Читать онлайн «Мой первый друг, мой друг бесценный. Юрий нагибин - мой первый друг, мой друг бесценный Молю святое провиденье разобрать по размеру
И. И. ПУЩИНУ
Примечания
И. И. ПУЩИНУ. Мой первый друг, мой друг бесценный!. При жизни Пушкина не печаталось. Написано 13 декабря 1826, во Пскове.
Стихотворение было переслано Пущину в Сибирь на каторгу вместе с посланием декабристам «Во глубине сибирских руд».
Для первой строфы этого стихотворения Пушкин взял без изменений 5 первых стихов неоконченного послания Пущину, писанного еще в 1825 г. См. «Из ранних редакций».
Из ранних редакций
В неоконченном послании И. И. Пущину 1825 г. за стихом "Твой колокольчик огласил" следовало:
Забытый кров, шалаш опальный Ты вдруг отрадой оживил, На стороне глухой и дальней Ты день изгнанья, день печальный С печальным другом разделил. Скажи, куда девались годы, Дни упований и свободы› Скажи, что наши? что друзья? Где ж эти липовые своды? Где ж молодость? Где ты? Где я? Судьба, судьба рукой железной Разбила мирный наш лицей, Но ты счастлив, о брат любезный, На избранной чреде своей. Ты победил предрассужденья И от признательных граждан Умел истребовать почтенья, В глазах общественного мненья Ты возвеличил темный сан. В его смиренном основанье Ты правосудие блюдешь, Ты честь ........... ...................
Неоконченное послание 1825 г. Послание вызвано приездом Пущина в Михайловское, где он провел с Пушкиным один день. В конце послания говорится о должности судьи, избранной Пущиным после его ухода из гвардии¤
Автор рассказывает о начале всего в жизни каждого человека. Он твердит, что все когда-то с каждым случалось впервые. Неожиданно и в первый раз в жизни человек встречает другого человека. Но и м суждено на всю жизнь связать свои судьбы. Они становятся истинными друзьями.
Автор рассказывает о своем верном и преданном друге . Его друга звали Сашей. Они встретились еще в садике, но эта встреча была для каждого очень важной и решающей. У друга автора была очень интересная внешность. Тот был худой, с огромными глазами зеленого цвета. Всегда любил быть аккуратным и опрятно одевался. Друзья очень любили вместе проводить время. С удовольствием каждый из них выслушивал другого.
Друзья учились в разных школах. Каждый из них имел и друзей одноклассников, но они никогда не сомневались, что являются самыми близкими друзьями и это на всю жизнь. Автор сравнивает их дружбу с дружбой Пущина и Пушкина. Он рад, что и его друга зовут как Великого поэта. Автор гордится и радуется крепкой дружбе двух великих людей. Он желает брать с них пример. Он говорит, что судьба еще не испытывала его с Сашей дружбу, Но уверен, что и они смогут все преодолеть и сохранить свою преданную дружбу.
Их отношения будут так крепки и вечны, как у Пушкина и Пущина.
Картинка или рисунок Нагибин Мой первый друг, мой друг бесценный
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
- Краткое содержание Островский Сердце не камень
В пьесе главная героиня – молодая жена богатого старика. Верочка – чистый, честный, но наивный человек. Всё от неопытности, ведь всегда в четырёх стенах: у маменьки, у мужа, к которому и сапожник на дом ездит.
- Краткое содержание Чехов Мальчики
Рассказ Антона Павловича Чехова Мальчики повествует о двух гимназистах, приехавших на Новый год в гости к родителям одного из мальчиков. Они собирались сбежать в Америку в предновогоднюю ночь
- Краткое содержание Чехов Страшная ночь
В произведении А.П. Чехова «Страшная ночь» Иван Петрович Панихидин рассказывает слушателям историю из своей жизни. Он побывал на спиритическом сеансе в доме своего друга
- Краткое содержание Ушинский Ветер и Солнце
Солнце и Ветер никак не могли договориться, кто из них самый могущественный. Решили испытать силы на одиноком путнике, скачущем верхом по дороге.
- Краткое содержание сказки Два мороза
Два брата Мороза решили повеселиться, людей поморозить. Тут как раз увидели, что с одной стороны барин едет, в шубе медвежьей, а с другой стороны едет мужичок, в рваном полушубочке.
В Мой первый друг, мой друг бесценный
190 лет назад на свет появилось самое известное стихотворение о дружбе
И.И. Пущину
Мой первый друг,
мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединённый,
Печальным снегом занесённый,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое Провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!
Александр Пушкин 1826
Друзья встретились в Михайловском в восемь часов утра 11 января (23-го по новому стилю) 1825 года и провели в разговорах весь день, вечер и часть ночи.
Приезд Пущина был для опального поэта огромным событием. Ведь даже родные не решались навестить ссыльного, они и Пущина отговаривали от поездки.
Нечаянная радость встречи озарила не только тот январский короткий день, но и многое, что ожидало друзей впереди. Когда через тридцать лет Иван Иванович Пущин возьмётся за перо, чтобы описать свидание с Пушкиным в Михайловском, в его рукописи будет сиять счастьем каждая буква. "Записки о Пушкине" ─ одно из самых светлых произведений, созданных в мемуарном жанре на русском языке.
Незадолго до расставания друзья вспомнили, как в Лицее переговаривались через тонкую деревянную перегородку. У Пущина была тринадцатая комната, у Пушкина ─ четырнадцатая. Это как раз посередине длинного коридора. С мальчишеской точки зрения, расположение выгодное ─ пока гувернёр идёт с того или другого конца, тебя об опасности предупредят соседи. А окно у Пушкина и Пущина было общее, перегородка делила его строго пополам.
Сохранились отзывы о лицеистах надзирателя Мартына Пилецкого, вот что он писал о 13-летнем Пущине:
"...Благородство, добродушие с мужеством и тонким честолюбием, особенно же рассудительность ─ суть отличные его качества".
Кто мог знать тогда, как пригодятся Ивану и это мужество, и эта рассудительность...
В Михайловское тринадцатый номер привёз четырнадцатому три бутылки шампанского Клико, рукопись "Горе от ума", письмо от Рылеева, гостинцы от дядюшки Василия Львовича, множество новостей, а увёз начало поэмы "Цыганы", письма... Уехал после полуночи, в три часа 12 января.
"...Ямщик уже запряг лошадей, колоколец брякнул у крыльца, на часах ударило три. Мы ещё чокнулись стаканами, но грустно пилось: как будто чувствовалось, что последний раз вместе пьём, и пьём на вечную разлуку! Молча я набросил на плечи шубу и убежал в сани. Пушкин ещё что-то говорил мне вслед; ничего не слыша, я глядел на него: он остановился на крыльце со свечой в руке. Кони рванули под гору. Послышалось: "Прощай, друг!" Ворота скрипнули за мной..."
Когда Пушкин возьмётся дописывать своё послание Пущину, тот уже почти год как будет в заключении ─ сначала в Петропавловской, а потом в Шлиссельбургской крепости. После приговора Ивана Пущина и Вильгельма Кюхельбекера вычеркнут из "Памятной книжки Лицея", как если бы их вовсе не было.
В октябре 1827 года Пущина, закованного в ручные и ножные кандалы, отправят по этапу в Читинский острог. Дорога заняла три месяца.
"В самый день моего приезда в Читу призывает меня к частоколу Александра Григорьевна Муравьёва и отдаёт листок бумаги, на котором неизвестною рукой написано было: "Мой первый друг, мой друг бесценный!.."
Это было в начале 1828 года. А подлинник стихотворения Пущин увидел лишь в 1842 году.
Дмитрий Шеваров "Родина", №5, 2016
Иллюстрация ─ Николай Ге. "Александр Сергеевич Пушкин в селе Михайловском" (1875): Пушкин и Пущин за чтением "Горя от ума".
В присутствии псковского губернатора коллежский секретарь Александр Пушкин дал подписку о том, что он обязуется жить безотлучно в поместье родителя своего, вести себя благонравно, не заниматься никакими неприличными сочинениями и суждениями, предосудительными и вредными общественной жизни, и не распространять оных никуда. 9 августа меня привезли в Михайловское. О, что за ужасный рок пал мне на голову! Двойной надзор - надзор отца, надзор церковной власти опутал меня железными цепями. День ото дня влачу пустое и безрадостное существование. Все письма, адресованные мне, тут же распечатываются, а я обвиняюсь в безбожии и привлечении наказания на семью. В глуши сосновых лесов Псковской губернии располагается моя ссылка. Липовая аллея подводит к нашей усадьбе. Справа - огромное озеро с плоскими берегами, слева - другое, поменьше. Внизу по лугу извивается река Сороть. Я живу в небольшом, одноэтажном доме деда. Рядом няня и родители, волею случая ставшие моими надзирателями. Ах, сколько раз писал я к царю, молил о переведении отсюда хоть бы в крепость! Всё без толку. Ни ответа, ничего. Временами я ощущаю себя невидимкой, безликим призраком, чьи слова и письма пропадают вместе с попутным ветром в никуда. А что же лицейские друзья? Давно уж я не получал вестей. Я будто бы отрезан от внешнего мира, а единственная подруга дней моих - Арина Родионовна. Комната моя скромна: простая деревянная кровать, ободранный ломберный стол да полки с книгами - вот и всё убранство. Остальные комнаты заколочены от любопытных глаз. "Борис Годунов" и "Евгений Онегин" являются моей отрадой. Они занимают меня в часы, полные тоски. Однако, пребывание в Михайловском не лишено и редкого счастья. Не знаю, каким порывам отдался мой отец, но родители вдруг возвели такую суматоху, собрались и уехали из села, увлекая за собой и сестру, и брата. Я остался один на попечении няни. Со временем я свыкся. Я разглядел то творческое спокойствие, дарованное мне свыше. Мой гений здесь растёт.
И буду я мерзавцем, коль не скажу, как прекрасен сегодняшний морозный день! Одиннадцатое января, ранние солнечные лучи проникают в окно, заливают мою кровать и рассыпаются искрами на деревянном полу. Я по обыкновению своему выбежал во двор, набрал горсть чистейшего снега и растёр им лицо. Приятное жжение на щеках, кристальная вода, стекающая меж пальцев, радовали меня, как никогда ещё до этого. - Александр? Чей-то вкрадчивый, до боли знакомый тихий голос послышался со стороны двери. Я обернулся. - Пущин! Я бросился к родной фигуре и заключил его в крепкие объятия. Невиданная радость воссоединения охватила меня с ног до самой макушки. Я вспомнил лицейские годы и прижал Ивана крепче к своей груди. - Ну вот мы и встретились, дорогой друг... - он полусонно прохрипел милые слуху слова, и я, опомнившись, разжал тиски рук. - Когда же ты прибыл? - Недавно, лишь под утро. Но идём же, простудишься! Схватив меня в охапку, невольно уткнув лицом в меховой ворот шубы, он затащил меня в дом и повалил на кровать. Смеясь, я отпихнул Пущина и сел. - Ну что за привычка - выходить в такой мороз в одной рубахе! - он легко толкнул меня кулаком в грудь и пересел за стол, где в чашках дымился заботливо разлитый няней чай, - узнаю прежнего товарища. - Полноте, Иван, - я стянул с него одежду и приземлился рядом, умоляя рассказать все новости, не дошедшие до меня за время проживания в Михайловском. В закромах стоял алкоголь, и мы, звякнув рюмками, пропали на долгие часы в упоительной беседе. Многое изменилось в положении нашем за пять лет, прошедших до этой встречи. Я стал знаменитым поэтом. В тиши Михайловского вполне созрел мой гений. Я, как и говорил ранее, работал теперь над "Онегиным" и "Годуновым", и уж заканчивал оба произведения. Пущин, как я узнал, успел преобразиться из блестящего гвардейского офицера в скромного судейского чиновника. В 1823 году он бросил военную службу и по примеру Рылеева, служившего в суде, занял судейское место в Уголовной палате - сначала в Петербурге, а потом в Москве. Наговорившись, ближе к вечеру я повеселел пуще прежнего и, приложив немалые усилия, выудил своего друга на улицу и повёл к озеру. Доселе скучный пейзаж, уединенный и тихий, теперь прочно скреплялся с радостью нашего свидания. - Ну-ка, лови! Бодрый окрик Пущина разрезал тишину и смешался со стремительным снежком, прилетевшим мне прямо в шею и леденящим кожу. - Эй! - я рассмеялся, потирая ладонью место удара. Иван бросился бежать к затянувшемуся льдом озеру, но не успел он достичь берегового среза, как я зачерпнул побольше снега, скомкал его застывшими от холода пальцами и пустил вслед за другом. - Мимо! Второй снаряд сию же секунду достиг цели, и он свалился в ближайший сугроб. - Порядок? - я подскочил к товарищу и протянул руку. Пребывая в шутливом настроении, не стоит забывать о том, что друзья могут обвести тебя вокруг пальца. Не успела его рука коснуться моей, как локоть мой оказался в цепкой хватке, и я упал в снег рядом с Пущиным. Он навис надо мной, придавив бёдрами ноги, отрезая путь к отступлению и ловко загребая колючие кучи небесного пуха мне за шиворот. Тяжело дыша от борьбы, мне всё же удалось опрокинуть его и подмять вниз. В свете луны волосы Ивана разметались по белой поверхности, щеки раскраснелись, а улыбка обнажала ряд ровных белых зубов. Я нагнулся ближе к его лицу, касаясь кончиком носа щеки товарища и ощущая на коже горячее судорожное дыхание. - Александр... Ребячество взяло верх. В столь тихую минуту лицо друга исказилось в недовольной гримасе, как только моя рука припечатала к его щеке ледяную горсть. - И не надейся одолеть меня! Я вскочил на ноги и помчался к огоньку света, поблёскивающему в окне усадьбы, едва разбирая за собой скрипящие шаги. Дверь легко поддалась, в доме было пусто, и, пробежав короткий коридор, я влетел в свою комнату и повалился на постель. Я раскинул руки и вдохнул полной грудью, громко рассмеявшись. - Ага, попался, - Пущин подпрыгнул ко мне, задев коленом деревянный угол кровати, и придавил своим телом, - теперь никуда не убежишь! - Ива-а-н, - я раздраженно протянул его имя и принялся стаскивать забросанную снегом шубу с плеч друга, откидывая в сторону. Я ощущал, как подушка подо мной впитывает влагу волос. Наше громкое сопение разносилось по комнатушке, а запах спиртного доселе витал в воздухе. Он нагло оседлал мои бёдра, скрестил руки на груди и победно смотрел сверху вниз, как победитель-хищник смотрит на свою жертву в моменты триумфа. Догоравшая лампада слабо освещала две фигуры на узкой кровати и очерчивала контуры лица Пущина. Я лежал снизу и не без удовольствия разглядывал его, долгожданного, счастливого и опьяненного забавами. Лицо его смягчилось, пальцы спутывали кудри моих волос. Он упёрся локтем слева от меня, и наши губы встретились в робком, девственном поцелуе. В какой момент мы оказались почти нагими? Полы сорочки раскинулись, обнажая часто вздымающуюся грудь. Я чувствовал прикосновения горячего тела и сам подавался вперёд, навстречу его бёдрам и рукам, поддерживающим меня под поясницу. Импульс проходил вверх по позвоночнику, ударял в виски, а глухая, затихающая боль всё ещё заставляла меня выгибаться на простынях. Он сдавливал ладонью низ моего живота, а другой рукой теперь поддерживал под колено. Он что-то шептал мне на ухо прерывающимся хриплым голосом, а я, как в бреду, слышал лишь окончания слов и с каждым толчком всё громче выстанывал его имя. Мелькающий свет лампады расходился кругами пред глазами, и, глубоко вздохнув, Пущин уткнулся в подушку рядом со мной. Я привлёк его ближе и гладил по волосам, спускаясь ниже и обводя короткими ногтями позвонок на загривке.
Было давно за двенадцать, когда я проснулся от шороха. Место рядом со мной оказалось пусто, а входная дверь жалобно скрипнула. Я схватил свечу и босиком выбежал на крыльцо. - Уже уезжаешь? - я не мог словами передать своего удивления. - Мне пора, я обещал... Уверен, мы встретимся ещё в Москве. Я прошагал по снегу, невзирая на мороз, и прижался к меховому воротнику его шубы, как тогда утром. - До свидания, дорогой друг, - мы пожали руки, и он запрыгнул в карету. Едва ли я видел его экипаж, но всё ещё по привычке продолжал стоять на снегу, смотря вдаль, вслед уезжающему товарищу, пока среди ночи вдруг не вернулась няня и силком не увела меня в дом. А в голове тем временем рождались новые строчки. Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил...
Юрий Маркович Нагибин
Мой первый друг, мой друг бесценный
Мы жили в одном подъезде, но не знали друг друга. Далеко не все ребята нашего дома принадлежали к дворовой вольнице. Иные родители, уберегая своих чад от тлетворного влияния двора, отправляли их гулять в чинный сад при Лазаревском институте или в церковный садик, где старые лапчатые клены осеняли гробницу бояр Матвеевых.
Там, изнывая от скуки под надзором дряхлых богомольных нянек, дети украдкой постигали тайны, о которых двор вещал во весь голос. Боязливо и жадно разбирали они наскальные письмена на стенах боярской гробницы и пьедестале памятника статскому советнику и кавалеру Лазареву. Мой будущий друг не по своей вине делил участь этих жалких, тепличных детей.
Все ребята Армянского и прилегающих переулков учились в двух рядом расположенных школах, по другую сторону Покровки. Одна находилась в Старосадском, под боком у немецкой кирхи, другая - в Спасоглинищевском переулке. Мне не повезло. В год, когда я поступал, наплыв оказался столь велик, что эти школы не смогли принять всех желающих. С группой наших ребят я попал в очень далекую от дома 40-ю школу в Лобковском переулке, за Чистыми прудами.
Мы сразу поняли, что нам придется солоно. Здесь царили Чистопрудные, а мы считались чужаками, непрошеными пришельцами. Со временем все станут равны и едины под школьным стягом. Поначалу здоровый инстинкт самосохранения заставлял нас держаться тесной группой. Мы объединялись на переменках, гуртом ходили в школу и гуртом возвращались домой. Самым опасным был переход через бульвар, здесь мы держали воинский строй. Достигнув устья Телеграфного переулка, несколько расслаблялись, за Потаповским, чувствуя себя в полной безопасности, начинали дурачиться, орать песни, бороться, а с наступлением зимы завязывать лихие снежные баталии.
В Телеграфном я впервые приметил этого длинного, тонкого, бледно-веснушчатого мальчика с большими серо-голубыми глазами в пол-лица. Стоя в сторонке и наклонив голову к плечу, он с тихим, независтливым восхищением наблюдал наши молодецкие забавы. Он чуть вздрагивал, когда пущенный дружеской, но чуждой снисхождения рукой снежок залеплял чей-то рот или глазницу, скупо улыбался особо залихватским выходкам, слабый румянец скованного возбуждения окрашивал его щеки. И в какой-то момент я поймал себя на том, что слишком громко кричу, преувеличенно жестикулирую, симулирую неуместное, не по игре, бесстрашие. Я понял, что выставляюсь перед незнакомым мальчиком, и возненавидел его. Чего он трется возле нас? Какого черта ему надо? Уж не подослан ли он нашими врагами?.. Но когда я высказал ребятам свои подозрения, меня подняли на смех:
Белены объелся? Да он же из нашего дома!..
Оказалось, мальчик живет в одном подъезде со мной, этажом ниже, и учится в нашей школе, в параллельном классе. Удивительно, что мы никогда не встречались! Я сразу изменил свое отношение к сероглазому мальчику. Его мнимая настырность обернулась тонкой деликатностью: он имел право водить компанию с нами, но не хотел навязываться, терпеливо ожидая, когда его позовут. И я взял это на себя.
Во время очередной снежной битвы я стал швырять в него снежками. Первый снежок, угодивший ему в плечо, смутил и вроде бы огорчил мальчика, следующий вызвал нерешительную улыбку на его лице, и лишь после третьего поверил он в чудо своего причастия и, захватив в горсть снега, пустил в меня ответный снаряд. Когда схватка кончилась, я спросил его:
Ты под нами живешь?
Да, - сказал мальчик. - Наши окна выходят на Телеграфный.
Значит, ты под тетей Катей живешь? У вас одна комната?
Две. Вторая темная.
У нас тоже. Только светлая выходит на помойку. - После этих светских подробностей я решил представиться. - Меня зовут Юра, а тебя?
И мальчик сказал:
…Тому сорок три года… Сколько было потом знакомств, сколько звучало в моих ушах имен, ничто не сравнится с тем мгновением, когда в заснеженном московском переулке долговязый мальчик негромко назвал себя: Павлик.
Каким же запасом индивидуальности обладал этот мальчик, затем юноша - взрослым ему не довелось стать, - если сумел так прочно войти в душу другого человека, отнюдь не пленника прошлого при всей любви к своему детству. Слов нет, я из тех, кто охотно вызывает духов былого, но живу я не во мгле минувшего, а на жестком свету настоящего, и Павлик для меня не воспоминание, а соучастник моей жизни. Порой чувство его продолжающегося во мне существования настолько сильно, что я начинаю верить: если твое вещество вошло в вещество того, кто будет жить после тебя, значит, ты не умрешь весь. Пусть это и не бессмертие, но все-таки победа над смертью.
Я знаю, что еще не могу написать о Павлике по-настоящему. И неизвестно, смогу ли когда-нибудь написать. Мне очень многое непонятно, ну хотя бы что значит в символике бытия смерть двадцатилетних. И все же он должен быть в этой книге, без него, говоря словами Андрея Платонова, народ моего детства неполон.
Поначалу наше знакомство больше значило для Павлика, нежели для меня. Я уже был искушен в дружбе. Помимо рядовых и добрых друзей, у меня имелся закадычный друг, чернявый, густоволосый, подстриженный под девочку Митя Гребенников. Наша дружба началась в нежном возрасте, трех с половиной лет, и в описываемую пору насчитывала пятилетнюю давность.
Митя был жителем нашего дома, но с год назад его родители поменяли квартиру. Митя оказался по соседству, в большом шестиэтажном доме на углу Сверчкова и Потаповского, и ужасно заважничал. Дом был, правда, хоть куда, с роскошными парадными, тяжелыми дверями и просторным плавным лифтом. Митя, не уставая, хвастался своим домом: «Когда глядишь на Москву с шестого этажа…», «Не понимаю, как люди обходятся без лифта…». Я деликатно напомнил, что совсем недавно он жил в нашем доме и прекрасно обходился без лифта. Глядя на меня влажными, темными, как чернослив, глазами, Митя брезгливо сказал, что это время кажется ему страшным сном. За такое следовало набить морду. Но Митя не только внешне походил на девчонку - он был слабодушный, чувствительный, слезливый, способный к истерическим вспышкам ярости, - и на него рука не поднималась. И все-таки я ему всыпал. С истошным ревом он схватил фруктовый нож и попытался меня зарезать. Впрочем, по-женски отходчивый, он чуть ли не на другой день полез мириться. «Наша дружба больше нас самих, мы не имеем права терять ее» - вот какие фразы умел он загибать, и еще похлеще. Отец у него был адвокатом, и Митя унаследовал дар велеречия.
Наша драгоценная дружба едва не рухнула в первый же школьный день. Мы попали в одну школу, и наши матери позаботились усадить нас за одну парту. Когда выбирали классное самоуправление, Митя предложил меня в санитары. А я не назвал его имени, когда выдвигали кандидатуры на другие общественные посты.
