Повесть о приключениях артура пима. Смотреть что такое "Повесть о приключениях Артура Гордона Пима" в других словарях

По Эдгар Аллан

Эдгар Аллан По

Повесть о приключениях Артура Гордона Пима

Пер. - Г.Злобин

ПРЕДИСЛОВИЕ

Несколько месяцев тому назад, по возвращении в Соединенные Штаты после ряда удивительнейших приключений в Южном океане, изложение которых предлагается ниже, обстоятельства свели меня с несколькими джентльменами из Ричмонда, штат Виргиния, каковые обнаружили глубокий интерес ко всему, что касалось мест, где я побывал, и посчитали моим непременным долгом опубликовать мой рассказ. У меня, однако, были причины для отказа, и сугубо частного характера, затрагивающие только меня одного, и не совсем частного.

Одно из соображений, которое удерживало меня, заключалось в опасении, что поскольку большую часть моего путешествия дневника я не вел, то я не сумею воспроизвести по памяти события достаточно подробно и связно, дабы они и казались такими же правдивыми, какими были в действительности - не считая разве что естественных преувеличений, в которые все мы неизбежно впадаем, рассказывая о происшествиях, глубоко поразивших наше воображение.

Кроме того, события, которые мне предстояло изложить, были столь необыкновенного свойства и притом никто в силу обстоятельств не мог их подтвердить (если не считать единственного свидетеля, да и тот индеец-полукровка), - что я мог рассчитывать лишь на благосклонное внимание моей семьи и тех моих друзей, которые, зная меня всю жизнь, не имели оснований сомневаться в моей правдивости, в то время как широкая публика, по всей вероятности, сочла бы написанное мною беззастенчивой, хотя и искусной выдумкой. Тем не менее одной из главных причин того, почему я не последовал советам своих знакомых, было неверие в свои сочинительские способности.

Среди виргинских джентльменов, проявивших глубокий интерес к моим рассказам, особенно той их части, которая относится к Антарктическому океану, был мистер По, незадолго, до того ставший редактором "Южного литературного вестника", ежемесячного журнала, издаваемого мистером Томасом У.Уайтом в Ричмонде. Как и прочие, мистер По настоятельно рекомендовал мне, не откладывая, написать обо всем, что я видел и пережил, и положиться на проницательность и здравый смысл читающей публики; при этом он убедительно доказывал, что, какой бы неумелой ни получилась книга, сами шероховатости стиля, если таковые будут, обеспечат ей большую вероятность быть принятой как правдивое изложение действительных событий.

Несмотря на эти доводы, я не решился последовать его совету. Тогда он предложил (видя, что я непоколебим), чтобы я позволил ему самому описать, основываясь на изложенных мною фактах, мои ранние приключения и напечатать это в "Южном вестнике" _под видом вымышленной повести_. Не видя никаких тому препятствий, я согласился, поставив единственным условием, чтобы в повествовании фигурировало мое настоящее имя. В результате две части, написанные мистером По, появились в "Вестнике" в январском и февральском выпусках (1837 г.), и для того, чтобы они воспринимались именно как беллетристика, в содержании журнала значилось его имя.

То, как была принята эта литературная хитрость, побудило меня в конце концов взяться за систематическое изложение моих приключений и публикацию записей, ибо, несмотря на видимость вымысла, в которую так искусно была облечена появившаяся в журнале часть моего рассказа (причем ни единый факт не был изменен или искажен), я обнаружил, что читатели все-таки не склонны воспринимать ее как вымысел; напротив, на имя мистера По поступило несколько писем, определенно высказывающих убежденность в обратном. Отсюда я заключил, что факты моего повествования сами по себе содержат достаточно свидетельств их подлинности и мне, следовательно, нечего особенно опасаться недоверия публики.

После этого expose [изложение, отчет (фр.)] всякий увидит, сколь велика та доля нижеизложенного, которая принадлежит мне; необходимо также еще раз оговорить, что ни единый факт не подвергся искажению на нескольких первых страницах, которые написаны мистером По. Даже тем читателям, кому не попался на глаза "Вестник", нет необходимости указывать, где кончается его часть и начинается моя: они без труда почувствуют разницу в стиле.

А.-Г. Пим. Нью-Йорк, июль, 1838 г.

Меня зовут Артур Гордон Пим. Отец мой был почтенный торговец морскими товарами в Нантакете, где я и родился. Мой дед по материнской линии был стряпчим и имел хорошую практику. Ему всегда везло, и он успешно вкладывал деньги в акции Эдгартаунского нового банка, как он тогда назывался. На этих и других делах ему удалось отложить немалую сумму. Думаю, что он был привязан ко мне больше, чем к кому бы то ни было, так что я рассчитывал после его смерти унаследовать большую часть его состояния. Когда мне исполнилось шесть лет, он послал меня в школу старого мистера Рикетса, однорукого джентльмена с эксцентрическими манерами - его хорошо знает почти всякий, кто бывал в Нью-Бедфорде. Я проучился в его школе до шестнадцати лет, а затем перешел в школу мистера Э.Рональда, расположенную на холме. Здесь я сблизился с сыном капитана Барнарда, который обычно плавал на судах Ллойда и Реденберга, - мистер Барнард также очень хорошо известен в Нью-Бедфорде, и я уверен, что в Эдгартауне у него множество родственников. Сына его звали Август, он был почти на два года старше меня. Он уже ходил с отцом за китами на "Джоне Дональдсоне" и постоянно рассказывал мне о своих приключениях в южной части Тихого океана. Я часто бывал у него дома, оставаясь там на целый день, а то и на ночь. Мы забирались в кровать, и я не спал почти до рассвета, слушая его истории о дикарях с Тиниана и других островов, где он побывал во время своих путешествий. Меня поневоле увлекали его рассказы, и я постепенно начал ощущать жгучее желание самому пуститься в море. У меня была парусная лодка "Ариэль" стоимостью примерно семьдесят пять долларов, с небольшой каютой, оснащенная как шлюп. Я забыл ее грузоподъемность, но десятерых она держала без труда. Мы имели обыкновение совершать на этой посудине безрассуднейшие вылазки, и, когда я сейчас вспоминаю о них, мне кажется неслыханным чудом, что я остался жив.

Прежде чем приступить к основной части повествования, я и расскажу об одном из этих приключений. Как-то у Барнардов собрались гости, и к исходу дня мы с Августом изрядно захмелели. Как обычно в таких случаях, я предпочел занять часть его кровати, а не тащиться домой. Я полагал, что он мирно заснул, не обронив ни полслова на свою излюбленную тему (было уже около часу ночи, когда гости разошлись). Прошло, должно быть, полчаса, как мы улеглись, и я начал было засыпать, как вдруг он поднялся и, разразившись страшными проклятиями, заявил, что лично он не собирается дрыхнуть, когда с юго-запада дует такой славный бриз, - что бы ни думали на этот счет все Гордоны Пимы в христианском мире вместе взятые. Я был поражен, как никогда в жизни, ибо не знал, что он затеял, и решил, что Август просто не в себе от поглощенного вина и прочих напитков. Изъяснялся он, однако, вполне здраво и заявил, что я, конечно, считаю его пьяным, но на самом деле он трезв как стеклышко. Ему просто надоело, добавил он, валяться, словно ленивому псу, в постели в такую ночь, и сейчас он встанет, оденется и отправится покататься на лодке. Я не знаю, что на меня нашло, но едва он сказал это, как я почувствовал глубочайшее волнение и восторг, и его безрассудная затея показалась мне чуть ли не самой великолепной и остроумной на свете. Поднялся почти штормовой ветер, было очень холодно: дело происходило в конце октября. Тем не менее я спрыгнул в каком-то экстазе с кровати и заявил, что я тоже не робкого десятка, что мне тоже надоело валяться, словно ленивому псу, в постели и что я тоже готов, чтобы развлечься, на любую выходку, как и какой-то там Август Барнард из Нантакета.

Миры Артура Гордона Пима: [антология]

Художественное оформление Василия Половцева

Эдгар Аллан По

Сообщение Артура Гордона Пима

Сообщение Артура Гордона Пима,

содержащее подробности возмущения и жестокой резни на американском бриге «Грампус» в пути его к Южным морям, с рассказом о вторичном захвате корабля уцелевшими в живых; об их крушении и последующих ужасных страданиях от голода; о спасении их британской шхуной «Джэн Гай»; о кратком крейсеровании этого последнего судна в Полуденном океане; о захвате шхуны и избиении ее экипажа среди группы островов на 84‑й параллели южной широты, о невероятных приключениях и открытиях еще дальше на юг, к коим привело это прискорбное злополучие.

Предуведомление

По моем возвращении несколько месяцев тому назад в Соединенные Штаты после необычайного ряда приключений в Южных морях и иных местах, о чем я рассказываю на последующих страницах, случай свел меня с обществом нескольких джентльменов в Ричмонде, в Виргинии, и они, сильно заинтересовавшись всем касательно областей, которые я посетил, настойчиво убеждали меня, что мой долг предоставить повествование мое публике. Я имел, однако, причины уклоняться от этого – некоторые из них были совершенно личного характера и не касаются никого, кроме меня самого; но были еще причины и другого свойства. Одно соображение, удерживавшее меня, было таково: не ведя дневника в продолжение большей части времени, когда я был в отсутствии, я боялся, что не смогу написать по памяти рассказа столь подробного и связного, чтобы он имел вид той правды, которая была в нем в действительности, и выкажу только естественное неизбежное преувеличение, к которому склонен каждый из нас, описывая происшествия, имевшие могущественное влияние на возбуждение наших способностей воображения. Другая причина была та, что происшествия, которые должно было рассказать, по природе своей были столь положительно чудесны, что я, ввиду неподдержанности моих утверждений никакими доказательствами, как это поневоле должно было быть (кроме свидетельств одного индивидуума, да и тот индеец смешанной крови), мог бы надеяться только на то, что мне поверят в моей семье и среди тех моих друзей, которые в продолжение целой жизни имели основание увериться в моей правдивости, – но, по всей вероятности, большая публика стала бы смотреть на то, что я стал бы утверждать, просто как на наглую и простодушную выдумку. Недоверие к моим собственным способностям как писателя было со всем тем одной из главных причин, каковые мешали мне согласиться с уговариваниями моих советников.

Между теми джентльменами в Виргинии, которые выражали величайший интерес к моему рассказу, в особенности к той его части, которая относилась к Полуденному океану , был мистер По, недавно бывший издателем «Южного литературного вестника», ежемесячного журнала, печатаемого мистером Томасом В. Уайтом в городе Ричмонде. Он очень советовал, вместе с другими, теперь же приготовить полный рассказ о том, что я видел и пережил, и положиться на проницательность и здравый смысл публики – утверждая с полной правдоподобностью, что, несмотря на необработанность в чисто литературном отношении, с какой вышла бы в свет моя книга, самая ее неуклюжесть, ежели в ней есть таковая, придаст наибольшее вероятие тому, что ее примут за истину.

Несмотря на это увещание, я не мог настроить свой ум сделать так, как он мне советовал. Видя, что я не займусь этим, он предложил мне изложить своими собственными словами первую часть моих приключений по данным, сообщенным мною, и напечатать это в «Южном вестнике» под видом вымысла. Не имея против этого никаких возражений, я согласился, условившись только, что настоящее мое имя будет сохранено. Два выпуска мнимого вымысла появились последовательно в «Вестнике», в январе и феврале (1837), и для того, чтобы на это смотрели действительно как на вымысел, имя мистера По приложено было к очеркам в оглавлении журнала.

То, как принята была эта хитрость, побудило меня наконец предпринять правильное составление и печатание упомянутых повествований, ибо я нашел, что, несмотря на вид вымысла, каковой был так находчиво придан той части моего отчета, которая появилась в «Вестнике» (без изменения или искажения хотя бы одного случая), публика совсем не была расположена принять это как выдумку, и несколько писем было послано по адресу мистера По, которые ясно свидетельствовали об убеждении читателей в противном. Отсюда я заключил, что события и случаи моего повествования были такого свойства, что сами в себе имели достаточную очевидность их собственной достоверности, и следовательно, я мог мало опасаться насчет недоверия публики.

Теперь когда все начистоту сказано, сразу будет видно, на что из последующего я притязаю как на мое собственное писание; и также будет понятно, что ни один случай не искажен в первых нескольких страницах, которые написаны мистером По. Даже тем читателям, которые не видали «Вестника», будет излишне указывать, где кончается его часть и начинается моя: разница в слоге будет вполне заметной.

Нью‑Йорк, июль, 1838

Глава первая

Мое имя Артур Гордон Пим. Мой отец был почтенным торговцем морскими материалами в Нантукете, где я родился. Дед мой по матери был стряпчим и хорошо вел дела, которых у него было достаточно. Он был счастлив во всем и совершил несколько удачных оборотов на акциях Эдгартонского нового банка, когда тот был только что основан. Этим способом и другими он скопил порядочную сумму денег. Ко мне он был привязан, как мне кажется, более чем к кому‑либо другому на свете, и я рассчитывал унаследовать большую часть его состояния после его смерти. Когда я был в возрасте шести лет, он отдал меня в школу старого мистера Риккетса, джентльмена с одной лишь рукой и чудаческими манерами – он хорошо известен почти каждому, кто посетил Нью‑Бедфорд. Я пробыл в его школе до шестнадцати лет и потом покинул его, чтобы перейти в школу мистера Э. Рональда, что на горе. Здесь я подружился с сыном мистера Барнарда, морского капитана, который обыкновенно совершал плавания на судах Ллойда и Реденбурга, – мистер Барнард также хорошо известен в Нью‑Бедфорде, и я уверен, что у него есть родственные связи в Эдгартоне. Его сына звали Августом, он почти на два года был старше меня. Он совершил плавание с отцом на китобойном судне «Джон Дональдсон» и всегда рассказывал мне о своих приключениях в южном Тихом океане. Часто я отправлялся вместе с ним к нему на дом и оставался там целый день, а иногда и всю ночь. Мы спали в одной постели, и он мог быть уверен, что я не засну почти до рассвета, если он будет рассказывать мне истории о туземцах острова Тиниана и других местах, которые он посетил во время своих путешествий. Под конец я не мог не быть захвачен тем, что он говорил, и мало‑помалу чувствовал величайшее желание отправиться в море. У меня была парусная лодка, называвшаяся «Ариэль», стоимостью около семидесяти пяти долларов. Она имела полудек с каморкой и была оснащена на манер шлюпки – я забыл ее вместимость, но в ней могло бы поместиться до десяти человек без особой тесноты. На этой лодке мы имели обыкновение совершать безумнейшие в мире проделки; и когда я теперь о них думаю, мне кажется одним из величайших чудес, что я доныне нахожусь в живых.

Я расскажу одно из этих приключений как введение к более длинному и более серьезному повествованию. Однажды вечером у мистера Барнарда были гости, и мы оба, Август и я, порядочно выпили к концу вечера. Как обыкновенно в этих случаях, я предпочел разделить с ним его постель, нежели идти домой. Он уснул, как мне показалось, очень спокойно (было около часу, когда общество разошлось), не сказав ни слова на свою любимую тему. Могло пройти около получаса, как мы были в постели, и я только что стал погружаться в дремоту, как вдруг он вскочил и поклялся страшной клятвой, что не будет спать ни из‑за какого Артура Пима во всем христианском мире, когда дует такой великолепный ветер с юго‑запада. Никогда в жизни я не был столь удивлен, не зная, что он разумел, и думая, что вина и крепкие напитки, которые он выпил, совершенно вывели его из себя. Он продолжал говорить очень спокойно; он знает, сказал он, что я думаю, будто он пьян, но он никогда в жизни не был более трезв. Он только устал, прибавил он, лежать в постели в такую чудесную ночь, точно собака, и был твердо намерен встать, одеться и выехать на лодке повеселиться. Вряд ли смогу я сказать, что овладело мной, но не успели слова эти вылететь из его уст, как я почувствовал дрожь величайшего возбуждения и удовольствия, и его сумасшедшая затея показалась мне одной из самых чудесных и разумнейших вещей в мире. Ветер переходил почти в бурю, и погода была очень холодная – это было в конце октября. Тем не менее я вскочил с постели в некоторого рода восхищении и сказал ему, что я так же смел, как и он, так же, как и он, устал лежать в постели, точно собака, и готов на всякую веселую выдумку и забаву, как и какой‑нибудь Август Барнард в Нантукете.

Не теряя времени, мы оделись и бросились к лодке. Она была причалена у старой обветшалой пристани около склада материалов «Панкея и К о » и почти ударялась своими боками о грубые плахи. Август вошел в нее и стал вычерпывать воду, ибо лодка почти до половины была полна. Когда это было сделано, мы подняли кливер и грот и, распустив паруса, смело направились в море.

Как я уже сказал раньше, дул свежий ветер с юго‑запада. Ночь была светлая и холодная. Август взялся за руль, а я встал у мачты на деке коморки. Мы летели прямо с большой быстротой, никто из нас не произнес ни слова, с тех пор как мы отвязали...

Я не любитель морских приключений, да и вообще всего, что связано с морем/водой. Но в этом году вода меня просто окружает! Этим летом я в воде побывала и наплавалась больше, чем за последние 5 лет. И тут этот роман По со своими морскими приключениями, которые параллельно прошли с моими приключениями в 3-х дневном сплаве по незабываемой реке Ай. Поэтому впечатление от книги осталось более возвышенное, чем у других читателей, так как окунулась я в эту тему с головой.

Первое, что нужно иметь в виду перед чтением это время написания книги. Роман издан в первой половине 19 века, когда знания о море были не то что далеки до совершенства, они даже не были на стадии прогресса в подобных географических открытиях. То есть это самое начало морских исследований. И если бы не фантастическая часть, можно было считать события историческими. А так на сегодняшний день воспринимается как открытия ребёнка, потому что выглядят настолько наивными. В особенности, когда мы с автором доплываем до Антарктиды… Фантастика просто зашкаливает! Да и всё путешествие, которое совершает главный герой – очень юный искатель приключений, выглядит сверх выдумкой, а не серьёзным путешествием. Конечно, в книге По дал много морских терминов, особенно в мельчайших подробностях отложилось как лучше укладывать груз в трюме. Ну прям очень важная информация была для меня! Описания природы и встречающихся диковинных животных. А сколько автор вложил в роман историй про реальные географические открытия, так для осведомления тех читателей, которые не особо следили за ходом открытий в этих областях. И всё хорошо, если бы не перемешалось всё с фантастикой. Создался эффект, что автор просто не в состоянии был уже больше придумывать приключения.

Но оставим фантастику. Не она меня привлекла к книге. Роман понятно сюжетно провалился. И лучше бы автор дальше писал свои шедевральные рассказы. Кстати, даже слог попроще оказался в романе. Разговорный, без философии и размышлений. Заворожило меня описание поведения персонажей с наступлением морских злоключений. То за что я люблю По. Он тут также точен в передаче душевного состояния в моментах, от которых стынет кровь в жилах, как и в своих мрачных рассказах. Зловещая атмосфера, присутствующая в «похождениях» Артура Пима, до мурашек пробрала. Корабль мертвецов жутко появился на горизонте. Дикари ужаснули своей хитростью, меркантильностью и в особенности жестокостью. А южный полюс небытия так и оставил загадку, только теперь со слоем кошмара.

По итогу. Тем, кто знакомится с Эдгаром По, и тем кто хочет почитать, что-то на морскую тему лучше не читать. Остальным… мне понравилось. Увлекло.

Факультет ономастики

OBSCURUM PER OBSCURIUM

IGNOTUM PER IGNOTIUS

Коллекция «ГАРФАНГ»

Литература беспокойного присутствия

Коллекцию ведет

Евгений Головин

В издании коллекции участвуют

Сергей Жигалкин, Ирина Колташева

В коллекцию «ГАРФАНГ» войдут произведения черной, фантастической, зловещей беллетристики. В основном.

Но это вовсе не стоит понимать однозначно. Ведь наш закат – это рассвет антиподов.

И даже в сердцевине ада тлеет искорка божественного смеха.

Гарфанг – белая полярная сова – с давних времен символизирует бесстрашный поиск неведомого. Знаменитый викинг Торфин Карлсон – один из открывателей нового материка – начертал гарфанга на своем щите.

Когда Раул Амундсен умирал от истощения в полярных льдах, он увидел гарфанга и понял, что берег близко. Но какой берег?..

Edgar Allan Poe.

The Narrative of Arthur Gordon Pym of Nantucket (1837).

подробности возмущения и жестокой резни на американском бриге "Грампус" в пути его к Южным морям, с рассказом о вторичном захвате корабля уцелевшими в живых; об их крушении и последующих ужасных страданиях от голода; о спасении их британской шхуной "Джэн Гай"; о кратком крейсеровании этого последнего судна в Полуденном океане; о захвате шхуны и избиении ее экипажа среди группы островов на 84-й параллели южной широты, о невероятных приключениях и открытиях еще дальше на юг, к коим привело это прискорбное злополучие.

Предуведомление

Между теми джентльменами в Виргинии, которые выражали величайший интерес к моему рассказу, в особенности к той его части, которая относилась к Полуденному океану , был мистер По, недавно бывший издателем "Южного литературного вестника", ежемесячного журнала, печатаемого мистером Томасом В. Уайтом в городе Ричмонде. Он очень советовал, вместе с другими, теперь же приготовить полный рассказ о том, что я видел и пережил, и положиться на проницательность и здравый смысл публики – утверждая с полной правдоподобностью, что, несмотря на необработанность в чисто литературном отношении, с какой вышла бы в свет моя книга, самая ее неуклюжесть, ежели в ней есть таковая, придаст наибольшее вероятие тому, что ее примут за истину.

Несмотря на это увещание, я не мог настроить свой ум сделать так, как он мне советовал. Видя, что я не займусь этим, он предложил мне изложить своими собственными словами первую часть моих приключений по данным, сообщенным мною, и напечатать это в "Южном вестнике" под видом вымысла. Не имея против этого никаких возражений, я согласился, условившись только, что настоящее мое имя будет сохранено. Два выпуска мнимого вымысла появились последовательно в "Вестнике", в январе и феврале (1837), и для того, чтобы на это смотрели действительно как на вымысел, имя мистера По приложено было к очеркам в оглавлении журнала.

Титульный лист первого издания.

Повествование Арту́ра Го́рдона Пима из Нанта́кета (The Narrative of Arthur Gordon Pym of Nantucket , в русском переводе - «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима») - единственный оконченный роман Эдгара По (1838). Считается одним из самых спорных и загадочных его произведений.

«Повесть» отличается рыхлой структурой и распадается на две неравные части, первая из которых описывает события довольно правдоподобные, а вторая - фантастические. Рассказ (который По пытался выдать за подлинные записки , и не совсем безуспешно) ведётся от имени молодого жителя Нантакета по имени Артур Гордон Пим, который, путешествовал по южным морям.

Сюжет

Спрятавшись вместе со своей собакой на отходящем из гавани Нантакета бриге «Грампус», юный искатель приключений вынужден день за днём проводить в кромешной темноте тесного трюма, так что его разум оказывается на грани помешательства. Собака приносит ему записку товарища, на которой с большим трудом он различает нацарапанные кровью слова: «Хочешь жить, не выходи из убежища».

Как выясняется, на борту взбунтовались матросы. По договорённости со своим другом Пим неожиданно является перед мятежниками под видом привидения покойного моряка и, воспользовавшись их замешательством, перехватывает инициативу вместе с союзниками из числа команды. После жестокой резни на корабле в живых остаются четверо, запасы провизии во время шторма смывает в океан, мимо проплывает корабль с разбросанными по палубе трупами. Для выживания в открытом море Пим со спутниками вынуждены предаваться каннибализму . В конце концов Пим с товарищем оказываются на перевернувшемся судне в окружении голодных акул.

В этом, казалось бы, безнадёжном положении их неожиданно подбирает судно из Ливерпуля, следующее на юг. Преодолев ледяные препятствия, они попадают в необычайно тёплые края поблизости от южного полюса . Там они высаживаются на остров, где живут негры настолько чёрные, что даже зубы у них чёрного цвета, а белого цвета они не знают вовсе. При виде зеркал дикари имеют свойство падать ниц и лежать без движения, закрыв лицо руками.

После того, как все белые на корабле становятся жертвами кровожадных туземцев, Пим со своим спутником прячется в горах на острове, потом, улучив момент, угоняет у дикарей пирогу и вместе с пленённым туземцем держит путь на юг по млечным волнам. С каждым днём становятся жарче, вместо дождя с неба падает «тончайшая белая пыль» вроде пепла. Навстречу путникам «несутся огромные мертвенно-белые птицы».

Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашая нас в свои объятья. И в этот момент нам преграждает путь поднявшаяся из моря высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване. И кожа ее белее белого.

На этом обрываются ежедневные записи Артура Гордона Пима. В кратком послесловии издатель даёт толкование знаков, обнаруженных Пимом на стенах лабиринта на острове чернозубых людей. По его мнению, эти знаки образуют «эфиопский глагольный корень быть чёрным », «арабский глагольный корень быть белым » и древнеегипетское слово «область юга».

Толкования

На протяжении XIX века единственный роман По считался его безусловной неудачей и переиздавался только в полных собраниях сочинений (да и то без заключительных строк о фигуре в саване). Критики вроде Уоллеса указывали на несовместимость описанных в книге событий с научными данными. Сам По обмолвился о романе лишь однажды, назвав его в частной переписке «преглупой книгой». Не исключено, что во время написания повести он находился под влиянием учения Джона Симмса о Полой Земле .

Общая же переоценка значения «Повести…» в наследии По и в истории американской литературы наметилась в середине XX века. Критики стали обращать внимание на спиралевидную структуру повествования, которой присущ ритм повторений, сходный с набеганием морских волн. Хорхе Луис Борхес считал повествование Пима лучшим из всего, написанного По. Подобно «Случаю на мосту через Совиный ручей» Амброза Бирса и его собственному рассказу «Юг», в путешествии Пима по белому океану можно видеть метафору посмертного угасания сознания рассказчика (или путешествия души к создателю) - если принять тезис о том, что Пим в действительности никуда не сбежал, а погиб при нападении враждебно настроенных негров.

Попытки истолкования романа и его загадочного финала наталкиваются на проблему символизма белого цвета. С ней созвучна глава «Моби Дика » о мистической белизне белого кита: из всех земных цветов только белый - цвет пустоты и небытия - вызывает безотчётный, сверхъестественный ужас. Современные афроамериканские комментаторы во главе с нобелевской лауреаткой Тони Моррисон видят в цветовом символизме По не более, чем отражение его расовых предрассудков , однако существуют и более изощрённые толкования (метафизический ужас автора вызывает белизна чистого листа бумаги).

В России

Впервые на русском языке роман был опубликован в журнале Достоевского «Время » в 1861 году в переводе Егора Моллера. В последующие 50 лет появилось еще 6 переводов, в том числе Михаила Энгельгардта и Константина Бальмонта . Перевод Бальмонта перепечатывается и в наши дни наряду с современным переводом Георгия Злобина. «Повесть…» является подтекстом фантастического романа Бориса Садовского «Приключения Карла Вебера», где также описана экспедиция к Южному полюсу.

Источник

Ronald Clark Harvey. The Critical History of Edgar Allan Poe’s The Narrative of Arthur Gordon Pym: A Dialogue with Unreason . Routledge, 1998.

Ссылки

Произведения Эдгара Аллана По
Роман	Повесть о приключениях Артура Гордона Пима
Рассказы 1830-х годов	Метценгерштейн (1832) · Бон-Бон (1832) · Без дыхания (1832) · Герцог де л"Омлет (1832) · На стенах Иерусалимских (1832) · Рукопись, найденная в бутылке (1833) · Фолио клуб (1833) · Четыре зверя в одном (Человек-жираф) (1833) · Береника (1835) · Морелла (1835) · Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля (1835) · Король Чума (1835) · Тень. Парабола (1835) · Свидание (1835) · Мистификация (1837) · Тишина. Притча (1837) · Лигейя (1838) · Как писать рассказ для Блэквуда (1838) · Трагическое положение. Коса времени (1838) · Чёрт на колокольне (1839) · Человек, которого изрубили в куски (1839) · Падение дома Ашеров (1839) · Вильям Вильсон (1839) · Почему французик носит руку на перевязи (1839) · Разговор Эйрос и Хармионы (1839) ·
Рассказы 1840-х годов	Делец (1840) · Человек толпы (1840) · Дневник Джулиуса Родмэна (1840) · Убийство на улице Морг (1841) · Низвержение в Мальстрём (1841) · Остров феи (1841) · Элеонора (1841) · Три воскресенья на одной неделе (1841) · Беседа Моноса и Уны (1841) · Не закладывай чёрту своей головы (1841) · Овальный портрет (В смерти - жизнь , 1842) · Маска Красной смерти (1842) · Тайна Мари Роже (1842) · Колодец и маятник (1842) · Сердце-обличитель (1843) · Золотой жук (1843) · Чёрный кот (1843) · Надувательство как точная наука (1843) · Очки (1844) · Повесть Крутых гор (1844) · Преждевременное погребение (1844) · Продолговатый ящик (1844) · Ангел Необъяснимого. Экстраваганца (1844) · «Ты еси муж, сотворивший сие» (1844) · Литературная жизнь Какваса Тама, эсквайра (1844) ·