Некрасов всеволод николаевич. Всеволод Некрасов: гигантский минимализм
Всеволод Некрасов: гигантский минимализм
Всеволод Некрасов – классик авангардной (конкретной, концептуальной) поэзии, который уже давно стал неоспоримой фигурой.
Удивительно: Некрасову порой удавалось из двух-трех слов, повторяемых в разнообразной конфигурации и последовательности, создать мистику стиха, самобытное лирическое (лирико-философское) произведение.
Зима
Зима зима
Зима зима зима
Зима зима зима зима
Зима
Зима
Зима
Всего-то два слова – а настроение передано, диалектика жизни отражена. И появляется надежда на лучшее, и веришь, что рано или поздно зимняя тоска пройдет, и проклюнется весенний росточек надежды. А, значит, надо жить. Жить несмотря ни на что. Вот ведь о чем говорит Всеволод Некрасов – в своей столь нетривиальной (хотя в Германии, например, весьма распространенной) манере. Всеволод Некрасов писал разнообразные стихи, в том числе – созданные в жанре визуальной поэзии и даже рифмованные.
Например, такое:
В небе
Копоть
В море
Уголь
Это город
Мариуполь.
Коротко, но ясно. Город виден как на ладони.
Язык Некрасова – это язык улицы, язык "совка", из которого поэт выжимал – путем остранения и двойной рефлексии – скрытые – своей очевидностью! – дополнительные возможности.
Очень точно написал в свое время о поэтике Всеволода Некрасова Владислав Кулаков в книге "Поэзия как факт" (М., Новое литературное обозрение, 2009):
"...Некрасов, как и остальные лианозовцы, широко вводит в стих язык социума – в данном случае (стихотворение "Свобода". – Е. С.) обыгрывается язык советской пропаганды. И важным средством обособления, локализации слова становится лексический повтор. Многократный повтор "остраняет" слово, нарушает механизм рефлекса, привычки, инерции и в то же время создает интонационную инерцию, резкий сдвиг, который всегда выразителен".
Мне посчастливилось довольно часто общаться с Всеволодом Николаевичем. Он звонил мне, покупал наши журналы "Дети Ра", "Зинзивер". Когда я пытался ему их подарить, он гордо отказывался.
Он, вообще, был человеком очень щепетильным и непростым.
В 2006 году я проводил фестиваль "Другие". Разумеется, пригласил Всеволода Николаевича. Он пришел. Но когда увидел в Президиуме фестиваля другого поэта (не буду сейчас говорить – кого именно) подозвал меня и сказал: "Евгений Викторович, извините, я забыл Вас предупредить, что я очень плохо отношусь к этому человеку и выступать с ним в одном зале не смогу".
Так и не выступил. Хотя всех выслушал.
Биографическая справка из "Википедии".
"Всеволод Николаевич Некрасов (24 марта 1934, Москва – 15 мая 2009) – выдающийся русский поэт, теоретик искусства, один из лидеров "второго русского авангарда" и основателей "московского концептуализма".
Родился и жил в Москве. Учился на филологическом факультете Московского государственного педагогического института. Входил в Лианозовскую группу поэтов и художников, наряду с Генрихом Сапгиром, Яном Сатуновским и Игорем Холиным.
До перестройки тексты публиковались в самиздате, например, в журналах "Синтаксис" (1959), "37", и за границей, в журналах "Ковчег", "А-Я", сборнике "Аполлон-77" и др. Начиная с 1989 года вышли в свет семь книг его стихов и статей; первая из них была издана за свой счет. Литературно-полемическая публицистика Некрасова в форме открытых писем опубликована в вестнике современного искусства "Цирк Олимп" в 1996 году. В 2002 году в Новосибирске вышла книга его избранных стихотворений. Также публиковал литературно-критические и публицистические статьи. Его тексты переведены на основные европейские языки".
Один из самых крупных русских поэтов – Всеволод Николаевич Некрасов, классик андеграунда, – предложил корреспонденту ВЗГЛЯДа Анне Альчук, которая хотела взять у него интервью, ответить на ее вопросы письменно. Вопреки обыкновению, она на это согласилась, ведь Всеволод Николаевич Некрасов – человек принципиальный и непреклонный, ни при каких обстоятельствах не идущий ни на какие компромиссы.
Известно, что он отказывался и от престижных зарубежных поездок, и от публикаций с гонорарами, если считал, что в результате он может попасть в неподобающий контекст, или если редакторы отказывались публиковать важный для него текст.
«Эпигонство засасывает, свой каприз, свой блат – подавно, и эти критические мыслители обнаглели, заигрались и прозевали все моменты…»
– Когда и при каких обстоятельствах вы начали писать стихи? Что вас к этому побудило?
– Было какое-то военное марание в младших классах средней школы, какие-то влюбленности в старших. Интересней – более или менее – думаю, не начало, а продолжение. Годы 55–60-й. Вуз, литобъединение. Влюбленности взрослей, стихи осознанней. А главное, наверное, время. «Пришло время стихов», – Эренбург писал. Время разбираться, что где – где стихи, а где так, строчки-столбики... Чем на ЛИТО и занимались. С острейшим интересом... Из леса столбиков
выбирались со скрипом и не враз, зато аппарат, умение отличать попытки от результата отладилось неплохо: результативные
стихи – Мартынов, например – казались чуть ли не напечатаны другим каким-то шрифтом… Хотя первым делом аппарат в ход шел для собственного употребления
(так некогда ответил Юрий Коваль на хитрый вопрос в анкете издательства: и зачем это он хочет купить своих новых книжек?)…
Могу сказать: именно там и тогда, году в 56–57-м, какие-то стихи у меня и правда получились и я правда это увидел. Вроде и пустяшные, про природу-погоду. Но увидел вполне отчетливо и удивлялся, как это не все видят, не отличают от прежних попыток… И когда вскоре ознакомился с пастернаковскими нотациями: «…Но пораженье от победы ты сам не должен отличать», – все-таки не послушался…
Больше того: думаю, тогда, после 53 года, вообще подошло время осознания искусства как факта, прав, достоинства этого факта, чтоб их отстаивать и с ними считаться. Никому не выдавать на расправу. Для чего и различать факт / не факт самому первым делом…
– Кто были ваши учителя?
– Учителя-преподаватели, учителя-наставники в поэзии? Таких вроде не было. Да и бывают ли такие? Или учителя-образцы, примеры? Да… Все. Все по списку: Пушкин, Лермонтов, Некрасов и Козьма Прутков. Маяковский, Блок, Есенин, позже чуть – Мандельштам. Тот же Пастернак; особенно «Сестра моя жизнь». Позднейшее – меньше. («Август» – особь статья…) Обэриуты… Пародиями Архангельского просто жил. Зощенко поневоле заучивался наизусть, как стихи. И «Василий Теркин», с военных лет, в чтении Антона Шварца по «тарелке»… И куда они потом дели эту запись?..
Но «Теркин» свидетельствовал: Маяковским поэзия не кончилась… Что и подтвердилось крепко около 54-го, когда старый школьный товарищ Алик Русанов дал почитать «самсебяиздат» Глазкова… Он же познакомил с Аликом Гинзбургом – это уже 59-й. Алики берутся выпускать «СИНТАКСИС» из непечатаемых стихов; берут в него и меня. Не во всем удачно, зато я точно теперь могу датировать начало своей карьеры. Какой ни выскочи уже Эпштейн, Кедров, Гельман, Губайловский – с фактом ни один ничего поделать не может. Обходят молчком.
– К какому поэтическому направлению вы сами себя относите?
– Не думаю, что это моя забота: самому себя относить куда-то. Но не так давно появилось удачное, на мой взгляд, слово: открытый стих.
Если так обзовут и мои стихи, спорить не стану. А так долго ли изобрести чего-то научного – хоть хронический прагматизм,
– а что?..
– С какими художниками вы дружили и дружите? Как они на вас повлияли?
– Те же Алики в том же 59-м повезли в Лианозово. Работы Рабина просто ошарашили, впечатление как-то и сравнить было не с чем. Понимаете, советское искусство и литература не просто же плохие какие-то искусство и литература, но злостно плохие, активно, злонамеренно и целенаправленно. С идеологией – учением, – почему это ихнее плохо
и есть самое хорошо.
А как же... Учили это, задавали-сдавали… Воспитывали, остерегали от Пастер-накипи и Мандель-штампа…
Это эта-то долматусовская ошань
(выражение Глазкова)… Рутина, не то что болото и болото, а болото тягучее-липучее, вязавшее по рукам и ногам. И даже не без квалификации, только своей – наоборот. Знавшее это свое дело – что поживей, того не допускать. Только то, что потупее…
Эти очевидные милые тенденции и заставляли первым делом растить зубы, когти и панцирь – не авторам растить-крепить, а прямо их искусству. Чтоб умело искусство первым делом быть фактом. (Поздней это назовут конкретизмом – в основном в параллель с явлениями в мировой поэзии, которых тогда мы не знали: германоязычной в первую голову…) Сама материальность, предметность картины, в отличие от текста, тех же стихов, казалось, окончательно делала работы Рабина фактом из фактов. Бесспорным… Но прежде всего картины захватывали остротой состояния, переживания изображаемого – с этого и начиналась их фактичность, активнейшая фактичность, настоятельность и непреложность. Острое переживание какого-то сдвига в окружающем пейзаже города, пригорода. Начало сдвига, предчувствие или самое первое движение; картины были разные – сдвиг мог, скажем, и развиваться в какую-то конструкцию. Даже с реминисценциями из кубистов, супрематистов. Или, скажем, в Нотр-Дам де Лианозово… Коллаж-монтаж. Мог быть сюжет и более или менее «барачный». Но дело, в общем, не так в этом, как именно в пойманном миге, когда взглянул – и сморгнул: а что-то в этой ночи не так, как в тех… А так, как в той… Что – это уже другой разговор. Может быть, что-то и позади видимого.
Дело самое тонкое, но устроенное куда как прочно, крепко доказанное. В кирзовых перчатках, если бы такие были. Именно перчатках, не варежках. (Еще бы: трудно. Так – уметь же надо... В том-то и дело.) Рабин умеет. И лирик он – просто на зависть нашему брату-поэту.
«ГБ любила группы – как дичь. Но Лианозово не было группой – в смысле, каким-то сговором: просто несколько хорошо знакомых между собой художников пользовались рабинскими воскресными показами картин и везли свои работы сами. Кому удобней, ближе доехать до станции «Лианозово». Дело житейское.
(Моя брошюра «Лианозово» , «Век ХХ и мир», М., 1999 г., стр. 63–64)
«Может быть, все дело в том, что у Рабина в Лианозове в 58-м были жена, детей двое, свои картины, каких не было ни у кого, – и не было телефона. Почему и пришлось ему с самого начала вести себя необычно определенно: пускать смотреть эти картины по воскресеньям всех желающих, помнится, не отправляя назад в Москву никогда никого ни при каком гриппе. Не то бы кто и поехал, кто бы что там и увидел. А видеть там было что. И Лианозово не скрывалось: помещение, фактически объявленное свободным для посещения.
Я туда попал в 59-м, не с самого начала (58-го), и не могу сказать, на чужом или на собственном опыте убедился Рабин, что затевать каждый раз какие-то переговоры через кого-то – вязко, муторно и несерьезно, целиком всякий раз от этого кого-то зависеть, а в конечном счете всегда зависеть от того же ГБ. Телефон легче контролировать, чем Савеловскую дорогу, хотя бывали и такие поползновения. А подходы к бараку – берите на здоровье под контроль и наблюдение. Я художник, показываю свои картины. А что, нельзя? Тогда так и скажите – определенно… »
(Та же брошюра «Лианозово» , стр. 56, 63).
Рабину я был зритель-псих: пропустить боялся хоть одну работу... А он крепче всех учил, я сказал бы, умению противостоять на своем. Без чего автор вряд ли получится, а в те времена и подавно.
Можно назвать это дружбой? А почему нет?.. Хотя точнее, наверное, творческое родство… К тому же учили все лианозовцы, и так же – примером. В дружбе, вроде, был с Немухиным и Мастерковой, редкого обаяния авторами и людьми. Пока меня не обхамили небрежно… Дела житейские.
А с кем в зрительских и дружеских отношениях сегодня – это с Эриком Булатовым, Франциско Инфанте. Просто по уши обязан и творчески, и житейски. До недавнего времени сказал бы так и об Олеге Васильеве. Но это, что называется, отдельная песня. Или особь статья. (И она, статья, есть в каталоге выставки у Васильева, 2004/2005; и Булатова, 2006 в Третьяковке; и Инфанте, 2006 в Музее современного искусства. Статья другая и третья. По меньшей мере.)
– Существует ли иерархия в поэтическом мире? Если да, кто для вас находится на вершине международной поэтической пирамиды?
– С иерархией
дела-вопросы мудреные. А где нам до мудреностей, когда тут лет 20 метааферисты, альманахеры, швыдкие кадры и т.п. изо всех сил разобраться не дают с очевидностью – с простой очередностью – естественно, не в их это интересах...
Пирамида – искусственно оформленная куча. Пирамида строится, куча самостроится – случайно или создается сама – из песка, например. Думаю, поэзия все-таки скорей создается, как и вообще искусство. Искусственности искусство боится. Оно стоит чего-то, пока помнит себя: что оно – природное явление. Вершина тут – не обязательно точка и не обязательно – единственная. Но основная мудреность для меня даже не в этом, а в международности… Извините, но для международной поэзии надо быть международному языку. Понимаю, у английского здесь, говорят, хорошие перспективы (особенно благодаря компьютеру) – но ведь именно перспективы – пока. Все еще…
Что, надо доказывать кому-то, что родной язык не учат, даже не усваивают – им живут с рождения, если не раньше? То-то он и родной. А поэзия толком бывает только на родном языке. Возможно множество интересных случаев речи на пересечении, взаимодействии, встрече языков, но когда один из них все-таки опорный. База. Ориентир. (Сам люблю: вот, к примеру, такое что-нибудь –
Гуд Олд Сити оф Лондон
Дефолт
Биг Бенц
Энд Билл Полтергейтстстс)
Бывают полиглоты-феномены, но что-то не вспоминается ни один поэт, который мог бы считаться феноменом, классиком хотя бы в двух языках разом. Поэзию можно определить и как бесконечное освоение речи. Сживание с речью, вживание в речь. Тут и нужна жизнь, и дай Бог, чтоб ее хватило. Освоение вот этой, данной, родной. На настоящее вживание в еще одну нужна, очевидно, и еще одна жизнь.
– Что вы думаете о современной поэтической сцене? Какие поэты из ныне живущих вам интересны?– Трудный для меня вопрос; верней – каверзный. При моем-то на этой сцене положении… И правда, ведь началось все со сцены – Театра им. Пушкина на Тверском. Театру этому, говорят, анафему посулила еще Алиса Коонен: была славой этого театра, и ее в этом театре обхамило начальство. Мои дела с театром этим сводились к рецензии (совместной с А.И. Журавлевой, моей женой) на спектакль «Невольницы» 78 года. Хороший был спектакль. Поставил Говорухо. Играли Викланд, Алентова, Вильдан. Рецензия вошла в нашу с Аней книгу «Театр Островского» (86 год).
Это действие первое; вот второе. Сцена та же, и на ней на сей раз не что-нибудь кого-нибудь – «Альманах» Айзенберга и Семеновского… Год, кажись, 87-й или 88-й. Событие – фокус: в фокус, по идее, собирают всю-всю революционность перестроечных перемен – чтоб на сцену действующего театра да вытряхнуть компанию каких-то поэтов, да вставить это в репертуарную сетку… Видимо и невидимо надо. Видимых и невидимых сил… Поэты Айзенберг, Гандлевский, Кибиров, Коваль, Новиков, Пригов, Рубинштейн. Компания ничего себе – почти все из т. наз. семинара Чачко-Шейнкера, собиравшегося в Старосадском переулке в огромной – метров 30, наверно – комнате Алика Чачко в обычной коммуналке. Собирались вполне свободно, без посторонних соображений, собирались долго, несколько лет, и за такой срок успели всерьез выявиться профессиональные тяготения и отталкивания. Зашла как-то О.А. Седакова, но не прижилась – не вынесла пошлых речей о том, что такие-то и такие-то стихи Седаковой де особенно удачные: тогда другие что же – не особенно?.. «Это спор слепых о солнце!» – голосил рыженький, один из свиты, полагающейся королеве поэтов… А вот Александр Величанский, скажем, и заглядывал, и слушал, и читал, помнится, и говорил вполне в рабочем порядке. Республиканском…
Но особенно, действительно, складно подобрались те, кого лет через 5 станут называть концептуалистами – кто работали с речевой и стиховой рефлексией. Причем подобрались сами собой – как-то из разных мест. В 78–79-м троих из них пригласит Кривулин в питерский журнал «37», в конце 80-х они съездят выступить в Германию, будут участвовать в KULTURPALAST’е – издании стихов с аудиокассетой – заодно с Е. Шварц и А. Монастырским. Эти трое – Пригов, Рубинштейн и автор этого текста. Всеволод Некрасов. Те самые концептуалисты...
Скажу сразу: нисколько я не держусь этого термина. Вообще терминов скорей сторонюсь – от них толку не помню что-то ни себе, ни поэзии – только прохиндеям от поэзии и вообще от искусства. Но раз уж пошел в ход какой-то термин, навык, обычай – давайте с ним хотя бы без шулерства. Не как Боря Гройс, тасовавший по прихоти ветров – ветров в т.ч. собственного производства – то так то эдак сфабрикованную им же колоду московских концептуалистов , когда эти концептуалисты могли на это только зубами скрипеть, набрав воды в рот…По-моему конкретизм – понятней и естественней. То самое, про что Хармс говорил: кинуть словом в окно – и стекло разобьется. Это беря слово со стороны материи. А со стороны энергии, свойств, воздействий и взаимодействий – вот и будет концептуализм… А если без ученых изысков, конечно, первые концептуалисты – Холин, Сапгир. Взять те же повторы… Да и без Бахчаняна с Лимоновым как-то было бы неудобно… А это (плюс еще Лён и Некрасов) – русско-немецкий двуязычный сборник «Свобода есть свобода» – Freiheit ist freiheit, изданный в Цюрихе еще в 75 году. И внезапно куда-то подевавшийся, выпавший изо всей бешеной раскрутки 80–90-х – как будто такого и не было… Назван сборник, между прочим, по моим стихам: «Свобода есть свобода есть свобода есть свобода есть свобода есть свобода есть свобода есть свобода…» А сами эти стихи – еще 64 года рождения. Соврать не даст хоть и Рабин. Концептуализм это? Пусть будет концептуализм. Или не будет. Стихи от этого ни хуже, ни лучше. Самого автора они, во всяком случае, устраивают.
Но концептуализм так концептуализм – и если отметился в нем некто году в 77-м, так куда же делся этот некто у вас году в 87-м? Да, Гандлевский, тот же Айзенберг – авторы известные, кто спорит. Но самое ядро семинара Чачко-Шейнкера, самая новинка – все-таки именно то, что зовут этим заковыристым словом, именно те авторы, кого называли концептуалистами. А из них Всеволод Некрасов, как ни кинь, не последний – как раз первый по очевидной очередности: то, что в 80-м назовут концептуализмом , я делал еще в 60-м и даже чуть раньше. За добрые 15–20 лет до главных концептуалистов Пригова с Рубинштейном… И какой-то мрази это оказалось некстати. Кому-то из соседей по семинару и кому-то из руководства ВТО, где, кстати, до того я исправно работал лет 10, разъезжая вместе с Аней куда скажут по периферийным постановкам. Театр Островского, а также пара глав в «Пакете» – плоды именно этой деятельности. То-то это Ве Те О пустилось прокатывать-раскручивать почем зря это приго-айзенберго- рубинштейновское мероприятие именно в таком демонстративно усеченном составе сперва эск лючительно в стенах своих гостиных, а затем и на злосчастной сцене… И, пожалуй, самое интересное – на сцене этой у них еще и ставилось похабное действо, где один из персонажей носил – буквально носил, на жопе – мое имя и фамилию… Это мразь блатная захотела ославить меня гомосексуалистом… (Мразь?.. А мразь – это и не брань, а технический термин: мразь – кто действует в литературе-искусстве посторонними литературе-искусству средствами. Хоть через партию, хоть через тусовку, хоть через жопу…)
Так вот меня и выперли со сцены, на которой остались фигурять Дима Пригов с Левушкой Рубинштейном. Не стоит же от меня ждать какого-то академизма в рассуждениях об этой поэтической сцене…
– Кто из современных литературных критиков, с вашей точки зрения, заслуживает внимания?
– Простите, а с точки зрения кого из современных литературных критиков заслуживаю внимания я, автор Всеволод Некрасов? Я, собственно, двух таких и знаю: Владислав Кулаков да Татьяна Михайловская.
Конечно, если не считать вниманий-упоминаний вроде внимания М. Эпштейна в «Октябре»-89 или В. Губайловского в 2003 году в «Новом мире». Внимание: даем указание – на этого не обращаем внимания… Долг разве не платежом красен? И даже если напрягусь, потужусь по-христиански и подставлю остатнюю щеку, думаю, никакой объективизм уже не поможет никаким аннинским с рассадиными выглядеть мало-мальски серьезными критиками или теоретиками в этом вот эпизоде – со Всеволодом Некрасовым.
Эпигонство засасывает, свой каприз, свой блат – подавно, и эти критические мыслители обнаглели, заигрались и прозевали все моменты – а момент как-никак в пятьдесят лет без чего-то. Таких, вроде, еще и не бывало. Перед вами пусть встают прошлых лет примеры – но тут примеров и не подберешь. Случай устроили именно что беспримерный. Так пусть будет пример на будущее: а вдруг будущее еще будет?.. Чтоб не так уж уповать беспредельно будущим критикам на бесконечность их безнаказанности…
(Насчет же сцены пусть будет у нас такое резюме:
«…На этой сцене пляшут бесхвостые и комолые черти…»
(Салтыков-Щедрин. «Литературный раек», 1856 год)
И если иметь в виду сцену Театра им. Пушкина с мразенберговским «Альманахом» 88 года – целиком солидарен с этой характеристикой. Щедрин – это Щедрин, да и Алиса Коонен женщина, видно, не промах.)
Некрасов Всеволод Николаевич - поэт, литературовед, критик.
Родился в семье учителей, рано обратился к литературному творчеству. Стихи стали «получаться с конца 50-х годов». Учился на историко-филологическом факультете Московского педагогического института им.Потемкина; позднее присоединенного к МГПИ им. Ленина, но не окончил его. С 5-го курса Некрасов был исключен, формально - за неуспеваемость. На самом деле стихи Некрасова «не вписывались» в традиционную советскую поэзию и распространялись в самиздате (Синтаксис. 1959. №1 и др.). Уже в студенческие годы круг общения Некрасова не «приветствовался» в официальных кругах. Связь с литературной студией «Магистраль» в 1959 дополняется все большей близостью к т.н. Лианозовской группе (художники и писатели, собиравшиеся в подмосковном пос.Лианозово). Некрасов с самого начала творческого пути интересовался проблемой взаимосвязи и взаимодействия искусств.
В 1959 он впервые приезжает к О.Рабину, живопись которого вызвала у него очень большой интерес, знакомится с художниками и поэтами, которые позднее будут называться «лианозовской школой» (Е.Кропивницкий, Потапова, Немухин, Вечтомов, Я.Сатуновский, И.Холин, Г.Сапгир и др.). «Неофициальная» живопись, начиная с этого времени,- важнейшее художественное впечатление Некрасова, во многом формирующее его поэтику. В западной славистике и поэты-лианозовцы считаются русскими «локретистами».
Ближайшим окружением Некрасова с конца 1960-х становятся Э.Булатов и О.Васильев, живопись которых Некрасов считает близкой своей поэзии, а также рано умерший близкий друг Некрасова - М.Соковнин, Ф.Инфантэ и Я.Сатуновский.
В 1970-е Некрасов создает ряд т.н. визуальных стихотворений, непосредственно смыкающихся с изобразительным искусством, принимает участие в нескольких художественных выставках как поэт и искусствовед-теоретик. Стихи Некрасов в советских государственных издательствах не публиковались. Он занимался корректурой, внутренним рецензированием и т.п. Большую роль сыграла его совместная исследовательская работа с женой, профессором МГУ А.И.Журавлевой. Выходит их монография «Театр А.Н.Островского» (1986), обстоятельная статья к 3-томному СС Д.В.Григоровича (1988). Ряд совместных работ опубликован в книге «Пакет» (1996).
Первые печатные публикации стиховторений Некрасова появились в переводах на чешский язык в периодике эпохи Пражской весны (конец 1960-х - «Тваж», «Мы», «Студент»).
В 1975 в Швеции вышел сборник русской «неофициальной поэзии» «Freicheit ist Freicheit», озаглавленный включенными в него стихами. За рубежом много и охотно печатают Некрасова, но не на родине. В этом смысле его судьба сходна с судьбой Г.Айги.
С 1970-х стихи Некрасова неоднократно публиковались в «тамиздате» - в подлинниках и переводах - на 9 европейских языков.
В Советском Союзе стихи Некрасов печатались в самиздате вплоть до конца «перестройки» 1980-х, за исключением небольших подборок в изданиях для детей - сборник «Между летом и зимой» (1976), «Сказка без подсказки» (1981) и «Счастливчик» (1983). Специально детской поэзией Некрасов не занимался, но «конкретные, игровые, по-детски наивные строки» (В.Кулаков), свойственные его пейзажной лирике, выдержаны в традиционных ритмах «считалок», «дразнилок» и т.д. (у Некрасов часто иронически переосмысленных), детям очень близки и понятны: «Темнота / В темноте / Опускается пыльца / Где-то там / Где-то тут / Где-то около лица / Над покрытой головой /Ив канавах у шоссе / Дождевой / Деловой / И касающийся всех / Происходит разговор / Между небом и землей / Между летом и зимой».
Время «перестройки» открыло дорогу Некрасову в отечественные издания.
С 1989 его стихи публикуются в подборках журнала «Дружба народов» (1989. №8), «Вестник новой литературы» (1990. №2), «Новое литературное обозрение» (1993. №5).
В 1989 с помощью О.Васильева и Э.Булатова издается книга Некрасова «Стихи из журнала», в основе которой - подборка из самиздатовского журнала «37».
В 1991 появляется сборник «Справка», где перепечатаны все зарубежные доперестроечные публикации.
Важное место в творчестве Некрасова занимает книга «Пакет» (1996), где, кроме упомянутых выше статей о классической литературе, опубликован ряд полемических теоретических статей Некрасова о современной искусстве и большая подборка стих.
В 1996 в России выходят также книги «По-честному или по-другому. Портрет Ф.Инфантэ» и «Александр Пономарев», в 1998 - «Лианозово», а в 2000 - результат двух поездок в Германию - книга «Дойче бух», где, по словам А.И.Журавлевой, «макаронические стихи, традиционно комические или пародийные, становятся лирическими».
Критика (В.Г.Кулаков) усматривает в поэзии Некрасова двух периодов - «лианозовского» (конкретивистского) и концептуалистского - отрицание прямой эксплуатации модернистских традиций Серебряного века. Некрасов активно работает с лексическими рядами, проводя фундаментальную инвентаризацию языка современности и тем самым осуществляя процесс, по мнению В.Г.Кулакова, «соотносимый по своим масштабам и значению разве что с языкотворческой работой В.Хлебникова».
Г.Айги в предисловии к публикации стихотворении Некрасова в журнале «Дружба народов» подчеркивает характер трагедийного пафоса его поэзии: «...абсурдность бесчеловечности, выраженная в его поэзии, такова, что для обычного "нормального" ума она начинает казаться чуть ли не потусторонней, такая высота трагического не только воспитывает души, она, кроме всего, несет в себе надежду: дух человека может выдержать многое».
В работах В.Кулакова, М.Айзенберг, Дж.Янечека начато изучение собственной художественной системы Некрасов, в частности его экспериментов с паронимией. Этот путь, безусловно, перспективен, при условии состоятельного анализа всех ее типов (вокалического, мета-тетического, консонансного), жанровых и «фонических» результатов сочетания у Некрасова, трагедийности и сатиры, лиризма и юмора, философичности и примитивизма, вариаций верлибра и самой разнохарактерной рифмы. Не только В.Хлебников - заслуживает внимания «перекличка» паронимии и оттенков палиндрома у Некрасов с цветаевской «дружественностью созвучий» и «любовью к корнесловию», вариаций верлибра и самой разнохарактерной рифмы Некрасова с поисками обэриутов и почти соприкоснувшегося с ним во времени Г.Оболдуева. Мир Некрасова намного шире и глубже того, что о нем в данный момент написано.
К.Ф.Бикбулатова
Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 2. З - О. с. 624-626.
Далее читайте:
Русские писатели и поэты (биографический справочник).
Сочинения:
Стихотворения // Синтаксис. 1959. №1;
[Репринт] // Грани. 1965. №58. С.107-111;
[Стих.] Freicheit ist Freicheit: на русском и немецком языке. Zurich, 1975;
Стихотворения // Ковчег. 1978. №1. С.34-39;
Стихотворения // Ковчег. 1979. №4. С.3-7;
Стихотворения // Ковчег. 1981. №6. С.14-18;
Беседа о концептуализме // Грааль. 1991. №9. С.71-83;
Стихи // Там же. С.84-90;
Стихи // А-Я. Paris. 1985. №1. С.36-47;
Объяснительная записка // Там же. С.48-50;
Стихи разных лет/ вступ. заметка Г.Айги // Дружба народов. 1989. №8. С.119-129;
Справка. М., 1991;
Стихотворения // Теплый стан: альм. М., 1991. С.398-407;
Lianozowo Gedicht und Bilder: на русском и немецком яз. Munchen, 1992;
К истории вопроса: Обязанность знать [О поэтах «лианозовской школы»] // Новое литературное обозрение. 1993. №5. С.212-222;
Пакет [совместно с А.И.Журавлевой]. М., 1996;
По-честному или по-другому. Портрет Ф.Инфантэ. М., 1996;
К вопросу о стихе // Новое литературное обозрение. 1998. №32. С.215- 237;
Окуджава // Литературное обозрение. 1998. №3. С.40-49;
Чехов и не Чехов. Чеховеды и нечеховеды // Новое литературный обозр. 1999. №6. С.218-225;
Стихи // Улов. 2000. Вып. 2. С.212-225;
Дойче бух. М., ;
АКТ // Литературный самиздат. 2001. №4. С.8.
Литература:
Айги Г. [Вступ. заметка к публ. стихотворений] // Дружба народов. 1989. №8;
Кулаков В.Г. Заметка о неизданном // Литературное обозрение. 1989. №8;
Поэзия как факт. М., 1999. С.232-239;
Айзенберг М. Второе дыхание // Октябрь. 1990. №11;
Точка сопротивления // Арион. 1995. №2;
Янечек Дж. Теория и практика концептуализма у Некрасова // Новое литературное обозрение. 1993. №5;
Всеволод Некрасов - мастер-паронимист // Русская речь. 1996. №2;
Минимализм в современной русской поэзии: Всеволод Некрасов и др. // Новое литературное обозрение. 1997. №3;
Гаспаров М. Избранные труды. М., 1997. Т.2. С.83-87;
Костюков Л. Ракурс. Робкие размышления о поэзии Всеволода Некрасова // Дружба народов. 2001. №10.
Вот «в Ленинград и обратно» – это как раз такая рифма: рифмуются «рад» и «рат». Да еще буква «н» принимает какое-то непонятное участие. А если еще точнее сказать, то со словом «обратно» рифмуется не один «Ленинград», а все три «Ленинграда».
Вот. А еще Кролик считал, что стихи бывают или в виде ямбов, или в виде хореев: «Тара
тара
. Тара тата-ра. Тара тара тирьям-пампам…»
, или «Тары, бары, растабары. Тары, бары, та-ра-ра»
. Он знал, также, что случаются верлибры – просто такая проза, но с короткими строками, которую выдают за стихи. А у Некрасова оказалось и не то, и не сё, к чему Кролик был совсем не готов.
Но когда услышал, как Всеволод Николаевич читает, бормочет, едва ли не напевает свои стихи (хотя он вовсе не напевает, скорее ворчит), сразу оказался готов. И теперь слышит рифму и чувствует особую разговорную ритмику в стихах Некрасова, даже не слушая стихи ушами, а просто читая глазами.
Конечно, к ритмам и рифмам дело не сводится, но, поняв эти два компонента, в остальном Кролик разобрался уже сам, без всякой дополнительной подсказки.
Кролик назвал этот эффект «голосовым ключом». И теперь он полагает, что к каждому хорошему изданию хорошего поэта должен прилагаться «голосовой ключ», как к программе распознавания речи. Всякий читатель поэзии – и есть программа распознавания поэтической речи: его надо обучить слышать именно этого уникального автора, а не общепонятную жвачку, и тогда он будет слышать его везде и всегда – в стихах подражателей, в разговоре дворника с почтальоншей, в дурацком объявлении на станции Малаховка.
Правда, некоторым авторам не поможет никакой голосовой ключ. Зато другим голосовой ключ просто необходим: не один только Кролик (давно уже так не думающий) полагает, что «вечность–быстротечность» – это и есть настоящая поэзия.
Поэтому Кролик обязуется собирался выставить голосовой ключ ко всем представленным у него авторам. И такая работа уже ведется.
Как приведется, так и разместится! Не ведется работа, ай-ай!.. Не сдеражл Кролик слова... Как-то оно не сложилося...
Всеволод Николаевич Некрасов (24 марта 1934, Москва - 15 мая 2009, Москва) - русский поэт, критик, литературовед, один из лидеров «Второго русского авангарда» и основателей «московского концептуализма».
Биография
Родился и жил в Москве (похоронен на Новом Донском кладбище). Учился на филологическом факультете Московского городского педагогического института имени Потёмкина.
Входил в Лианозовское сообщество поэтов и художников, наряду с Генрихом Сапгиром, Игорем Холиным и Яном Сатуновским. Был близок с поэтом и писателем Михаилом Соковниным, художниками Эриком Булатовым, Олегом Васильевым, Франсиско Инфанте. Начиная с 60-х годов собрал большую коллекцию живописи, графики и арт-объектов современных ему неофициальных художников (передана в Музей частных коллекций ГМИИ им. А. С. Пушкина), почти со всеми из которых он был знаком лично.
До перестройки публиковал стихи, статьи, визуальные и предметные работы в самиздате, например, в журналах «Синтаксис» (1959), «37», в Папках МАНИ, и за границей, в журналах Tvar (Прага, 1964), «Ковчег», "А - Я", сборниках «Freiheit ist Freiheit» (Цюрих), «Аполлон-77», Kulturpalast (Вупперталь) и др.
В 70-е годы сотрудничал с издательствами «Детская литература», «Малыш», журналом «Пионер»: консультировал авторов, редактировал рукописи, составил коллективные поэтические сборники «Между летом и зимой» (1976) и «Сказки без подсказки» (1981). В 1970-80-х годах вместе с А. Журавлёвой работал для Всероссийского театрального общества как критик (в написанной на основе этого опыта книге «Театр Островского» высказаны некоторые важные для Некрасова эстетические идеи). С конца 70-х годов участвовал в акциях группы концептуалистов «Коллективные действия» и в семинаре московского неофициального искусства ("Московский литературно-художественный семинар") А.Чачко и М.Шейнкера.
Организовал выставки из своей коллекции живописи и графики в Новосибирской картинной галерее в 1990 году, в Литературном Музее в Москве в 1991 и 1992 годах (программа «Лианозово - Москва» с первой в России персональной выставкой художника Оскара Рабина), в Бохуме и Бремене в 1992 году, в Тюменском художественном музее в 2002 году. Начиная с 1989 года при жизни автора вышли в свет семь поэтических сборников; книга «Пакет» (1996) кроме стихов включила статьи, писавшиеся с середины 1970-х годов. Стихи переведены на основные европейские и на японский языки.
Творчество
Язык Некрасова - это язык улицы, язык «совка», из которого поэт «выжимал» - путём остранения и двойной рефлексии - скрытые - своей очевидностью! - дополнительные возможности.
Евгений Степанов
Книги
- Театр А. Н. Островского. М., 1986 (совместно с А. Журавлёвой)
- Стихи из журнала. - М.: Прометей, 1989. - 96 с.
- Справка. - М.: Постскриптум, 1991. - 82 с.
- Пакет. - М., 1996 (сборник статей, совместно с А. Журавлёвой)
- По-честному или по другому (Портрет Инфанте).- М.: Либр, 1996. - 104 с.
- Дойче Бух. - М.: Век XX и мир, 1998. - 172 с.
- Лианозово. - М.: Век XX и мир, 1999. - 92 с.
- Стихотворения. - Новосибирск: Артель «Напрасный труд», 2000. - 64 с.
- Живу вижу. - М.: 2002. - 244 с.
- Детский случай. - М.: Три квадрата, 2008.
- Стихи 1956-1983. - Вологда: Библиотека московского концептуализма Германа Титова, 2012. - 592 с.
- Авторский самиздат: 1961-1976. - Москва: Совпадение, 2013.
- Самара (слайд-программа) и другие стихи о городах. - Самара: Цирк Олимп+TV, 2013 - 98 c. (Поэтическая серия "ЦО+TV")
Признание
Лауреат премии Андрея Белого в номинации «За особые заслуги перед русской литературой» (2007).
Статьи о нём
- Библер В. С. Поэтика Всеволода Некрасова // В кн.: Библер В. С. Замыслы. Кн. 2. - М.: РГГУ, 2002, с. 985-1001.
- Костюков Л. Ракурс. Робкие размышления о поэзии Всеволода Некрасова // Дружба народов. - 2001. - № 10.
- Кулаков В. Г. Поэзия как факт. - М.: НЛО, 1999. - 400 с.
- Сухотин М. Конкрет-поэзия и стихи Вс. Некрасова // Памяти Анны Ивановны Журавлёвой (сборник статей). - 2012. - М.: Три квадрата, - С. 647.]
- Сухотин М. О соподчинении текстов в поэзии Вс. Некрасова // Русская драма и литературный процесс: к 75-летию А.И. Журавлёвой - 2013. - М.: Совпадение, - с. 191.
- Янечек Дж. Теория и практика концептуализма у Всеволода Некрасова // Новое литературное обозрение. - 1993. - № 5. - С. 196-201.
- Янечек Дж. Минимализм в современной русской поэзии: Всеволод Некрасов и другие // Новое литературное обозрение. - 1997. - № 23. - С. 246-257.
- Боков Н. Восстание Севы Некрасова // Русская Мысль, Париж, 18-24.4.2002
- Номер журнала Полилог, посвященный Вс. Некрасову
