Русская история на полотнах николая ге. Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе
«Пётр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе» (1871).
Холст, масло. 135,7 х 173 см.
Государственная Третьяковская галерея
Москва
На картине изображена историческая и семейная драма царя-реформатора Петра I. Царевич Алексей, первенец Петра I, был человеком сложной судьбы. Во многом это объяснялось обстоятельствами его жизни, не зависевшими от воли молодого наследника. Он воспитывался в боярской среде, ненавидевшей Петра за его преобразования и за суровую борьбу с этими самыми боярами, а точнее – с их отсталыми и замшелыми взглядами. Мать царевича, Евдокия Лопухина – также из боярского рода.
Характер царевича Алексея был прямой противоположностью отцовскому. К тому же он чувствовал сильную обиду за свою мать, которую Петр насильно сослал в Суздальский монастырь. Так наследник стал не продолжателем отцовских дел, а их врагом, к тому же и заговорщиком. Он бежал из России, но был возвращён и объявлен преступником.
И вот в таком звании он предстаёт перед грозным отцом.
Кто может сейчас сказать, что чувствовали оба в момент, изображённый на картине? Об этом можно только догадываться. Одно ясно: изображена трагедия. Трагедия историческая, которая была характерна для всей России: тяжело было Петру I ломать старину и буквально на крови строить новое государство. И нужен был ему помощник, самый близкий человек – сын. Но, к сожалению, наследника-реформатора в лице сына он потерял. И здесь уже начинается личная трагедия: в таком случае он потерял сына навсегда, потому что сохранять только семейные отношения с идеологическим врагом для энергичного, с железной волей и ненасытной жаждой деятельности отца было невозможно.
На картине Н. Ге всё исторически достоверно, вплоть до композиции. Хотя можно только представить себе сомнения художника в том, как правильно изобразить сцену, на чём сделать акцент. Ведь многие тогда были уверены в вине «царя-сыноубийцы», и сам царевич объявлялся жертвой вероломного отца. Но в этом вопросе художнику помог историк Н.И. Костомаров, который считал, что царевич Алексей поступил по отношению к отцу неприглядно и что его казнь была закономерной расплатой. Но сам художник сомневался в том, что общественные интересы могут быть выше отцовских чувств.
И вот появилась картина. Могучая фигура сидящего царя изображена с обращённым на сына пристальным взглядом. Рядом стоит сын – усталый, с безнадёжно опущенной головой. Бурное объяснение уже произошло, и Пётр как будто ждет от сына ответа. Он уже уверен в его вине, но кажется, что всё ещё не оставляет надежды на его раскаяние. Но царевич стоит словно скованный, в замешательстве потупив взор. Историк М.П. Погодин утверждает, что «в искренних, задушевных письмах к друзьям он является таким, каким в самом деле был, без прикрас и натяжек, – и должно сознаться, что все эти документы говорят больше в его пользу, чем в ущерб. Это был человек благочестивый, разумеется, по-своему любознательный, рассудительный, расчетливый и добрый, веселый, охотник покутить». Николай Ге, по его словам, сочувствовал несчастной судьбе царевича, когда писал свою картину.
Однако царевич Алексей не был бессильной жертвой: он был упрям и не желал подчиниться воле отца – в этом есть своё мужество, он равноправный противник Петра.
Эта картина будет актуальной всегда. Да, спор между героями полотна окончен, страсти улеглись, все слова сказаны, продолжение и исход дела также известны всем. Но эхо этого спора продолжает звучать и в наши дни – это спор об исторических путях страны и о цене, которую приходится платить правителю за свои действия.
Максим ЮДОВ
Сейчас вопрос о сущности истины звучит, пожалуй, даже как-то старомодно. И словно наперекор общественному вкусу в Третьяковской галерее проходит масштабная выставка Николая Ге, в название которой вынесено имя знаменитой его картины — «Что есть истина?».
Николаю Ге выпала едва ли не последняя возможность задаться этим классическим вопросом так искренне: впереди был XX век. За ярко освещенным, самодовольно улыбающимся Пилатом, облаченным в античные одеяния, кажется, стоит вся мощь классической культуры, за ним платоновско-аристотелевская философия и целый пантеон эллинских богов, а перед ним — погруженный в тень Христос. Кто-то убежденно говорит о том, что Иисус здесь превращен в обычного человека, кто-то настаивает на обратном. Пожалуй, этой антиномией и интересен образ. Но главное — едва ли не на первый план в евангельском сюжете выходит проблема рациональной теории и жизни, истины и бытия.
Проблема эта глубоко пережита художником, который бесконечно правил свои работы, переписывал, резал на куски, без сожаления уничтожая не нравившееся. Поэтому неприятие публикой его картин (император Александр III повелел снять полотно «Что есть истина?» с выставки и запретил возить по России) было для художника необыкновенно болезненным. В Третьяковской галерее гордятся проделанными рентгенографическими исследованиями картин. Подтвердились, в частности, воспоминания Татьяны Львовны Толстой, дочери Л. Толстого, о том, что картина «Что есть истина?» написана поверх другой, знаменитой, выставлявшейся на выставке передвижников в 1880 году и не принятой публикой — картины «Милосердие». Картина не принята, Ге увозит ее к себе на хутор и через какое-то время записывает. На этом же холсте он пишет и распятие — в красочном слое сохранились детали креста и толпы людей, но в итоге создает сюжет встречи Христа и Пилата. Лицо Иисуса художник пишет, изменяя лицо девушки, обращавшейся к Христу в «Милосердии». Световой контраст дает драматический эффект. Особое внимание к свету заметно в имевшем большой успех историческом полотне «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». Чем дольше вглядываешься в картину, тем сильнее чувствуешь, сколь различно освещение лица Петра, в образе которого чувствуется мощь европейской цивилизации, и освещение бледного, как будто уплощенного сумеречным светом лица изменника-сына.
В картинах Николая Ге часто появляется человек, как будто не вписывающийся в окружающее пространство, как будто выпадающий из него. К этому образу художник пришел еще в самом начале, когда в Италии создавал свою знаменитую «Тайную вечерю». По-римски возлежащему Христу и взволнованным апостолам здесь противостоит темная фигура Иуды, в искаженной, мучительной позе стоящая у самого края картины.
Рассказывают, что Ге, часто создававший фигуры из воска и глины для своих картин, мучительно пытался скомпоновать их, работая над «Тайной вечерей». И однажды ночью, придя в мастерскую, поставил свечу между ними, отошел в сторону, а когда повернулся, вдруг замер: фигуры апостолов и Христа были ярко освещены и только Иуда оказывался в темноте, отбрасывая мрачную тень на остальную сцену.
Современники вспоминали, с каким увлечением Ге объяснял свои работы. И сейчас, говоря о Николае Ге, любят подчеркивать некоторую умозрительность его работ. И вместе с тем он был из первых, кто пошел по пути трансформации классической формы, первым, кто почувствовал приближение Серебряного века.
Публикации раздела Музеи
Русская история на полотнах Николая Ге
Ж ивописец Николай Ге прославился своими религиозными картинами, но его кисти принадлежат и работы на исторические сюжеты. Петр I и царевич Алексей, будущая императрица Екатерина II и ее муж Петр III, Александр Пушкин и декабрист Иван Пущин - вспоминаем известные полотна Николая Ге .
«Петр I допрашивает Царевича Алексея»
Николай Ге. Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе.1871. Государственная Третьяковская галерея
Дворец Монплезир. Фотография: Государственный музей-заповедник «Петергоф»
Картина с выставки Государственной Третьяковской галереи: Николай Ге. Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе. 1871
Сын Петра I и его первой жены Евдокии Лопухиной царевич Алексей плохо ладил с отцом. Петр укорял его за невнимание к государственным делам, за доброту к матери, заключенной в монастырь, и за многое другое. Когда вторая жена, Екатерина Алексеевна, родила Петру еще одного сына , положение Алексея стало более тягостным. Он бежал за границу в поисках союзников. Через полтора года царевич вернулся, однако за бегство его лишили права на престолонаследие в пользу младшего брата. А вскоре в Тайной канцелярии начали расследование по делу Алексея - его подозревали в желании захватить власть. Царевича допрашивал Петр I.
Именно этот эпизод и стал сюжетом картины Николая Ге. Перед тем как начать работу, Ге посетил петергофский дворец Монплезир , где проходил допрос царевича, и зарисовал интерьер и множество деталей убранства. Сдержанная обстановка, изображенная на полотне, соответствует мрачному настроению сцены. Героев на картине всего двое, и оба они находятся в центре сюжета. Никаких внешних эффектов, никакой роскоши, никаких атрибутов царской власти. Только разгневанный царь-отец и изменник сын, который не смеет поднять на него глаза.
«Петр Великий не вытянут во весь рост, он не устремляется, не потрясает руками, не сверкает глазами, царевич Алексей не стоит на коленях, с лицом, искаженным от ужаса... и тем не менее зритель ощущает себя свидетелем одной из тех потрясающих драм, которые никогда не изглаживаются из памяти».
Михаил Салтыков-Щедрин
«Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы I»
Николай Ге. Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. 1874. Государственная Третьяковская галерея
Николай Ге. Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. Эскиз. 1871
Николай Ге. Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. Эскиз. 1873
Название полотна не совсем корректно: в момент, изображенный на картине, ее главная героиня еще не стала императрицей-самодержицей Екатериной II, а была лишь женой Петра III Алексеевича. После смерти Елизаветы Петровны отношения между супругами обострились. Новый император не скрывал, что собирается избавиться от неугодной жены, Екатерина же вынашивала планы по собственному спасению.
Сцена у гроба Елизаветы запомнилась многим современникам. По воспоминаниям одного из придворных, «император не имел желания участвовать в церемониях, необходимых при похоронах покойной императрицы, тетки его, и предоставил заботу эту своей супруге, которая распорядилась как нельзя лучше, обладая вполне политическим тактом» . Подданные были оскорблены весельем и небрежностью Петра и высоко оценили, с каким почтением к памяти императрицы Екатерина выстаивала долгие церковные службы и молилась.
Художник тщательно изучал записки Екатерины II, мемуары ее подруги-заговорщицы Екатерины Дашковой и другие свидетельства тех событий. Среди них был портрет императрицы в трауре - его написал в 1762 году Вигилиус Эриксен. Любопытная деталь: на портрете Эриксена орденская лента на Екатерине - голубая, ордена святого Андрея Первозванного. Носить ее мог только самодержец, следовательно, портрет написан уже после переворота и свержения Петра III. А на картине Ге траурное платье то же самое, а вот лента, как и положено, красная - ордена святой Екатерины. Его жаловали супругам императоров. «Императорскую» же голубую ленту можно разглядеть на Петре III. Его фигура выделяется на заднем плане неуместным на похоронах белым камзолом. Дашкова описывала, что император пришел ко гробу не для того, чтобы оплакивать тетушку, но «чтобы шутить с дежурными дамами, подымая на смех духовных лиц, и придираться к офицерам по поводу их пряжек, галстуков или мундиров» .
В числе других персонажей полотна можно узнать и Екатерину Дашкову, и других заговорщиков - Кирилла Разумовского и Никиту Панина. Пожилой придворный, идущий за Петром, но оборачивающийся вслед Екатерине, - Никита Трубецкой. Во время переворота Трубецкой перейдет на ее сторону.
«Картина не слово. Она дает одну минуту, и в этой минуте должно быть все, а нет - нет картины».
Николай Ге
«Пушкин в селе Михайловском»
В. Берне. Портрет Ивана Пущина. 1817. Всероссийский музей А.С. Пушкина
Николай Ге. А.С. Пушкин в селе Михайловском. 1875. Харьковский художественный музей
Неизвестный художник. Портрет Арины Родионовны. 1-я чет. 19 в. Всероссийский музей А. С. Пушкина
Картина Николая Ге «Пушкин в селе Михайловском» известна многим: ее часто печатали в учебниках. В центре сюжета - визит к ссыльному Пушкину его лицейского друга Ивана Пущина. Однако здесь тоже запечатлена драма - драма верной дружбы. Навещать опального поэта в ссылке было опасно, и его дядя Василий Пушкин отговаривал Пущина от поездки. Однако тот, член тайного общества, в январе 1825 года не побоялся приехать в Михайловское . Позже Александр Пушкин написал о встрече:
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Ради художественного эффекта Ге, обычно внимательный к деталям, немного отступил от исторической истины, когда писал интерьер. По свидетельству Екатерины Фок, которая в детстве не раз бывала в доме поэта: «Ге написал на своей картине «Пушкин в селе Михайловском» кабинет совсем неверно. Это - кабинет не Александра Сергеевича, а сына его, Григория Александровича» . Из дальнейшего описания ясно, почему настоящий кабинет поэта не годился для масштабного полотна: «Комнатка Александра Сергеевича была маленькая, жалкая. Стояли в ней всего-навсего простая кровать деревянная с двумя подушками, одна кожаная, и валялся на ней халат, а стол был ломберный, ободранный: на нем он и писал, и не из чернильницы, а из помадной банки» .
Изображенный на полотне Александр Пушкин читает другу вслух - скорее всего, комедию Александра Грибоедова «Горе от ума» . Именно Пущин привез ему список модной пьесы. Она привела поэта в такой восторг, что он декламировал стоя. На заднем плане написана няня Арина Родионовна, которая оторвалась от вязания, чтобы послушать воспитанника.
О недолгом визите в Михайловское Иван Пущин вспоминал: «Мы еще чокнулись стаканами, но грустно пилось: как будто чувствовалось, что последний раз вместе пьем, и пьем на вечную разлуку!» Визит длился совсем недолго, но Пущин успел рассказать другу о тайном обществе и своих планах. В декабре того же года он вышел на Сенатскую площадь, после был осужден и приговорен к 25 годам каторги. Друзья более никогда не виделись.
Картина была написана Ге к 1-й выставке («передвижников»), открытие которой состоялось в Петербурге в ноябре 1871 года. В частности, актуальность выбранной художником темы была связана с приближавшимся в то время 200-летним юбилеем Петра I (1672-1725). Ещё до выставки картина была куплена у автора Павлом Третьяковым .
Николай Ге написал несколько авторских повторений картины, одно из которых было приобретено Александром II - в настоящее время оно принадлежит коллекции Государственного Русского музея .
К началу 1870 года Николай Ге возвратился в Россию из Италии, где он жил и работал в 1857-1863 и 1864-1869 годах. Окончательный переезд состоялся в мае 1870 года, когда он вместе с семьёй поселился на Васильевском острове в Санкт-Петербурге . В этот период Ге сблизился с прогрессивными художниками и писателями, стал одним из основателей Товарищества передвижных художественных выставок (ТПХВ). В его творчестве стали появляться сюжеты, связанные с российской историей XVIII-XIX веков. Одним из первых произведений на эту тему и стала картина «Пётр I и царевич Алексей» - сюжет, связанный с Петром I, был актуален в связи с приближавшейся 200-й годовщиной со дня его рождения .
По мере того как Ге работал над картиной, он изучал исторические документы, связанные с деятельностью Петра I. По-видимому, он обсуждал их со своими друзьями и знакомыми - в частности, с историком и публицистом Николаем Костомаровым . В результате первоначальное идеализирование личности Петра I сменилось более реалистичной оценкой, связанной с пониманием жестокости и страданий, которыми были оплачены успехи преобразований петровской эпохи . Сам Николай Ге так описывал эту ситуацию :
Николай Ге готовил картину «Пётр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» для 1-й выставки Товарищества передвижных художественных выставок («передвижников»), открытие которой несколько раз откладывалось, но в конце концов состоялось в Петербурге в ноябре 1871 года . Павел Третьяков купил картину прямо из мастерской художника, незадолго до начала выставки - это полотно стало первой картиной Ге, приобретённой Третьяковым для своей коллекции .
Во время выставки картина понравилась императору Александру II , который тоже выразил желание её купить - при этом никто не осмелился сообщить ему о том, что картина уже продана. Чтобы разрешить эту проблему, Ге попросили написать для Третьякова авторскую копию, а оригинал отдать Александру II. Тем не менее, художник заявил, что без согласия Павла Михайловича он этого делать не будет, и в результате оригинал был отдан Третьякову, а для Александра II было написано авторское повторение, которое впоследствии перешло в коллекцию Русского музея .
Несмотря на внешнее спокойствие Петра I и царевича Алексея, их внутреннее состояние полно переживаний и душевного напряжения. По-видимому, между ними произошло бурное обсуждение, в результате которого Пётр I ещё более уверился в предательстве сына, которое подтверждается документами, разложенными на столе (одна из бумаг упала на пол). Прежде чем вынести приговор, Пётр I всматривается в лицо сына, всё ещё надеясь увидеть на нём признаки раскаяния. Алексей же под пристальным взглядом отца опустил глаза - уверенный в том, что Пётр I не решится приговорить к смерти собственного сына, он молчит и не просит о прощении .
Светотеневое решение композиции подчёркивает разницу между персонажами. По словам искусствоведа Татьяны Карповой , фигура царевича Алексея освещена более бледным, «словно лунным, мертвенным светом», который в этой ситуации символизирует то, что «он уже более принадлежит царству теней, нежели реальной жизни с её страстями и красками». В то же время, лицо Петра I , напротив, «энергично вылеплено контрастной светотенью» . Угол стола и свисающая с него красно-чёрная скатерть («цвета́ траура») как бы разделяют отца и сына и предвещают трагическую развязку этой драмы . Чередование чёрных и белых плиток пола имеет несколько толкований - «и выражение духа регулярности Петровской эпохи, и чёрное и белое в характерах Петра и царевича, и шахматная доска, на которой разыгрывается финал партии, проигранной Алексеем» .
В исторических документах нет свидетельств того, что Пётр I когда-либо допрашивал царевича Алексея во дворце Монплезир, который к 1718 году ещё не был полностью достроен - наоборот, есть утверждения, что «в действительности это происходило не в Монплезире» . Также полагают, что вряд ли Пётр I допрашивал царевича один на один. Хотя Ге, по-видимому, знал об этом, тем не менее, он принял решение изобразить на картине только Петра и Алексея, чтобы иметь возможность сосредоточиться на психологии их переживаний .
Изображённый на картине момент мучительного поиска решения свидетельствует о том, что Ге хотел показать в Петре I не палача, а отца, переступающего через свои личные пристрастия ради интересов государства . Искусствовед Алла Верещагина отмечала, что «впервые в русской исторической живописи были созданы типические, чуждые идеализации образы реальных исторических деятелей», поскольку «психологизм обусловил подлинный историзм произведения» .
В Третьяковской галерее также находится одноимённый эскиз этой картины (1870, холст, масло, 22 × 26,7 см , Ж-593), который был приобретён у наследников в 1970 году .
Существует несколько полноформатных одноимённых авторских повторений картины. Одно из них находится в Государственном Русском музее (1872, холст, масло, 134,5 × 173 см , Ж-4142), куда оно поступило в 1897 году из Эрмитажа . Другое повторение, также датированное 1872 годом, находится в Государственном музее искусств Узбекистана в Ташкенте . Оно поступило туда из коллекции великого князя Николая Константиновича (по некоторым сведениям, ранее это полотно было в коллекции его отца, великого князя », писатель и критик Михаил Салтыков-Щедрин уделил большое внимание картине Ге. В частности, он писал :
Картина «Пётр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе» на почтовой марке России 2006 года
Замечая, что, «по-видимому, личность Петра чрезвычайно симпатична г-ну Ге», Салтыков-Щедрин и со своей стороны даёт высокую оценку роли Петра I в российской истории и его нравственным качествам. Он положительно оценивает петровские реформы, считая, что последующие неудачи некоторых из них произошли не по вине Петра, «а оттого, что продолжатели его дела поддерживали только букву реформ и совершенно забыли разум их». Поэтому в изображённом на картине конфликте симпатии Салтыкова-Щедрина полностью на стороне Петра, который опасался, что царевич Алексей, взойдя на престол в качестве его наследника, разрушит многое из того, что было им создано. По словам Салтыкова-Щедрина, «фигура Петра представляется исполненною той светящейся красоты, которую дает человеку только несомненно прекрасный внутренний его мир», в то время как для царевича Алексея свидание с отцом тоже «было полно нравственных тревог, но эти тревоги иного, несомненно низменного свойства» .
Статью о 1-й передвижной выставке опубликовал и художественный критик Владимир Стасов , который также рассматривал картину Ге как одно из лучших представленных произведений. В частности, он писал :
При этом, в отличие от Салтыкова-Щедрина, Стасов более критично относился к личности Петра I, считая его тираном и деспотом, а царевича Алексея - жертвой , и именно с этой точки зрения он критиковал композицию картины Ге .
Искусствовед, исследовавшая творчество Ге, писала, что эта картина - «одно из наиболее ярких свидетельств сближения искусства Ге с искусством его сотоварищей-передвижников», поскольку при оценке исторических деятелей «его интересуют прежде всего внутренние, психологические мотивы поступков», и им «руководит потребность оценивать людей и события в их нравственном смысле»
Неудача последних религиозных картин заставила Ге бросить на время эту тему. Он вновь обратился к истории, на этот раз русской, родной и близкой его душе.
На Первой передвижной выставке Ге показал свою новую работу «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». Художник предложил психологическую трактовку сюжета, представив полотно как драму столкновения личностей – приверженцев противоположных жизненных ценностей.
Царевич Алексей был прекрасно образован, знал несколько иностранных языков и, в сущности, он ни в коей мере не противился реформам, но ему претили деспотические и жесткие форты правления Петра I.
До сих пор нет ясности в том, являлся ли он на самом деле инициатором подготовки захвата власти в России, или же стал невольным заложником своего окружения, недовольного политикой монарха. Царевич бежал на Запад, откуда был возвращен и замучен до смерти пытками в Петропавловской крепости с ведома и по распоряжению родного отца.
В историческом полотне живописец передает внутреннее состояние персонажей. Показное спокойствие обоих, без жестов и внешних эффектов, — обманчиво. Это драма переживаний, драма душевной муки и нелегкого выбора.
Ге очень точно выбрал момент, который отразил в своей картине. После изучения документов и бурного спора Петр уже не гневается, а с горечью уверяется в предательстве сына. Но прежде чем подписать приговор, он всматривается в лицо Алексея, все еще не теряя надежды увидеть в нем раскаяние. Царевич под взглядом отца опустил глаза, но молчаливый диалог продолжается. Символичен свисающий край скатерти кровавого цвета: он не только разделяет персонажей, но словно предвещает трагическое разрешение этого конфликта.
Европейская обстановка зала в Монплезире чужда для царевича, выросшего в теремах, и играет против него. Но Алексей, уверенный в том, что император не решится поднять против себя общество и не сможет переступить через отцовские чувства, упрямо молчит. Он до конца остается противником Петра.
Художник хотел, главным образом, донести до зрителя, что смертный приговор был подписан не венценосным палачом, а раненным в самое сердце родителем, который принял решение в интересах государства.
От этой картины веет холодом. Темные стены и холодный зев камина, каменный пол, бледный холодный свет, едва рассеивающий полумрак большого зала. Но главный холод – в отношениях отца и сына, ставших непримиримыми противниками. Расчерченный на черно-белые квадраты пол напоминает шахматную доску, а реальные персонажи на нем – как две противоборствующие фигуры в исторической шахматной партии.
В этой трагической коллизии для художника самой важной оказалась проблема нравственного достоинства личности. В 1892 он писал в своих «Записках»: «Десять лет, прожитых в Италии, оказали на меня свое влияние, и я вернулся оттуда совершенным итальянцем, видящим все в России в новом свете. Я чувствовал во всем и везде влияние и след петровской реформы. Чувство это было так сильно, что я невольно увлекся Петром… Исторические картины тяжело писать… Надо делать массу изысканий, потому что люди в своей общественной борьбе далеки от идеала. Во время писания картины «Петр I и царевич Алексей» я питал симпатии к Петру, но затем, изучив многие документы, увидел, что симпатии не может быть. Я взвинчивал в себе симпатию к Петру, говорил, что у него общественные интересы были выше чувства отца, и это оправдывало жестокость его, но убивало идеал…».
Картина была встречена с большим интересом. Вокруг нее разгорелись мировоззренческие споры, в какой-то мере не утихающие до сих пор. Полотно сразу приобрел Павел Михайлович Третьяков, и теперь оно по праву считается одним из известнейших русских исторических произведений, упоминающихся в учебниках и школьных хрестоматиях.
