток, начинавшихся с «лучного боя» и переходивших затем в «съемный» (т. е. рукопашный) бой и длившихся около 6 часов, сотни детей боярских, действовавших при поддержке стрельцов и казаков, «передовой полк царев и правую руку и левую потоптали и знамя взяли Шириньских князей» 76 . Казалось, что победа вот-вот будет достигнута, несмотря на то, что общий численный перевес был на стороне противника – ведь род Ширинов занимал в политической иерархии Крымского ханства особое, первое, место среди прочих татарских карачи-беев. Ширинские бии считались главнокомандующими татарским войском («оглан-баши») и выставляли в поход, как уже отмечалось выше, до половины всех воинов. Однако допрос пленных показал, что главные силы татар в бой еще не вступили – хан не успел подойти к полю боя. Обе стороны заночевали на поле боя, готовясь возобновить с утра сражение. Видимо, именно тогда стрельцы, казаки и кошевые детей боярских завели кош в дубраву и устроили здесь «засеку», которой предстояло сыграть важную роль на следующий день. Тогда же были посланы гонцы к Г. Жолобову и Ш. Кобякову с приказом срочно вернуться к главным силам. Но к утру в лагерь вернулось всего лишь около 500 ратников, остальные не решились оставить столь богатую добычу и продолжили гнать табуны к Мценску и Рязани. Здесь напрашивается прямая аналогия со сражением на окраине Старой Русы зимой 1456 г., когда точно также московские дети боярские «многое богатьства взяша» и «с тою многою корыстию вся люди своя впред себе отпустиша». Не прошло и нескольких часов, как они оказались перед лицом численно превосходившей новгородской рати, горевшей желанием отомстить за грабежи и убийства. Однако тогда воеводе Ф. Басенку удалось вернуть большую часть ушедших с захваченным имуществом ратных людей и выиграть битву. У Шереметева это не получилось, и он потерпел поражение. В этом контексте летописная фраза о том, что к полю битвы «поспели» всего лишь 500 ратников приобретает довольно двусмысленный характер 77 . С другой стороны, учитывая бедность основной массы детей боярских и невысокую доходность их вотчин и поместий, трудно осуждать их за стремление разжиться на войне, невзирая ни на какие угрозы и кары со стороны начальных людей и самого государя, полоном и всякими «животишками». Не исключено, что сыграли свою роль и местнические противоречия – ведь среди отряженных в поход ратных людей было достаточно много родовитых князей-Рюриковичей, которым подчиняться пусть и знатному, но все же происходящему не из княжеской, а из боярской фамилии Шереметеву было «обидно».

Так или иначе, но к утру 4 июля в распоряжении Шереметева оказалось примерно 7 тыс. (согласно летописи) детей боярских с послужильцами и кошевыми, стрельцов и казаков. С ними ему предстояло сразиться теперь уже со всем татарским войском сразу.

Готовились к решающей схватке и татары. Накануне вечером на поле боя прибыл Девлет-Гирей с основными силами крымского войска, своей «гвардией» (в т. ч. мушкетерами-туфенгчи) и артиллерией. Выслушав доклады своих военачальников и показания пленных (как писал Курбский, «два шляхтича изымано живы, и от татар приведено их пред царя. Царь же нача со прещением и муками пытати их; един же поведал ему то, яко достояло храброму воину и благородному; а другий, безумный, устрашился мук, поведал ему по ряду: “Иже, рече, малый люд, и того вящее четвертая часть на кош твой послано”…» 78), хан ободрился. Оказывается, все было не так уж и плохо, как представлялось ему ранее. Действительно, даже если взять за основу летописное повествование о сражении, то 60 тыс. татар должны были противостоять 7 тыс. русских воинов. И даже если полагать, что летопись сильно преувеличила численность бойцов с обеих сторон, тем не менее совершенно очевидно, что на стороне татар оказалось значительное численное превосходство. К тому же они обладали артиллерией, которой у русских не было. Перед ханом возникла соблазнительная возможность разгромить немалую часть русского войска прежде, чем основные силы рати Ивана IV смогут помочь полкам Шереметева, и Девлет-Гирей решил воспользоваться представившимся шансом. Отказавшись от первоначального намерения продолжить отступление, Девлет-Гирей перегруппировал свои силы и вознамерился взять реванш за унизительные поражение накануне и утрату коша.

На следующий день, 4 июля, с рассветом (между 5.00 и 6.00) сражение возобновилось снова. На склонах холмов у урочища закрутилась круговерть конной схватки – конные сотни с той и другой стороны одна за другой налетали друг на друга, осыпали стрелами и время от времени вступали в рукопашный бой. Лучше вооруженные и защищенные отборные русские всадники, к тому же прекрасно понимавшие, что у них нет иного выхода, как или победить, или умереть, теснили татар. Ожесточенность схватки все время нарастала. По словам татарского хрониста Хурреми-челеби, «войско татарское потеряло дух и пришло в расстройство. Ханские сыновья калга Ахмед-Герай и Хаджи-Герай, пять султанов в бесчисленное множество знатных и простых ратников мусульманских пали под ударами неверных; совершенная гибель была уже близка…» 79 Примечательно, что связывал кризис в ходе сражения османский писатель прежде всего с усталостью лошадей, что и немудрено – лишившись большей части запасных лошадей и совершая в течение последних дней форсированные марши, татары действительно сидели на чрезвычайно утомленных лошадях, тогда как русские могли перед началом сражения сменить уставших коней на свежих.

Об ожесточенности схватки и о том, что перевес в ней на первых порах оказался на русской стороне, со слов очевидцев и участников сражения писал и А. Курбский. По его словам, русские ратники «…так бишася крепце и мужественнее теми малыми людьми, иже все были полки татарские разогнали. Царь же един остался между янычары (очевидно, что под ними князь разумел тех самых ханских мушкетеров-тюфенгчи или сейменов. – П.В. ): бо было с ним аки тысяща с ручницами и дел (пушек. – П.В. ) не мало…». Однако атака русских детей боярских, ободренных успехом, на позиции ханской гвардии, предпринятая в 8‑м часу утра, была отражена. Взять татарский лагерь, укрепленный кольцом из повозок и арб и окопанный рвом и частоколом из заостренных кольев, без поддержки артиллерии, силами одной лишь конницы, было невозможно. И русские всадники очень быстро убедились в этом, когда опьяненные победой, попытались на плечах бегущего неприятеля ворваться в татарский лагерь. Встреченные залпами ханских мушкетеров и артиллерии в упор, они в беспорядке отхлынули назад. К несчастью, при этом был тяжело ранен и едва не попал в плен И.В. Шереметев, под которым был убит конь 80 .

Неожиданное ранение русского полководца разом изменило весь ход битвы. «Татаровя ж, видевшее царя своего между янычары при делех, паки обратишася; а нашим уже справа без гетмана помешалась…» 81 Добавим к этому, что Хурреми-челеби, описывая памятный для татар поход 1555 г., так объяснил причины победы хана в сражении. По его словам, «…сын Девлет-Герая, Мухаммед-Герай-султан, оставленный отцом стеречь Крым, устыдясь проводить время в покое и бездействии, тогда как отец и его и братья были в походе, собрал, без позволения на то Девлег-Герая, сколько можно было храброго войска и, пустившись с ним на помощь и подкрепление отцу, прибыл именно в то самое время, когда войско мусульманское близко уже было к бегству. Помня божественные слова: «Знайте, что рай обретается под тенью мечей», он немедля, с криком «Аллах! Аллах!» ударил на неприятельский лагерь. Это движение придало силы изнемогавшему ханскому войску; оно снова завязало бой, и неверные были разбиты» 82 . Правда, прибытие ханского сына со свежими силами никак не отмечено в русских источниках, поэтому проверить правдивость этого сообщения пока не представляется возможным. Одно ясно точно, что после ранения Шереметева его товарищ, малоопытный в ратном деле воевода Л.А. Салтыков растерялся и не смог взять управление битвой в свои руки. Конные схватки продолжались, по сообщению Курбского, еще почти 2 часа, но перевес теперь перешел на сторону татар, и около «пятово часу дни» (т. е. в 10‑м часу утра) русские были разбиты – «…большую половину войска христианского разогнаша татаровя, овых побиша, храбрых же мужей не мало и живых поймано…». Те, кто не погиб или не был взят в плен, «з бою съехали, розметав с собя оружие» и порознь, врассыпную устремились на север, к Туле 83 . А в плен попали, надо сказать, многие русские ратники. В руках торжествующих татарских воинов оказались, к примеру, князь Г.И. Долгорукий Большой, три князя-брата Василий, Иван и Михаил Мосальские, Н.Ф. Плещеев и П.Н. Павлинов из того же рода Плещеевых, отец 4‑й жены Ивана Грозного А. Колтовской и многие другие дети боярские и дворяне. Всего же в татарском плену оказалось до сотни детей боярских – во всяком случае, в 1557 г. из плена «на окуп» было отпущено 50 пленников, а в наказе сыну боярскому И. Кочергину, сопровождавшему литовских послов, годом ранее была названа цифра в 70 пленных 84 .

Однако не все дети боярские «обратишася на бег». Многоопытные в ратном деле окольничий А.Д. Басманов-Плещеев и С.Г. Сидоров не ударились в панику, сумели собрать вокруг себя часть своих людей и отступили в дубраву, где находились их коши. Здесь Басманов «велел тут бити по набату и в сурну играти» (как позднее писал английский дипломат Дж. Флетчер, русские «большие дворяне, или старшие всадники, привязывают к своим седлам по небольшому медному барабану, в который они бьют, отдавая приказание или устремляясь на неприятеля. Кроме того, у них есть барабаны большого размера, которые возят на доске, положенной на четырех лошадях. Этих лошадей связывают цепями, и к каждому барабану приставляется по 8 барабанщиков. Есть у них также трубы, которые издают дикие звуки…») 85 .

На призыв Басманова «съехалися многие дети боярские и боярские люди и стрелцы» (согласно летописи, от 5 до 6 тыс., Курбский писал о 2 тыс. или больше), которые заняли в дубраве оборону («осеклися»). Трижды хан при поддержке огня артиллерии и мушкетеров («со всеми людми и з пушками и з пищалми») приступал к русской засеке и трижды был отражен. Во время этой героической обороны получил вторую рану «из затинной пищали по колену» храбрый С.Г. Сидоров (первую рану он получил в конной схватке от удара татарского копья. Спустя пять недель он скончался от ран в Москве, приняв перед смертью схиму) 86 .

Убедившись в том, что взять русский лагерь без больших потерь невозможно, и опасаясь, что, пытаясь добить остатки войска Шереметева, он может попасть под удар главных сил русской рати, двигавшейся в это время к Туле, Девлет-Гирей примерно в 21.00 отдал приказ прекратить атаки и начать быстрый отход на юг, в Крым. На следующий день татары достигли р. Сосны и «перелезли» через нее, совершив 90‑километровый марш менее чем за сутки. Кстати, характеризуя татарских коней-бахматов, французский инженер Г.-Л. де Боплан писал, что эти «плохо сложенные и некрасивые» кони необыкновенно выносливы и могут совершать переходы по 20–30 лье, т. е. по 90-130 км в сутки 87 . Очевидно, что хан гнал свое войско на юг на пределе физических возможностей коней, опасаясь преследования.

И у хана были все основания для столь поспешного отступления, ибо с поражением Шереметева кампания не закончилась. Как уже было отмечено выше, на полпути между Окой и Тулой утром 5 июля к Ивану IV прибыли первые беглецы с поля боя, сообщившие ему, что крымский «царь» «воевод разгромил и людей побил многих, а сам х Туле идет…». По свидетельству А. Курбского, получив известие о поражении Шереметева, царь созвал военный совет, на котором многие стали отговаривать Ивана отказаться от прежнего плана действий и отступить за Оку, а оттуда вернуться в Москву, тогда как «неции мужественнейшие укрепляюще его и глаголющее: “Да не даст хребта врагу своему и да не посрамит прежния славы своея добрыя в лице всех храбрых своих…”» 88 Теоретически нет ничего невозможного в том, что такой совет был созван Иваном, который хотел услышать мнение своих военачальников о том, как следует поступить в ситуации, когда первоначальный план ведения кампании оказался разрушен. Однако, учитывая общую направленность «Истории…» Курбского, сомнения относительно этого совета остаются, тем более можно провести определенные литературные параллели – достаточно взять «Послание на Угру» с его противопоставлением «злых» советников Ивана III «добрым». Потому то и представляется весьма интересной концовка пассажа Курбского о совете, созванном царем: «Се таков наш царь был, поки любил около себя добрых и правду советующих, а не презлых ласкателей» 89 .

Тем не менее, вне зависимости от того, был ли военный совет или не был, Иван отказался изменить первоначальное решение и «…пошел наспех х Туле, шел во всю ночь и пришел х Туле в субботу на солнечном возходе», т. е. ранним утром 6 июля, «хотяще сразитися с бусурманы за православное христианство». 90 Здесь к нему прибыли тяжело раненный И.В. Шереметев, вывезенный с поля боя верными людьми, Л.А. Салтыков и часть войска, доложившие о результатах сражения с крымским «царем». Вслед за ними прибыли с остатками своих людей Д. Плещеев и Б. Зюзин. Общая картина стала более или менее ясной, однако, судя по всему, у царя еще оставались сомнения относительно намерений крымского хана. Поэтому он отправил 2‑х воевод, князей И.И. Пронского-Турунтая и Д.С. Шестунова, «за Дон на поле, и ходили посторонь Дону за Непрядву до Рыходцких верховей…» Тем временем в воскресенье 7 июля в Тулу прибыл Басманов и Сидоров «со всеми людми», от которых стало известно, что «уже, аки третий день, царь поиде к орде…» 91 Стало очевидно, что нового сражения не будет, равно как и преследовать «царя» бессмысленно, так как «промеж их (приходом Ивана с главными силами русского войска к Туле и сражением при Судьбищах. – П.В. ) четыре дни, а бой был от Тулы полтораста верст, и пришла весть от подъезщиков, что царь идет в одход наспех по семидесяти верст на день…» 92 Прежде чем повернуть домой, в Москву, Иван со своими советниками предпринял меры на случай возвращения части татар на «украйну». Согласно составленной диспозиции полков за Окой, большой полк во главе с воеводами И.Ф. Мстиславским и М.Я. Морозовым был оставлен в Туле, в Михайлове встал полк правой руки во главе с И.И. Пронским-Турунтаем и Д.С. Шестуновым, усиленный частью сил большого полка под началом воеводы П.С. Серебряного-Оболенского. Передовой полк (воеводы А.И. Воротынский и И.П. Головин) расположился в Одоеве. После этого, дождавшись возвращения «подъезщиков» с Поля, Иван в тот же день 7 июля пошел обратно на Москву. Здесь «жаловал государь воевод и детей боярскых, которые билися с крымцы…» 93 . «Полской» поход закончился.

Теперь попробуем подвести общий итог кампании 1555 г. Прежде всего отметим, что анализ сведений о численности рати, ее составе и биографий воевод, вставших во главе русских полков, наводит на мысль о том, что Иван IV и его советники все же решили не просто ограничиться организацией набега на крымские табуны, отвлечь внимание Девлет-Гирея от адыгских князей и продемонстрировать крымскому хану, что язык угроз по отношению к Москве неприемлем. Для такой второстепенной задачи, конечно же, вполне было бы достаточно 3‑полковой рати во главе с такими незнатными, нетитулованными воеводами, какими были Шереметев и его товарищи (для сравнения можно провести аналогии с походами на «крымские улусы», предпринятыми после 1555 г. Д. Ржевским, Д. Адашевым и князем Д. Вишневецким, о чем речь пойдет ниже). Однако вместе с тем посылать для рядовой набеговой операции лучших из лучших от московских детей боярских, членов Государева двора, было, по нашему мнению, слишком расточительно и нелогично. Поэтому, по нашему мнению, действительный замысел похода был иным. Видимо, в Москве не заблуждались относительно действительных намерений крымского хана, да и зачем Ивану IV оказывать содействие адыгским князьям против хана? Какую конкретную выгоду он мог получить в это время, вмешавшись в политические интриги и борьбу за доминирование на Западном Кавказе, тогда как попытки закрепиться здесь могли привести к осложнению отношений не только и не столько с Крымом, но и с Турцией, которая стремилась закрепить этот регион за собой, действуя руками крымских ханов? 94 Ведь у русского государя пока были связаны руки – надо было осваивать Казань, Астрахань не была полностью покорна его воле, да и в Ногайской Орде не закончилась еще борьба между сторонниками ориентации на Крым и промосковской партии! Возможно, Иван IV располагал сведениями о том, что Девлет-Гирей собирается на самом деле предпринять попытку похода на Москву, взяв реванш за неудачу 1552 г. Заодно, вероятно, хан стремился, во-первых, надавить на колеблющегося между Москвой и Крымом астраханского хана, а во-вторых, поддержать крымскую партию в Ногайской орде. Поэтому еще одно поражение, которое потерпел бы хан в схватке с русскими, могло иметь серьезное значение и разом изменить политическую ситуацию и не только на южной русской границе, но и в нижнем Поволжье и Заволжье. Потому-то мы и склоняемся к тому, что выдвижение глубоко в пределы Поля рати Шереметева было частью общего стратегического замысла русской «ставки» (термин Ю.Г. Алексеева). Он и его люди должны были заблаговременно обнаружить крымское войско, сопроводить его до русских пределов и здесь атаковать неприятеля с тыла, сковав до подхода главных сил «береговой» рати и Государева полка (для этого и нужны были выборные дети боярские, вооруженные и экипированные много лучше, чем рядовые дети боярские). Рать Шереметева должна была стать «наковальней», на которую обрушился бы «молот» главных сил русской армии. Кстати, намек на существование такого плана просматривается у Курбского. Следовательно, мнение воронежского историка В.П. Загоровского о том, что перед Шереметевым не ставилось конкретных больших задач, представляется неверным 95 .

В пользу нашей версии говорит также и длительное, почти месяц, пребывание Шереметева со товарищи в Белеве – если задача состояла в том, чтобы совершить молниеносный набег на крымские улусы в нижнем Поднепровье, то зачем собравшемуся войску так долго стоять на самой границе? Ну а как информация о запланированном набеге просочится в Крым и хан примет соответствующие контрмеры? Связано ли это стояние Шереметева с тем, что в Москве ждали известий от доброхотов из Крыма о действительных намерениях Девлет-Гирея? И если наши предположения верны, тогда становятся ясными причины сетования Ивана Грозного, обращенного к Курбскому и в его лице к А. Адашеву: «О Иване же Шереметеве что изглаголати? Еже по вашему злосоветию, а не по нашему хотению, случися такая пагуба православному християньству…» 96

Действительно, выполнение задуманного столь широкомасштабного и долженствовавшего привести к полному разгрому крымчаков плана в итоге привело всего лишь к срыву очередного похода хана на Русь, однако угрозу со стороны Крыма не ликвидировало и привело к серьезным потерям среди отборных русских воинов. Согласно Никоновской летописи, в сражении было побито и взято в плен 320 детей боярских (многие из них, плененные в сражении, домой так и не вернулись) и 34 стрельца. Синодальный список летописи и Лебедевская летопись приводят сведения о 2 тыс. побитых и плененных детях боярских и 5 тыс. их людей при том же числе убитых стрельцов. 97 Однако такие потери представляются существенно завышенными – при таком уровне потерь (более половины всей рати) исход сражения при Судьбищах можно считать подлинной катастрофой, что неизбежно было бы отмечено в летописях и иных источниках. Поэтому первая цифра выглядит более реальной и правдоподобной. Вместе с тем представляет интерес отмеченное той же Лебедевской летописью соотношение потерь детей боярских и их людей – 1 к 2,5. И если взять за основу 320 убитых и плененных детей боярских Никоновской летописи, то получается, что безвозвратные потери послужильцев составили около 800 человек. В таком случае безвозвратные потери войска Шереметева составили без учета казаков более 1,1 тыс. ратников, т. е. более 10 % личного состава (и это без учета раненых и умерших позднее, как Степан Сидоров, от ран) – очень высокий уровень потерь для сражений не только XVI, но и XVII вв., тем более если учесть, это были лучшие из лучших детей боярских. Примечательно, что в летописце Игнатия Зайцева сказано, что

«…великого князя воевод Ивана Шереметева, да Лва Салтыкова, да Олексея Басманова, да Степана Сидорова Рязанца на поле побил царь крымьской, многих людей побил, а иных в полон имал , а сами воеводы ушьли не со многими людьми (выделено нами. – П.В. )…» 98 Поэтому действительно это сражение по праву может быть поименовано «отчаянным».

Потери татар в сражении неизвестны, но, очевидно, они были больше, чем у русских. Во всяком случае, отпущенные из Крыма для сбора выкупа дети боярские Иван Трофимов (юрьевский сын боярский) и Богдан Шелонин (московский сын боярский, умер в 1557 г. 99) сообщали, что «…у царя у крымского на бою царя и великого князя воеводы боярин Иван Васильевич Шереметев с товарыщи побил многых лутчих людей, князей и мурз и ближних людей, и безчестие царю и убытки, сказывает, в том, что кош у него взяли, те лошади на украйну и увели, а на бою с ним русские немногие люди билися и побили у него многих людей…», и, отступая, хан «назад наспех шел, блюдяся царя и великого князя приходу на собя…» 100 И, поскольку в октябре 1555 г. в Москву прибыло крымское посольство 101 , предложившее Ивану с предложением размена послами и «…чтобы со царем крымскым царь и великий князь похотел миру, а прошлого не поминати,… а кровь бы промежь государей на обе стороны унелася», видимо, хан действительно нуждался в определенной передышке для восстановления сил. В пользу такого предположения свидетельствует и тот факт, что в кампанию 1556 г. Девлет-Гирей, узнав о том, что Иван с войском ждет его на «берегу», отказался от своего намерения совершить поход на Москву и «поворотил на черкасы» 102 . Не вызывает сомнения, что на это его решение повлияла не только эпидемия, опустошившая Крым, но и урок, преподанный ему в минувшем году. Следовательно, ирония со стороны А.Л. Хорошкевич в оценке результатов «Польского похода» выглядит несколько неуместной 103 .

Тем не менее, потерпев серьезную неудачу, хан все же попытался сделать хорошую мину при плохой игре. Сразу после сражения Девлет-Гирей прислал в Вильно к Сигизмунду II гонца, «поведаючи о злом умысле великого князя Московского иж мает волю ити под замъки его королевское милости, гдеш он уседши на конь свой з войском своим шол противько ему отпор чинечи». Другой гонец «поведаючи, иж войско московъское пятьдесят тисечей побил и господару, его милости, одного вязня москвитина прислал, а была битва возле Тихое Сосны…» Одним словом, хан постарался предстать перед великим князем литовским и польским королем в образе спасителя Литвы от нашествия тьмочисленной московской рати в расчете на получение вполне конкретных политических и материальных (в виде поминок) выгод. Схожее по характеру послание было отправлено и в Стамбул, где хан расписал свою победу над русским «баном Иваном», побив и взяв в полон 60 тыс. гяуров 104 . Примечательно, что, несмотря на то, что Девлет-Гирей пытался представить исход похода 1555 г. как свою безусловную победу, тем не менее на него и его окружение действия русских войск произвели неизгладимое впечатление. Вряд ли случайным был тот факт, что в русско-татарских переговорах 1563–1566 гг. фигура И.В. Шереметева, или, как его называл Хурреми-челеби, «славного отважностью между неверными, выкреста из персидских армян по имени Шир-Мердув», по меткому замечанию отечественного историка А.И. Филюшкина, приобрела знаковый характер 105 . Иван, сообщая Девлет-Гирею о своей готовности урегулировать спорные вопросы путем переговоров, подчеркивал, что на тех, кто ссорил его с «братом», наложена опала, и среди них был и Шереметев, а значит, и дорога к переговорам теперь открыта.

И, завершая наш рассказ о «Польском походе», коснемся его оценки, которую дал В.П. Загоровский. В своем ставшем классическим исследовании по истории Центрального Черноземья в XVI в. он попытался выделить как положительные, так и отрицательные итоги этого раунда русско-крымского противостояния. С одной стороны, трудно не согласиться с высказанным им тезисом о том, что «…в 1555 г., послав свои войска к крымским границам, Россия реально вступила в борьбу с Крымским ханством за ничейное, пока еще никому не принадлежащее Поле…», а также и с тем, что «…события 1555 г. выявили трудности в организации русского военного похода через Поле против Крымского ханства…». Действительно, с момента начала жесткой конфронтации между Москвой и Крымом вскоре после смерти Ивана III и его союзника Менгли-Гирея I никогда еще русские столь крупными силами так далеко в Поле не заходили. И точно так же очевидно, что главная причина неудачи задуманного в Москве плана связана прежде всего с невозможностью в то время организовать четкое взаимодействие действующих на значительном расстоянии друг от друга войсковых группировок. Даже при хорошо налаженной разведывательной службе (примером которой могут служить действия русских станиц и «подъезщиков» в жаркие дни лета 1555 г.) передача информации о передвижениях неприятеля и его намерениях посредством конных гонцов осуществлялась слишком медленно для того, чтобы адекватно и своевременно реагировать на быстро меняющуюся обстановку.

Именно это неизбежное в тех условиях запаздывание с реакцией на изменившиеся намерения неприятеля предопределило решение Ивана IV не преследовать хана после сражения при Судьбищах, и именно потому, что царь слишком поздно узнал об изменившихся планах Девлет-Гирея, он не смог оказать поддержки Шереметеву, в чем его фактически обвиняет В.П. Загоровский 106 . Но мог ли царь помочь гибнущим в неравной схватке воинам Шереметева, если, напомним, к моменту завязки сражения Иван IV с главными силами русского войска только-только приступил к форсированию Оки и от места сражения его отделяло порядка 240 км по прямой – по меньшей мере 3 дня форсированного марша? По той же самой причине бессмысленно было организовывать и преследование неприятеля – к тому времени, когда царь получил первые сведения о поражении Шереметева, между русским войском и татарами было уже порядка 300 км и догнать Девлет-Гирея было невозможно физически.

Не согласны мы также и с обвинением Ивана IV в нерешительности на том только основании, что в 1555 г. возможность похода на Крым главных сил русского войска не исключалась 107 . Теоретически, конечно, можно было послать всю армию с «берега» по Муравскому шляху прямо на Крым, но насколько практически было осуществимо такое намерение, о котором как о возможном варианте действий говорилось, к примеру, в наказе послу И.Т. Загряжскому 108 , который весной 1555 г. выехал к ногайскому бию Исмаилу? На это вопрос мы, не колеблясь, ответим отрицательно. Поле еще не было изучено русскими как следует, слишком большое расстояние разделяло русские рубежи и Перекоп. И если разгром Казанского ханства потребовал организации трех больших походов, и это при том, что Казань была не в пример более уязвима, нежели Крым, то насколько был оправдан такой риск? Сотни верст дикой степи были для крымских татар защитой более надежной, чем самые мощные валы и бастионы. Достаточно вспомнить судьбу походов князя В.В. Голицына и Б.-Х. Миниха на Крым, а ведь исходные рубежи, с которых они начинали, лежали много, много южнее Оки! К каким печальным последствиям могла привести неподготовленная должным образом экспедиция против Крыма? В Москве не могли не понимать, что для того, чтобы отправиться покорять ханство, нужна была более серьезная, чем когда бы то ни было, подготовка. Так можно ли полагать, что серия набегов на владения Девлет-Гирея, предпринятая русскими после 1555 г., как раз и являлись частью такой подготовки? Попытаемся ответить на этот вопрос в следующей главе.

Задание 1.

Какие суждения о данном почтовом блоке являются верными? Выберите два суждения из пяти предложенных. Запишите в таблицу цифры , под которыми они указаны.

1. Памятник русского литейного искусства, представленный в нижнем правом углу почтового блока, был создан в XVII в.
2. Почтовый блок выпущен в честь события, произошедшего в период, когда столицей Российского государства была Москва.
3. На почтовом блоке изображён храм – место коронации русских царей
   и императоров.
4. Все архитектурные сооружения, представленные на почтовом блоке, были сооружены при одном и том же правителе
5. В левом нижнем углу почтового блока изображён памятник русского литейного искусства, созданный мастером Андреем Чоховым

Какие памятники возведены в городе, которому посвящён данный почтовый блок? В ответе запишите две цифры , под которыми указаны эти памятники.

Задание 2.

Из воспоминаний иностранного дипломата

«Вся страна, находясь теперь под правлением одного государя, заключает в себе следующие главные княжества, или области: Владимирскую (которая занимает первое место в титуле царей, потому что дом их происходит от князей этой области), Московскую, Нижегородскую, Псковскую, Смоленскую, Новгорода Великого и др. Это коренные области, принадлежащие России, но они гораздо более и обширнее английских графств, хотя менее населены. Прочие области и земли, завоёванные русскими царями и присоединённые ими недавно к другим владениям, суть следующие: Тверская, Пермская, Вятская, Черниговская и др. со значительной частью Сибири, коих жители хотя и некоренные русские, однако повинуются русскому царю, управляются законами его земли
и платят подати и налоги наравне с его собственным народом. Сверх того, ему подвластны царства Казанское и Астраханское, недавно завоёванные. Что же касается до всех владений его в Литве (коих до 30 значительных городов и более) с Нарвою и Дерптом в Ливонии, то они совсем утрачены, будучи отняты в последние годы королями польским и шведским.

Царский дом в России имеет прозвание Белого. Название это (как предполагают) происходит от королей венгерских, и это кажется тем вероятнее, что короли венгерские некогда действительно так назывались.

Главные государи этого дома, увеличившие силу его и распространившие владения, были три последние, занимавшие престол до вступления на него нынешнего государя, а именно: Иван, Василий и Иван, отец теперешнего царя. Из них Василий, отец Ивана и дед нынешнего государя, первый принял титул и название царя, тогда как прежде они довольствовались титулом великих князей московских. Кроме нынешнего государя, у которого нет детей, есть ещё один только член этого дома, именно дитя шести или семи лет, в котором заключается вся надежда и всё будущее поколение царского рода. Он содержится в отдалённом месте от Москвы под надзором матери
и родственников из дома Нагих, но (как слышно) жизнь его находится
в опасности от покушений тех, которые простирают свои виды на обладание престолом в случае бездетной смерти царя».

Назовите русского царя, в годы правления которого были написаны эти воспоминания.

1. Назовите его предшественника на троне. Назовите упоминаемого в тексте возможного малолетнего наследника.
2. Как автор объясняет тот факт, что Владимирское княжество занимает первое место в титуле царей? Какое «прозвание», по мнению автора, имеет царский дом в России? Как он объясняет происхождение этого названия?
3. Укажите упоминаемую в тексте войну с участием Польши и Швеции. Укажите любые два условия договоров, заключённых по результатам этой войны

Задание 3

Из записок иностранца, современника событий

«Крымский царь Девлет-Гирей приказал запалить слободы
и подгородные монастыри, отсюда огонь перекинулся на весь город Москву и Кремль. Прекратился звон колоколов. Все колокола расплавились и стекли в землю. Никто не мог спастись от этого пожара. После пожара ничего
не осталось в городе.

Так осуществились пожелания земских и угроза великого князя. Земские желали, чтобы этот двор сгорел, а великий князь грозился земским, что
он устроит им такой пожар, что они не сумеют его потушить. Великий князь рассчитывал, что и дальше он будет играть с земскими так же, как начал. Он хотел искоренить неправду правителей и приказных страны, а у тех, кто
не служил его предкам верой и правдой, не должно было оставаться в стране ни роду, ни племени. Он хотел устроить так, чтобы новые правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов. Земские господа вздумали этому противиться и препятствовать и желали, чтобы двор сгорел, чтобы опричнине пришёл конец, а великий князь управлял бы по их воле и пожеланиям. Тогда всемогущий Бог послал эту кару, которая приключилась через посредство крымского царя Девлет-Гирея.

С этим пришёл опричнине конец, и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: виновного обнажали по пояс и били кнутом
на торгу. Опричники должны были возвратить земским их вотчины. И все земские, кто только оставался ещё в живых, получили обратно свои вотчины.

Хотя всемогущий Бог и наказал Русскую землю так тяжко и жестоко, что никто и описать не сумеет, всё же нынешний великий князь достиг того, что по всей Русской земле, по всей его державе – одна вера, один вес, одна мера! Только он один и правит! Всё, что ни прикажет он, всё исполнится
и всё, что запретит, действительно остаётся под запретом. Никто ему
не перечит: ни духовные, ни миряне».

1. Укажите десятилетие, в которое происходили описываемые события. Назовите великого князя, о котором идёт речь в отрывке. Назовите государство, правителем которого был упоминаемый в тексте Девлет-Гирей
2. Укажите любые две задачи, которые, по мнению автора, великий князь пытался решить с помощью опричной политики. Укажите одно любое последствие опричной политики, названное автором
3. Укажите название неофициального совещательного органа, оказавшего большое влияние на политику упоминаемого в отрывке великого князя
   в первые годы его самостоятельного правления. Укажите любые две реформы, которые были проведены в период существования данного органа

Задание 4.

Из послания российского монарха

«Когда же мы Божьей волей с крестоносной хоругвью всего православного христианского воинства ради защиты православных христиан двинулись на Казань, и одержали победу над Казанью, и со всем войском невредимые возвращались восвояси, что могу вспомнить о добре, сделанном нам людьми, которых ты называешь мучениками? А вот что: как пленника, посадив в судно, везли с малым числом людей сквозь безбожную и неверную землю! Если бы рука Всевышнего не защитила меня, смиренного, наверняка бы я жизни лишился.

Когда же вернулись мы в царствующий град Москву, Бог дал нам тогда наследника – сына Дмитрия; когда же, немного времени спустя, я, как бывает с людьми, сильно занемог, то те, кого ты называешь доброжелателями,
с попом Сильвестром и вашим начальником Алексеем Адашевым решили, что мы уже в небытии и, забыв наши благодеяния, а того более – души свои
и присягу нашему отцу и нам – не искать себе иного государя, кроме наших детей, решили посадить на престол нашего отдалённого родственника князя Владимира, а младенца нашего хотели погубить, подобно Ироду…

Когда же мы по Божью милосердию всё узнали и полностью уразумели и замысел этот рассыпался в прах, поп Сильвестр и Алексей Адашев и после этого не перестали жесточайше притеснять нас и давать злые советы, под разными предлогами изгоняли наших доброжелателей, во всём потакали князю Владимиру, преследовали лютой ненавистью нашу царицу Анастасию и уподобляли её всем нечестивым царицам, а про детей наших и вспомнить не желали.

А после этого собака и давний изменник, князь Семён Ростовский, который был принят нами в Думу не за свои достоинства, а по нашей милости, изменнически выдал наши замыслы литовским послам, пану Станиславу Довойне с товарищами, и поносил перед ними нас, нашу царицу и наших детей…»

1. Назовите автора данного документа. Укажите век, в котором он жил. Укажите его бывшего сподвижника, переписка с которым считается выдающимся примером публицистики той эпохи.
2. Какие обвинения автор выдвигает в адрес своих приближённых в данном документе? Укажите любые три обвинения.
3. Какую продолжительную войну вела Россия в период жизни автора данного документа? Укажите два любых итога данной войны.

Задание 5.

Какие суждения о данной почтовой марке являются верными? Выберите два суждения из пяти предложенных. Запишите в таблицу цифры, под которыми они указаны.

1. На данной марке изображён последний из находившихся на престоле представителей династии Рюриковичей.
2. Данная марка выпущена в честь 400-летия восшествия на престол правителя, изображённого на марке.
3. Во время правления царя, изображённого на марке, был возведён краснокирпичный Кремль в Москве.
4. В правой части марки символически отражено учреждение патриаршества в России.
5. Во время правления царя, изображённого на марке, была открыта Славяно-греко-латинская академия.

Какое из представленных ниже сооружений, было построено в том же веке, в котором у власти находился правитель, изображённый на данной марке? В ответе запишите цифру, которой обозначено это сооружение.

Задание 6.

1. Назовите город, обозначенный на схеме цифрой «1».
2. Какие суждения, относящиеся к исторической ситуации, обозначенной на схеме, являются верными? Выберите три суждения из шести предложенных. Запишите в таблицу цифры, под которыми они указаны.

а) Город, обозначенный на схеме цифрой «2», был основан российскими землепроходцами.

б) Поход по маршруту, обозначенному в легенде схемы цифрой «5», возглавлял Ермак Тимофеевич.

в) Покровский собор что на Рву (храм Василия Блаженного) был возведён
в Москве в честь успешного завершения похода, маршрут которого обозначен в легенде схемы цифрой «4».

г) Город, обозначенный на схеме цифрой «3», был присоединён
к Российскому государству в период правления того же монарха, при котором произошли походы, обозначенные на схеме стрелками.

д) На схеме обозначена и подписана река, по которой в древности проходил торговый путь, связывавший Русь со странами арабского Востока.

е) На схеме обозначен город, явившийся отправной точкой путешествия,
описанного в «Хождении за три моря».

3. На схеме обозначена и подписана река, название которой было изменено
в результате народного восстания 1773– 1775 гг. Укажите современное название реки.

4. Заполните пропуск в предложении: «Территория, обозначенная на схеме штриховкой, вошла в состав Российского государства в середине _____________________ в.» Ответ запишите словом.

Задание 7.

Какие суждения о данной монете являются верными? Выберите два суждения из пяти предложенных. Запишите в таблицу цифры, под которыми они указаны.

1. Исторический деятель, изображенный на монете, погиб в походе, которому она посвящена
2. Поход, которому посвящена монета, был начат при первом царе из династии Романовых
3. Современником исторического деятеля, изображённого на монете, был русский первопечатник Иван Фёдоров
4. В результате похода, которому посвящена монета, к России была присоединена Восточная Сибирь
5. Поход, которому посвящена монета, описан в произведении Афанасия Никитина «Хождение за три моря»

Какое сооружение было возведено в правление царя, при котором состоялся указанный на монете поход? В ответе запишите цифру, которой это сооружение обозначено.

Задание 8.

Из исторического документа

«На двадцатом году возраста своего, видя государство в великой тоске и печали от насилия сильных и от неправд, умыслил царь привести всех
в любовь. Посоветовавшись с митрополитом, как бы уничтожить крамолы, разорить неправды, утолить вражду, приказал он собрать своё государство из городов всякого чина.

Когда выборные съехались, <…> в воскресный день вышел с крестами на Лобное место и после молебна начал говорить митрополиту: «Молю тебя, святый владыко! Будь мне помощник и любви поборник. Знаешь сам, что
я после отца своего остался четырёх лет, после матери восьми; родственники меня не берегли, а сильные мои бояре и вельможи обо мне не радели
и самовластны были».

Поклонившись на все стороны, <…> продолжал: «Люди Божии и нам дарованные Богом! Теперь нам ваших обид, разорений и налогов исправить нельзя вследствие продолжительного моего несовершеннолетия, пустоты
и беспомощности, вследствие неправд бояр моих и властей, бессудства неправедного, лихоимства и сребролюбия; молю вас, оставьте друг другу вражды и тягости, кроме разве очень больших дел: в этих делах и в новых
я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять и похищенное возвращать».

В это время расположение царя к Алексею Фёдоровичу достигло высшей степени: в тот самый день, в который говорена была речь к народу, <…> пожаловал Алексея Фёдоровича и сказал ему: «Алексей! Взял я тебя
из нищих и самых незначительных людей. Слышал я о твоих добрых делах
и теперь взыскал тебя выше меры твоей для помощи души моей. Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных; не смотри и на ложные слёзы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами хотящего быть правым, но все рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия; избери судей правдивых от бояр и вельмож»».

1. Назовите царя, имя которого трижды пропущено в тексте. Назовите его отца и мать, упоминаемых в документе.
2. Укажите фамилию царского приближённого, о возвышении которого идёт речь в документе. Какую причину его возвышения называет царь? Какое назначение (поручение) приближённый получает от царя?
3. Назовите неформальное правительство, в состав которого входил упоминаемый в тексте приближённый. Укажите любые две внутриполитические реформы, осуществлённые царём под влиянием этого правительства.

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

С лестницей сверху, со сводами. Свод и одна стена по левой стороне до дверей и входа в нижнюю церковь расписаны изображениями святых в образе человеческом.

(Sahl) великого князя, в которой он обычно обедает. Эта площадка покоится на сводах; она выложена камнями; не перекрыта.

Каждое утро великий князь ходил в эту церковь; главы ее были покрыты позолоченной медью.

Палата великого князя была деревянной постройки. Против этой палаты – на востоке стояла другая палата41
Малая набережная палата.

(Pallast), которая была пуста.

С площади на юг – вниз к погребам, поварням (Kuchen) и хлебням (Backheuser) – шла лестница. С площади на запад был переход к Большой палате42
Средняя или Большая Золотая палата.

Которая была перекрыта медью и все время стояла открытой / 27 /.

Здесь от перехода в середине было четырехугольное крыльцо43
Красное крыльцо.

(ein virkandige Treppen); через это крыльцо в большие праздники проходил обычно великий князь в своем одеянии в сопровождении многочисленных князей и бояр в бриллиантах и золоте (in blianten oder guldenen Stucken). Великий князь держал в руке прекрасный драгоценный посох с тремя огромными драгоценными камнями. Все князья и бояре также держали в руках по. посоху; по этим посохам отличали правителей (die Regenten). Теперь с великим князем ходят новодельные господа (gemachte Herren), которые должны бы быть холопами (hetten dienen mussen) тем – прежним (den vorigen)!

К другим кремлевским церквам от этого крыльца вели двустворчатые решетчатые ворота. За ним были ворота, которые переходом вели к площади, где расположены погреба, поварни и хлебни.

С пятью главами; четыре из них были перекрыты жестью, а пятая – внутри их или в середине – была позолочена. Над церковным входом (Kuchentur!) была изображена и расписана с позолотой икона Богородицы. За ней митрополичий двор45
Позже «Патриарший двор» и еще позже – синодальный дом.

Со всеми его приказами. За ними были ворота46
Троицкие ворота.

Которые вели к опричному двору / об. /. Здесь можно было переехать через речку Неглинную: через эту речку был каменный мост. Вот и все каменные мосты, которые только видел я в этой стране!

Вдоль западных стен с внутренней их стороны до ворот, которые ведут в город47
Никольские ворота.

Было несколько сотен житных дворов (Kornheuser): они принадлежали опричному двору.

В Кремле было еще несколько монастырей, где погребались великие князья и иные великие господа.

Посреди Кремля стояла церковь48
Иоанна Лествичника – постройки итальянца Бона-Фрязина 1505 г. На ее месте в 1600 г. отстроен «Иван-Великий».

С круглой красной башней49
Звонница Петрока Малого, выстроенная в 1532 г. для 1000-пудового колокола.

; на этой башне висели все большие колокола, что великий князь привез из Лифляндии.

Около башни стояла лифляндская артиллерия, которую великий князь добыл в Феллине вместе с магистром Вильгельмом Фюрстенбергом; стояла она неприкрытая, только напоказ (zum Spectakel).

У этой башни сидели все подьячие (Schreiber), которые всем и каждому ежедневно писали за деньги челобитные, кабалы или расписки (Hantschriften Oder Quitirung); все они приносили присягу. По всей стране челобитья писались «на» (in oder uf) имя великого князя. Около этой башни или церкви / 28 / ставили на правеж (gepravet oder gerechtfertiget) всех должников из простонародья. И повсюду должники стояли на правеже до тех пор, пока священник не вознесет даров и не зазвонят в колокола.

Между башней и церковью висел еще один колокол: самый большой по всей стране. Когда звонили в него по большим праздникам, великий князь в своем одеянии направлялся в церковь в сопровождении священников, несших перед ним крест и иконы, и князей и бояр.

В день Симона Иуды (Simonis Judae) на этой площади великий князь вместе с князьями и боярами, с митрополитом, епископами и священниками, в облачениях, с крестами и хоругвями, прощались с летом или провожали его и встречали зиму. У русских это – день нового года50
Автор имеет в виду 1 сентября – день Симеона Столпника – «Летопроводца». С 1700 г. новый год считается с 1 января.

; кто из иноземцев не имел поместья, тот должен был требовать себе новую «кормовую память» (Costgeltzeddel).

Затем идут другие ворота51
Упоминаемые выше Никольские ворота.

Из Кремля в город.

Городские52
Т. е. Китай-города.

И кремлевские стены выстроены все из красного обожженного кирпича и по всему кругу снабжены бойницами.

Ворота эти двойные. Около них во рву под стенами находились львы / об. /: их прислала великому князю английская королева. У этих же ворот стоял слон, прибывший из Аравии.

Дальше общий судный двор или Земский двор (Semskodvor) и цейхгауз (Zeughaus); за ним друкарня (Preme) или печатный двор. Далее была башня или цитадель, полная зелья (Kraut). Затем – северные ворота53
Владимирские ворота.

Около них – много княжеских и боярских дворов, протянувшихся до других или средних ворот54
Ильинские ворота.

Здесь была выстроена большая тюрьма, совсем как замок (Hof); в ней сидели пленники, взятые в плен на поле битвы в Лифляндии. На день тюремный сторож выпускал их по городу (inwendigst), a на ночь ковал в железа. Здесь же был и застенок (die Peinerei). Дальше до третьих северных ворот тянулись различные дома и дворы. На этой улице был выстроен еще большой двор с женской половиной: когда великий князь захватил и добыл Полоцк, здесь были заключены привезенные на Москву Довойна и некоторые другие поляки и их жены.

Был двор англичан, которые приезжают к Холмогорам. Еще дальше – Денежный двор (Munzhof).

За всем этим находились / 29 / торговые ряды (Kramstrassen). В каждом ряду торговали одним товаром. Ряды тянулись вдоль площади перед Кремлем.

На площади изо дня в день стояло несколько «малых» (Jungen) с лошадьми: всякий мог их нанять за деньги и быстро доставить из подгородных слобод что-нибудь – как-то: рукописания (Hantschriften), грамоты (Brife), расписки (Quitanzien) – и затем опять итти в Кремль по приказам.

Посредине города был заново отстроенный двор, в нем должны были лить пушки.

По всем улицам были устроены «решетки» (Gatterpforten), так что вечером или ночью никто не мог через них ни пройти, ни проехать, – разве что по знакомству со сторожем. А если хватали кого-нибудь под хмельком, того держали в караульной избе (Porthaus) до утра, а затем приговаривали к телесному наказанию.

Вот как по всей стране устроены все города и посады. В этом городе Москве все епископы страны имеют свои особые дворы – в городе и слободах, равно как и все знатнейшие монастыри; священники и дьячки, воеводы (Woywoden) и начальные люди; все приказы и дьяки (alle Canzeleien und Schreiber); все воротники (Torwechter), до 2000 человек из мелкой знати (geringe von Adel), также имеют здесь свои дворы; изо дня в день они выжидали по приказам / об. / какой-нибудь посылки; как только в стране что-либо случалось, им давались наказы и их отсылали в тот же час. Также были дворы у охотников, конюхов, садовников, чашников (Kelner) и поваров. Были посольские дворы и много других дворов иноземцев, которые все служат великому князю. Все эти дворы были свободны от государевой службы (herrendinste frei).

Но когда была учреждена опричнина, все те, кто жил по западному берегу речки Неглинной, безо всякого снисхождения (ohne Respit) должны были покинуть свои дворы и бежать в окрестные слободы, еще не взятые в опричнину. Это относилось одинаково и к духовным, и к мирянам. А кто жил в городе или слободах и был взят в опричнину, тот мог легко перейти из земщины в опричнину, а свои дворы в земщине или продать, или, разобрав, увести в опричнину.

Тогда же подоспели великий голод и чума. Многие села и монастыри от того запустели. Многие торговые люди из-за указа, который пришел от великого князя из опричнины в земщину, покидали свои дворы и метались по стране туда и сюда / 30 /.

Так велика была беда (Jammer), что земский поглядывал только – куда бы убежать!

Об этой игре (Spil) узнал крымский царь и пошел к Москве с Темрюком из Черкасской земли – свойственником (Vetter) великого князя. А великий князь вместе с воинскими людьми – опричниками – убежал в незащищенный город Ростов.

По началу татарский хан приказал подпалить увеселительный двор (Lusthaus) великого князя – Коломенское – в 1 миле от города.

Все, кто жил вне города в окрестных слободах, – все бежали и укрылись в одном месте: духовные из монастырей и миряне, опричники и земские.

На другой день он поджег земляной город (Hackelwehr) – целиком все предместье; в нем было также много монастырей и церквей.

За шесть часов выгорели начисто (vorbranten innen und aussen) и город56
Китай-город.

И кремль, и опричный двор (Aprisna), и слободы.

Была такая великая напасть, что никто не мог ее избегнуть!

В живых не осталось и 300 боеспособных людей (Wehrhaftiger). Колокола у храма и колокольня (Mauren), на которой они висели упали, и все те, кто вздумал здесь укрыться, были задавлены камнями. Храм вместе с украшениями и иконами был снаружи / об. / и извнутри спален огнем; колокольни также. И остались только стены (Maurwerk), разбитые и раздробленные. Колокола, висевшие на колокольне посредине Кремля, упали на землю и некоторые разбились. Большой колокол упал и треснул. На опричном дворе колокола упали и врезались в землю. Также и все другие колокола, которые висели в городе и вне его на деревянных звонницах, церквей и монастырей. Башни или цитадели, где лежало зелье (Kraut), взорвались от пожара – с теми, кто был в погребах; в дыму задохлось много татар, которые грабили монастыри и церкви вне Кремля, в опричнине и земщине.

Одним словом, беда, постигшая тогда Москву, была такова, что ни один человек в мире не смог бы того себе и представить.

Татарский хан приказал поджечь и весь тот хлеб, который еще необмолоченным стоял по селам великого князя.

Татарский царь Девлет-Гирей повернул обратно в Крым со множеством денег и добра и многим множеством (viel hundert tausent) полоняников и положил в пусте у великого князя всю Рязанскую землю.

/ 31 / Строения опричного двора (des Hofes Aprisnay)57
Посольству Умного Колычева, отправлявшемуся в Литву в 1566 г., был дан наказ: если спросят, для чего государь ваш велел поставить двор за городом? отвечать – для своего Государского прохладу! Литовскому гонцу, Федору Юршу (апрель 1566 г.), было разъяснено – «волен государь: где похочет дворы и хоромы ставить, туто ставит. От кого ся государю отделивати?»

Великий князь приказал разломать дворы многих князей, бояр и торговых людей на запад от Кремля на самом высоком месте в расстоянии ружейного выстрела; очистить четыреугольную площадь и обвести эту площадь стеной; на 1 сажень от земли выложить ее из тесаного камня, а еще на 2 сажени вверх – из обожженных кирпичей; наверху стены были сведены остроконечно, без крыши и бойниц (umbgehende Wehr); протянулись они приблизительно на 130 саженей в длину и на столько же в ширину, с тремя воротами: одни выходили на восток, другие – на юг, третьи – на север. Северные ворота находились против кремля и были окованы железными полосами, покрытыми оловом. Изнутри – там, где ворота открывались и закрывались – были вбиты в землю два огромных толстых бревна и в них проделаны большие отверстия, чтобы через них мог пройти засов; засов этот когда ворота были открыты уходил в стену, а когда ворота закрывались, его протаскивали через отверстия бревен до противоположной стены. Ворота были обиты жестью. На них было два резных / об. / разрисованных льва – вместо глаз у них были пристроены зеркала; и еще – резной из дерева черный двуглавый орел с распростертыми крыльями. Один лев стоял с раскрытой пастью и смотрел к земщине, другой такой же смотрел во двор. Между этими двумя львами стоял двуглавый черный орел с распростертыми крыльями и грудью в сторону земщины.

На этом дворе (in diesem Gebeuw!) были выстроены три мощных постройки и над каждой наверху на шпице стоял двуглавый черного цвета орел из дерева, с грудью, обращенной к земщине.

От этих главных построек шел переход через двор до юго-восточного угла.

Там, перед избой и палатой, были выстроены низкие хоромы с клетью (Sommerhaus) вровень с землей. На протяжении хором и клети стена была сделана на пол-сажени ниже для доступа воздуха и солнца. Здесь великий князь обычно завтракал или обедал. Перед хоромами был / 32 / погреб, полный больших кругов воску.

Такова была особная площадь великого князя. В виду сырости она была засыпана белым песком на локоть в вышину. Южные ворота были малы: только один и мог в них въехать или выехать.

Здесь были выстроены все приказы и ставились на правеж должники, которых били батогами или плетьми, пока священник не вознесет за обедней даров, и не прозвонит колокол. Здесь подписывались все челобитья опричников и отсылались в земщину, и что было здесь подписано, то было уж справедливо и в силу указа в земщине тому не перечили. Таким образом…

Снаружи слуги (Jungen) князей и бояр держали их лошадей: когда великий князь отправлялся в земщину, то верхом они могли следовать за ним только вне двора (auswendigk).

Через восточные ворота князья и бояре не могли следовать за великим князем – ни во двор, ни из двора: эти ворота были исключительно для великого князя, его лошадей и саней.

Так далеко простирались постройки на юг. Дальше была калитка, изнутри забитая гвоздями. На западной стороне ворот не было; там была большая площадь, ничем не застроенная.

На севере были / об. / большие ворота, обитые железными полосами, покрытыми оловом. Здесь находились все поварни, погреба, хлебни и мыльни. Над погребами, где хранился разных сортов мед, а в некоторых лежал лед, были сверху надстроены большие сараи (Gemecher) с каменными подпорами из досок, прозрачно прорезанных в виде листвы. В них подвешивалась всякая дичь и рыба, которая шла, главным образом, из Каспийского моря, как то: белуга, осетр, севрюга и стерляди (pelugo, averra, ceurina und scorleti). Здесь была калитка, чтобы с поварен, погребов и хлебен можно было доставлять еду и питье на правый великокняжеский двор. Хлеб, который он (великий князь) ест сам, – несоленый.

Здесь были две лестницы крыльца (Treppen); по ним можно было подняться к большой палате. Одна из них была против восточных ворот. Перед ними находился маленький помост, подобный четырехугольному столу: на него всходит великий князь, чтобы сесть на коня или слезть с него. Эти лестницы поддерживались двумя столбами, на них покоилась крыша и стропила. Столбы и свод были украшены резьбой под листву.

Переход шел кругом всех покоев и до самых стен. Этим переходом великий князь мог пройти сверху от покоев / 33 / по стенам в церковь, которая стояла вне ограды перед двором на востоке. Церковь эта была выстроена крестообразно и фундамент ее шел вглубь на 8 дубовых сваях; три года она стояла непокрытой. У этой церкви висели колокола, которые великий князь награбил и отобрал в Великом Новгороде.

Другая лестница была по правую руку от восточных ворот.

Под этими двумя лестницами и переходами держали караул 500 стрелков; они же несли и все ночные караулы в покоях или палате, где великий князь обычно ел. На южной стороне ночью держали караулы князья и бояре.

Все эти постройки были из прекрасного елового леса; вырубался он в так называемом Клинском лесу, около которого лежит посад того же имени и ям – в 18 милях от Москвы по большой дороге в Тверь и Великий Новгород.

Палатные мастера или плотники для этих прекрасных построек пользуются только топором, долотом, скобелем и одним инструментом в виде кривого железного ножа, вставленного в ручку.

/ об. /. Когда татарский царь Девлет-Гирей приказал запалить слободы и подгородние (auswendige) монастыри, и один монастырь действительно был подожжен, тогда трижды ударили в колокол, еще и еще раз… – пока огонь не подступил к этому крепкому двору и церкви. Отсюда огонь перекинулся на весь город Москву и Кремль. Прекратился звон колоколов. Все колокола этой церкви расплавились и стекли в землю. Никто не мог спастись от этого пожара. Львы, которые были под стенами в яме, были найдены мертвыми на торгу. После пожара ничего не осталось в городе (in alien Regimenten und Ringkmauren) – ни кошки, ни собаки.

Так осуществились пожелания земских и угроза великого князя. Земские желали, чтобы этот двор сгорел, а великий князь грозился земским, что он устроит им такой пожар, что они не сумеют его и потушить. Великий князь рассчитывал, что и дальше он будет играть с земскими (mit den Semsken spielen) так же, как начал. Он хотел искоренить неправду правителей и приказных (der Regenten und Befehlichshaber) страны, а у тех, кто не служил его предкам верой и правдой, не должно было оставаться в стране / 34 / ни роду, ни племени. Он хотел устроить так, чтобы новые правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов. Земские господа (die Semsken Herren) вздумали этому противиться и препятствовать и желали, чтобы двор сгорел, чтобы опричнине пришел конец, а великий князь управлял бы по их воле и пожеланиям. Тогда всемогущий бог послал эту кару (Mittel), которая приключилась через посредство крымского царя, Девлет-Гирея.

С этим пришел опричнине конец (darmit nam Aprisnay ein Ende) и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: виновного обнажали по пояс и били кнутом на торгу. Опричники должны были возвратить земским их вотчины. И все земские, кто только оставался еще в живых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками.

На следующий год, после того, как была сожжена Москва, опять пришел крымский царь полонить (einzunehmen) Русскую землю / об. /. Воинские люди великого князя встретили его на Оке, в 70 верстах или по-русски в «днище» (Tagereise) от Москвы.

Ока была укреплена более, чем на 50 миль вдоль по берегу: один против другого были набиты два частокола в 4 фута высотою, один от другого на расстоянии 2 футов, и это расстояние между ними было заполнено землей, выкопанной за задним частоколом. Частоколы эти сооружались людьми (Knechten) князей и бояр с их поместий. Стрелки могли таким образом укрываться за обоими частоколами или шанцами и стрелять из-за них по татарам, когда те переплывали реку. На этой реке и за этими укреплениями русские рассчитывали оказать сопротивление крымскому царю. Однако, им это не удалось.

Крымский царь держался против нас на другом берегу Оки. Главный же военачальник крымского царя, Дивей-мурза, с большим отрядом переправился далеко от нас через реку, так что все укрепления оказались напрасными. Он подошел к нам с тыла от Серпухова.

Тут пошла потеха (erhup sich das Spil!). И продолжалась она 14 дней и ночей. / 35 / Один воевода за другим непрестанно бились с ханскими людьми. Если бы у русских не было гуляй-города (Wagenborgk)58
Гуляй-город – подвижное деревянное укрепленье, двигавшееся посредством лошадей. (Обычно в Европе вагенбургом именовали приспособленный для обороны обоз. Да и по смыслу оно лучше подходит. – HF)

То крымский царь побил бы нас, взял бы в плен и связанными увел бы всех в Крым, а Русская земля была бы его землей.

Мы захватили в плен главного военачальника крымского царя Дивей-мурзу и Хаз-булата. Но никто не знал их языка. Мы думали, что это был какой-нибудь мелкий мурза. На другой день в плен был взят татарин, бывший слуга Дивей-мурзы. Его спросили – как долго простоит крымский царь? Татарин отвечал: «Что же вы спрашиваете об этом меня! Спросите моего господина Дивей-мурзу, которого вы вчера захватили». Тогда было приказано всем привести своих полоняников. Татарин указал на Дивея-мурзу и сказал: «Вот он – Дивей-мурза!». Когда спросили Дивей-мурзу: «Ты ли Дивей-мурза?», тот отвечал: «Нет! я мурза невеликий!». И вскоре Дивей-мурза дерзко и нахально сказал князю Михаилу Воротынскому и всем воеводам: «Эх, вы, мужичье! Как вы, жалкие, осмелились тягаться с вашим господином, с крымским / об. / царем!». Они отвечали:

«Ты сам в плену, а еще грозишься». На это Дивей-мурза возразил: «Если бы крымский царь был взят в полон вместо меня, я освободил бы его, а вас, мужиков, всех согнал бы полоняниками в Крым!». Воеводы спросили: «Как бы ты это сделал?». Дивей-мурза отвечал: «Я выморил бы вас голодом в вашем гуляй-городе в 5–6 дней». Ибо он хорошо знал, что русские били и ели своих лошадей, на которых они должны выезжать против врага. Русские пали тогда духом.

Города и уезды Русской земли – все уже были расписаны и разделены между мурзами, бывшими при крымском царе; было определено – какой кто должен держать. При крымском царе было несколько знатных турок, которые должны были наблюдать за этим: они были посланы турецким султаном (Keiser) по желанию крымского царя. Крымский царь похвалялся перед турецким султаном, что он возьмет всю Русскую землю в течение года, великого князя пленником уведет в Крым и своими мурзами займет Русскую землю / 36 /.

Нагаи, которые были в войске крымского царя, были недовольны тем, что добыча поделена не поровну, потому что они помогали царю жечь Москву в прошлом году.

Как и в прошлом году, когда спалили Москву, великий князь опять обратился в бегство – на этот раз в Великий Новгород, в 100 милях от Москвы, а свое войско и всю страну бросил на произвол судьбы.

Из Великого Новгорода великий князь отправил нашему воеводе, князю Михаилу Воротынскому, лживую грамоту (falsche Brife): пусть-де он держится крепко, великий князь хочет послать ему в помощь короля Магнуса и 40.000 конницы. Грамоту эту перехватил крымский царь, испугался и обробел и пошел назад в Крым.

Все тела, у которых были кресты на шее, были погребены у монастыря, что около Серпухова. А остальные были брошены на съедение птицам.

Все русские служилые люди (Knesen und Boiaren) получали придачу к их поместьям (warden ihre Landguter gemehret oder vorbessert)59
Автор хорошо отметил двоякий способ пожалования служилого человека за службу: или путем действительной прирезки земли или же путем «одабривания» поместной дачи, т. е. качественной ее переоценки. Поместная земля могла быть или «худой», или «середней» или «доброй». Если служилый человек был испомещен на «середней» земле, то при одабривании каждые 125 четвертей считались лишь за 100 четвертей; 150 четвертей худой земли шли также за 100 четвертей.

Если были прострелены, посечены или ранены спереди. А у тех, которые были / об. / ранены сзади, убавливали поместий и на долгое время они попадали в опалу. А те, которые были совершенно искалечены от ран так, что становились калеками, те назначались чиновниками (zu Amptleuten) в города и уезды и вычеркивались из воинских смотренных списков. А здоровые приказные (Amptleute) из городов и уездов расписывались на места калек. Княжеским или боярским сыновьям, достигшим 12-летнего возраста, также раздавались поместья, и они также записывались в смотренные списки. Если лично они не объявлялись на смотру, их наказывали так же, как и их отцов. Никто по всей стране не свободен от службы, даже и тот, кто ничего не получает от великого князя.

Затем были убиты два военачальника – князь Михаил Воротынский и Микита Одоевский.

Хотя всемогущий бог и наказал Русскую землю так тяжко и жестоко, что никто и описать не сумеет, все же нынешний великий князь достиг того, что по всей Русской земле, по всей его державе (Regierung) – одна вера / 37 /, один вес, одна мера! Только он один и правит! Все, что ни прикажет он – все исполняется и все, что запретит – действительно остается под запретом. Никто ему не перечит: ни духовные, ни миряне.

И как долго продержится это правление – ведомо богу вседержителю!

Как великий князь завоевал и добыл Казань и Астрахань.

Великий князь приказал срубить город с деревянными стенами, башнями, воротами, как настоящий город; а балки и бревна переметить все сверху донизу. Затем этот город был разобран, сложен на плоты и сплавлен вниз по Волге, вместе с воинскими людьми и крупной артиллерией. Когда он подошел под Казань, он приказал возвести этот город и заполнить все укрепления землей (mit Grund und Erden); сам он возвратился на Москву, а город этот занял русскими людьми и артиллерией / об. / и назвал его Свияжском.

Так казанцы лишились свободного пути и постоянно должны были биться и сражаться с русскими.

Великий князь вновь собрал великую силу и подошел опять к Казани; вел подкопы и взорвал их. Так взял он город, а казанского хана-царя Шигалея60
Последним казанским царем был Едигей, взятый в плен при завоевании Казани. Шигалей был его предшественником на казанском престоле, на котором он сидел в качестве московского вассала; не будучи в состоянии удержаться у власти, Шигалей бежал из Казани в Москву.

Взял в плен и отдал воинским людям город, как добычу (preis).

Город был разграблен. Жителей убивали, выволакивали и обнаженные трупы складывали в большие кучи. Затем убитым связывали вместе, ноги внизу у щиколоток; брали длинное бревно, насаживали на него трупы ногами и бросали в Волгу по 20, 30, 40 или 50 трупов на одном бревне. Так и спускались вниз по реке эти бревна с трупами. Они висели на бревне под водой, и только ноги оттуда, где они были связаны вместе, торчали вверх над бревнами.

Это видел астраханский царь и опасался, как бы и астраханцам не были связаны так же ноги. Он испугался и ушел к крымскому царю, а Астрахань оставил незащищенной. Русские пришли и заняли Астрахань воинскими людьми и артиллерией.

Великий князь вернулся в / 38 / Москву, оставив в Казани и Астрахани у своих воевод много золотых вещей, серебра и золота и различных шелковых материй.

Хотя эти два царства и были взяты, но оставалось еще много мурз, князей или фюрстов, живших в этих царствах, которые по прежнему были независимы в своих землях. Этих не легко было покорить, ибо страна раскинулась далеко и широко, как например луговые и нагорные черемисы.

В обоих городах – в Казани и в Астрахани – русские воеводы завязывали дружбу с некоторыми татарами, звали их в гости и дарили их золотыми вещами и серебряными чарками, как если бы эти татары были высокого рода или чина, и отпускали их обратно в их земли, с тем, чтобы они показывали другим подарки великого князя – тем, которые не думали даже и подчиняться великому князю, а не то, чтобы служить ему. Видя, однако, что их людям даже и много более низкого происхождения, нежели они, выпали такая великая честь и подарки от воеводы и начальных людей, знатные татары думали, что они получат еще больше / об. /. На это-то и рассчитывали начальные люди в Казани и Астрахани. Они послали просить к себе всех знатнейших мурз-князей, т. е. фюрстов: пусть те придут и получат милость и подарки великого князя. Знатнейшие мурзы пришли в Казань, были хорошо приняты и думали, что им будет то же, что и их предшественникам, что, получив подарки, они смогут вернуться домой. Но, когда они, выпив слишком много вина и меда, – к чему не так они были привычны, как русские, – достаточно опьянели, пришло несколько сот стрелков и перестреляли этих татарских гостей, которые у себя были самыми знатными.

Так великий князь привел в послушание оба царства, пока крымский царь не пришел и не спалил ему Москвы.

Тогда поднялся народ из обоих царств и отправился в страну великого князя, пожег много незащищенных городов и увел / 39 / с собой великое множество русских полоняников, не считая тех, которые были убиты на смерть. Думают, что это удалось им только потому, что крымский хан спалил великому князю Москву.

На другой год хан опять пришел из Крыма, чтоб захватить Русскую землю. Он дал своим купцам и многим другим грамоту, чтобы ездили они со своими товарами в Казань и Астрахань и торговали там беспошлинно, ибо он царь и государь всея Руси (Keiser und Herr uber ganz Russland).

Но так как татарский царь ошибся в своих расчетах, то все эти купцы были ограблены русскими в Казани и Астрахани. У них было найдено так много товаров и столь различных, что русские даже и не знали, что это за товары! Да так и не узнали.

Хотя войско его величества короля шведского стояло тогда под Везенбергом, великий князь все же отправился сам против татар со своими воинскими людьми. Приехав на границу, он послал в Казань и Астрахань спросить, что же думают они делать и хотят ли они быть у него в послушании, или нет. Если они хотят быть ему послушными, то пусть захватят всех начальных людей, которые начали эту игру / об. /. А коли нет – он пойдет на них со всем своим войском и уничтожит их. И пусть они отпустят еще на свободу всех русских.

Тогда пришли к нему многие из начальных людей, которые не участвовали в этом замысле и заявили от имени своей земли, что они готовы захватить главарей, и пусть великий князь пошлет за своими русскими пленниками и всех их выведет.

Великий князь послал вывести обратно на Русскую землю всех русских полоняников и приказал перебить татар. Начальных же людей он приказал разорвать на согнутых деревьях, а иных посадить на кол. Это было в назидание всей земле.

Земля великого князя так расположена среди других, что ему нет возможности наступать на турка, так как он не может к нему пройти.

На восток лежит Нагайская земля. На юго-востоке – Черкасская земля, заморская Персия-кизильбаши, Бухара, Шемаха. На юге – Крым; к югу (suedwerts) – Литва с городом Киевом. На западе – Польша. На севере – Швеция, Норвегия и описанное выше западное Поморье / 40 / с Соловецким монастырем. На северо-востоке: самоеды, Мунгазея и Тахчеи.

Нагаи – вольные люди, без царей, королей и государей. Раньше они служили обычно великому князю за повольный грабеж в Литве, Польше, Лифляндии и по границам Швеции. Когда крымский царь жег Москву великого князя, с ним было 30.000 нагайской конницы. Раньше из года в год они пригоняли в Русскую землю великое множество лошадей на продажу – в одном табуне, при чем великий князь получал каждую десятую лошадь в виде таможенной пошлины. А если он хотел получить сверх того, то стоимость тех лошадей определялась целовальниками и оплачивалась казной.

Из Черкасской земли великий князь взял себе в жены дочь князя Михаила (!) Темрюковича61
Автор путает Темрюка, отца Марии с ее братом Михаилом.

Этот также был с крымским царем, когда тот жег Москву.

Персия-кизильбаши, Бухара, Шемаха – все эти страны постоянно торгуют с Русской землей. Обычный их товар – золотые изделия, разных сортов шелковые ткани, пряности и многое другое (allerlei genug). Великий князь ото всего получает Ую часть в виде таможенной пошлины.

Против этого крымского царя великий князь из года в год должен держать своих воинских людей на Оке / об. /. Раньше его войско встречало царя у Великого Дона и Донца, у дикого поля, между Крымом и Казанской землей.

Если бы даже великий князь и смог пройти через Литву около города Киева, все-таки он не мог бы нанести удара турку.

Дума великого князя такова, чтоб в Немецкой земле управляться ему так же, как управлялся он с Казанью и Астраханью, в Лифляндии и в Литве, в городе Полоцке.

Под Полоцк великий князь подошел с большим войском и артиллерией. В лагерь к великому князю вышло из города духовенство с крестами, иконами и хоругвями и город сдали вопреки воле наместника Довойны. Великий князь вызвал из города все рыцарство и воинских людей. Их таким образом разъединили, а затем убили и бросили в Двину. С евреями, которые там были, случилось то же самое, хотя они и предлагали великому князю много тысяч флоринов выкупа. Евреи держат в Литве все кабаки и таможни.

Бедный люд замерзал и умирал от голода. / 41 / Мещане (Burger) вместе с женами и детьми были развезены по нескольким городам Русской земли. Наместник Довойна был отвезен в Москву в тюрьму. Но через несколько лет он был дан на размен против одного русского князя62
Кн. Василия Ивановича Темкина-Ростовского в 1567 г.

Тогда он вырыл тело своей супруги, похороненное на немецком кладбище в Наливках за городом, и увез его с собой в Польскую землю.

Мещане, равно как и многие из дворян, вместе с женами и детьми жили несколько лет по тюрьмам, закованные в железа, залитые свинцом. Когда же великий князь вместе со своими опричниками осаждал (uberzoch) некоторые города в Лифляндии, все они были убиты вместе с их женами и детьми. И всем еще для устрашения были отсечены ноги, а тела их брошены потом в воду.

Здесь были выстроены все приказы и ставились на правеж должники, которых били батогами или плетьми, пока священник не вознесет за обедней даров, и не прозвонит колокол. Здесь подписывались все челобитья опричников и отсылались в земщину, и что было здесь подписано, то было уж справедливо и в силу указа в земщине тому не перечили. Таким образом […].

Снаружи слуги (Jungen) князей и бояр держали их лошадей: когда великий князь отправлялся в земщину, то [верхом] они могли следовать за ним только вне двора (auswendigk).

Через восточные ворота князья и бояре не могли следовать за великим князем - ни во двор, ни из двора: [эти ворота были] исключительно для великого князя, его лошадей и саней.

Так далеко простирались постройки на юг. Дальше была калитка, извнутри забитая гвоздями. На западной стороне ворот не было; [там была] большая площадь, ничем не застроенная.

На севере были (об.) большие ворота, обитые железными полосами, покрытыми оловом. Здесь находились все поварни, погреба, хлебни и мыльни. Над погребами, где хранился разных сортов мед, а в некоторых лежал лед, были сверху надстроены большие сараи (Gemecher) с каменными подпорами из досок, про

зрачно прорезанных в виде листвы. В них подвешивалась всякая дичь и рыба, которая шла, главным образом, из Каспийского моря, как то: белуга, осетр, севрюга и стерляди (pelugo, averra, ceu- rina und scorleti). Здесь была калитка, чтобы с поварень, погребов и хлебень можно было доставлять еду и питье на правый [великокняжеский] двор. Хлеб, который он [великий князь] ест сам, - несоленый.

Здесь были две лестницы [крыльца] (Тгерреп); по ним можно было подняться к большой палате. Одна из них была против восточных ворот. Перед ними находился маленький помост, подобный четырехугольному столу: на него всходит великий князь, чтобы сесть на коня или слезть с него. Эти лестницы поддерживались двумя столбами, на них покоилась крыша и стропила. Столбы и свод были украшены резьбой род листву.

Переход шел кругом всех покоев и до самых стен. Этим переходом великий князь мог пройти сверху от покоев (33) по стенам в церковь, которая стояла вне ограды перед двором на востоке. Церковь эта была выстроена крестообразно и фундамент ее шел вглубь на 8 дубовых сваях; три года она стояла непокрытой. У этой церкви висели колокола, которые великий князь награбил и отобрал в Великом Новгороде.

Другая лестница [-крыльцо] была по правую руку от восточных ворот.

Под этими двумя лестницами и переходами держали караул 500 стрелков; [они же несли] и все ночные караулы в покоях или палате, где великий князь обычно ел. Ца южной стороне ночью держали караулы князья и бояре.

Все эти постройки были из прекрасного елового леса; вырубался он в так называемом Клйнском лесу, около которого лежит посад того же имени и ям - в 18 милях от Москвы по большой дороге в Тверь и Великий Новгород.

Палатные мастера или плотники для этих прекрасных построек пользуются только топором, долотом, скобелем и одним инструментом в виде кривого железного ножа, вставленного в ручку.

(об.). Когда татарский царь Девлет-Гирей приказал запалить слободы и подгородние (auswendige) монастыри, и один монастырь [действительно] был подожжен, тогда трижды ударили в колокол, еще и еще раз… - пока огонь не подступил к этому крепкому двору и церкви. Отсюда огонь перекинулся на весь

город Москву и Кремль. Прекратился звон колоколов. Все колокола этой церкви расплавились и стекли в землю. Никто не мог спастись от этого пожара. Львы, которые были под стенами в яме, были найдены мертвыми на торгу. После пожара ничего не осталось в городе (in alien Regimenten und Ringkmauren) - ни кошки, ни собаки.

Так осуществились пожелания земских и угроза великого князя. Земские желали, чтобы этот двор сгорел, а великий князь грозился земским, что он устроит им такой пожар, что они не сумеют его и потушить. Великий князь рассчитывал, что и дальше он будет играть с земскими (mit den Semsken spielen) так же, как начал. Он хотел искоренить неправду правителей и приказных (der Regenten und Befehlichshaber) страны, а у тех, кто не служил его предкам верой и правдой, не должно было оставаться в стране (34) [ни] роду, [ни племени]. Он хотел устроить так, чтобы новые правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов. Земские господа (die Semsken Herren) вздумали этому противиться и препятствовать и желали, чтобы двор сгорел, чтобы опричнине пришел конец, а великий князь управлял бы по их воле и пожеланиям. Тогда всемогущий бог послал эту кару (Mittel), которая приключилась через посредство крымского царя, Девлет-Гирея.

К С этим пришел опричнине конец (darmit nam Aprisnay ein Ende) и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: [виновного] обнажали по пояс и били кнутом на торгу. "Опричники должны были возвратить земским их вотчины. И все земские, кто [только] оставался еще в живых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками.

На следующий год, после того, как была сожжена Москва, опять пришел крымский царь полонить (einzunehmen] Русскую землю (об.); Воинские люди великого князя встретили его на Оке, в 70 верстах или по-русски в „днище" (Tagereise) от Москвы.

Ока была укреплена более, чем на 50 миль вдоль по берегу: один против другого были набиты два частокола в 4 фута высотою, один от другого на расстоянии 2 футов, и это расстояние между ними было заполнено землей, выкопанной за задним частоколом. Частоколы эти сооружались людьми (Knechten) князей и бояр с их поместий. Стрелки могли таким образом укрываться за обоими частоколами или шанцами и стрелять [из-за них] по татарам, когда те переплывали реку.

На этой реке и за этими укреплениями русские рассчитывали оказать сопротивление крымскому царю. Однако, им это не удалось.

Крымский царь держался против нас на другом берегу Оки. Главный же военачальник крымского царя, Дивей-мурза, с большим отрядом переправился далеко от нас через реку, так что все укрепления оказались напрасными. Он подошел к нам с тыла от Серпухова.

Тут пошла потеха (erhup sich das Spill). И продолжалась она 14 дней и ночей. (35) Один воевода за другим непрестанно бились с ханскими людьми. Если бы у русских не было гуляй-города (Wagenborgk)1, то крымский царь побил бы нас, взял бы в плени связанными увел бы всех в Крым, а Русская земля была бы его землей.

Мы захватили в плен главного военачальника крымского-царя Дивей-мурзу и Хаз-булата. Но никто не знал их языка. Мы [думали], что это был какой-нибудь мелкий мурза. На другой день в плен был взят татарин, бывший слуга Дивей-мурзы. Его.спросили - как долго простоит [крымский] царь? Татарин отвечал: „Что же вы спрашиваете об этом меня! Спросите моего господина Дивей-мурзу, которого вы вчера захватили". Тогда было приказано всем привести своих полоняников. Татарин указал на Дивея-мурзу и сказал: „Вот он - Дивей-мурза!". Когда спросили Дивей-мурзу: „Ты ли Дивей-мураа?", тот отвечал: „Нет! я мурза невеликий!". И вскоре Дивей-мурза дерзко и нахально сказал князю Михаилу Воротынскому и всем воеводам: „Эх, вы, мужичье! Как вы, жалкие, осмелились тягаться с вашим господином, с крымским (об.) царем!". Они отвечали: „Ты [сам] в плену, а еще грозишься". На это Дивей-мурза возразил: „Если бы крымский царь был взят в полон вместо меня, я освободил бы его, а [вас], мужиков, всех согнал бы полоняни-. ками в Крым!". Воеводы спросили: „Как бы ты это сделал?". Дивей-мурза отвечал: „Я выморил бы вас голодом в вашем гуляй-городе-в 5-6 дней". Ибо он хорошо знал, что русские били и ели своих лошадей, на которых они должны выезжать против врага. Русские пали тогда духом.